Вариант «Бис» (с иллюстрациями) - Сергей Анисимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что? – удивился британец, хорошо знавший немецкий.
– «Ратш-бум», – повторил немец, не слишком вежливо ткнув рукой в направлении вспышек на горизонте.
– Я не понимаю.
– В первый раз слышите это?
– Что – это?
Британский майор искренне пытался понять, что имеет в виду немец, показавший на опоясанный белыми вспышками темный горизонт, по направлению к которому двигалась их колонна, но в какофонии вздохов и шелеста рвущихся вдалеке снарядов так ничего особенного и не разбирал.
– Привыкайте, герр майор, – опять буркнул немец. – Я-то надеялся, что долго теперь не услышу эту суку.
Он коротко и тихо выругался, употребив пару новых для чистокровного «байта»[87] оборотов.
– Слышите? Такой то-онкий звук? «Рат-т-тш!» И тут же – «Бум!». Русская противотанковая пушка. Мы должны быть уже близко.
– Что, их превосходительство генерал-майор собирается атаковать ночью?
Англичанин намеренно употребил армейское звание вместо «бригаденфюрера» – мелкая деталь, показывающая, кто здесь хозяин.
– Приказ был вступить в контакт, установить противостоящие силы, утром контратаковать… Было бы лучше, герр майор, если бы вы в штаб дивизии отправились. А то не ровен час…
– Я потому и нахожусь здесь, а не в штабе дивизии, потому что там ваш «Ратш-бум» не слышен.
– Будьте спокойны, – немец хмыкнул. – Когда русские начинают свой «Бум», слышно их бывает очень хорошо.
– Вы уже были на русском фронте, майор?
Немец вместо ответа отвернул косой воротник плаща и посветил лучом маленького ручного фонарика на красно-белую ленточку. «Мороженое мясо», русская зимняя компания.
– Полтора года, – сказал он после некоторого молчания. – Потом, слава Богу, отправили к вам на отдых.
– Неужели общение с нами вам показалось отдыхом?
– Ну почему же… У нас были свои трудности. Налеты, обстрелы… Когда вы переправились, рай кончился. Но с Россией это не сравнить.
– Вы так встревожены русским наступлением. Не верите, что русские остановятся?
– Простите меня, герр майор, но – нет, не верю. Они, конечно, остановятся. Но это будет не здесь, и даже не в Голландии. В Бельгии – может быть. Во Франции – почти наверняка. Но не здесь.
– Ну, ваша дивизия и не имеет такой неблагодарной задачи, как нанесение поражения всей русской армии. Вы стоите на острие копья. За нами катятся дивизии и армии. Постепенно давление станет для русских непреодолимым, и они вынуждены будут остановиться.
– Да, я примерно так и предполагаю, – согласился немецкий офицер. – Количество ваших «шерманов» может впечатлить. От нашей танковой дивизии осталось полбатальона. Так что на помощь доблестных союзников мы рассчитываем как на единственное средство как-то их удержать. Если бы нашим правительствам удалось договориться до июня, то мы бы остановили их и в одиночку. Разбить – вряд ли, а остановить бы остановили. Но, как я с вами согласился, герр майор, эти месяцы не были раем. Мы почти не получали пополнений, а потери были огромными. Вы воюете как богатые люди.
– Я думал, это относится только к американцам.
– Нет, и к вам тоже. Хотя теперь и большевики, я слышал, тоже так воюют. Сначала артобстрел, потом авианалет, потом танки от горизонта до горизонта, и только потом пехота.
– Вам приходилось видеть русского комиссара?
– Конечно, – немец равнодушно махнул рукой. – В первые годы было много пленных. Их строили и говорили: «Евреи и комиссары – выйти из строя». И всегда несколько человек выходило.
– И что?
– Ничего. Расстреливали. Так что видел.
– Скажите, майор, – британец пожевал губами, обдумывая услышанное. – Вам приходилось слышать про Женевскую конвенцию?
– Разумеется. Не надо считать меня необразованной деревенщиной. Но это был Восточный фронт, а не Западный. Мы и Untermenschen[88]. Здесь другие правила, герр майор. Не рекомендую вам попадать в плен.
– Я в плен не попаду.
– Разумеется, герр майор. Я просто предупреждаю. Если вас увидят в обществе воинов СС, в плен вы уже не попадете.
– Вы имеете в виду…
– Ага. Именно это.
Оба они помолчали. Передовой танк ядра дивизии катился по хорошей дороге в сторону приближающихся вспышек. Сзади шла вся колонна, танки, инженерные машины, гренадеры.
– А про Палестинскую бригаду вам слышать приходилось?
Британцу было все-таки немножко не по себе, и ему хотелось поговорить.
– Нет, – немец, казалось, был удивлен. – Это британская часть?
– Да, британская, из палестинских евреев. Не видали еще такую вот голубенькую нашивочку на плечах? Со звездой Давида?
– Не встречал… А было бы интересно… Не думайте, что я твердолобый нацист, герр майор. Я никогда не одобрял крутые меры по отношению к евреям. Но такова политика Рейха, что можно поделать? Среди комиссаров немало евреев, конечно, но меня всегда удивляло, что из строя выходят светловолосые…
– Вы бы не вышли?
– А меня не спросят!
Впереди послышалось громкое тарахтение, различимое даже за ревом танкового двигателя. Из темноты вынесся мотоцикл с коляской, вильнул, остановился на секунду, седок прокричал несколько фраз и исчез позади. Немецкий офицер, перегнувшись вниз, взял в руки микрофон рации и остановил колонну несколькими короткими словами.
– Три с половиной километра, – сказал он, вновь повернувшись к британцу. – И… половина пятого утра.
В темноте снова сверкнул луч засунутого в рукав плаща фонарика.
– Пять минут ждем приказаний, потом занимаем оборону по сторонам дороги. Идти дальше вперед я не намерен.
– Русские умеют драться ночью, майор?
– Не очень. Как и все остальные. Они хорошо дерутся ночью, если нападают. И мы хорошо деремся ночью, если нападаем. В этом нет ничего такого нового. Но в последнее время нам приходилось больше практиковаться. Днем, в хорошую погоду, ваши истребители-бомбардировщики не давали нам передвигаться. Завтра мы увидим русские самолеты – и, очень хочу надеяться, английские или американские. Я несколько отстал от местных новостей, но мне рассказывали, что с воздушной угрозой здесь стало не легче.
Штаб дивизии потратил значительно больше времени, чем отведенные для себя командиром немецкой танковой колонны пять минут. В ожидании приказа танкисты начали умело разворачивать имеющиеся средства, оседлывая дорогу. В ночной атаке у них были хорошие шансы потрепать головные русские части, но близкое соседство противотанковых пушек не располагало к излишнему безрассудству. Ганс-Ульрих, как звали немецкого командира, предпочитал дождаться хоть какой-нибудь определенности. Если перед ними находятся лишь небольшие мобильные части, пусть и усиленные артиллерией, их атакуют с рассветом – возможно, получив дополнительную поддержку частей дивизии. Русские к тому времени тоже смогут что-то подтянуть, и если ни одна сторона не добьется решительного успеха в первые часы, то начнется гонка за то, кто успеет подойти первым: продвигающаяся по той же дороге дивизия вермахта в более-менее боеспособном состоянии или же русский корпус. Силы будут наращиваться до тех пор, пока одна из сторон не получит такое превосходство в массе, которое позволит ей подавить средства другой стороны и пройти сквозь ее позиции. Времена, когда героизм одного человека мог оказать влияние на ход сражения, давно прошли. Теперь имела значение только масса.
В половине седьмого, когда видимость стала приемлемой, «тигры» двинулись вперед. По сообщениям разведбата, половину ночи проводившего разведку боем, в трех километрах впереди находились остановившиеся при столкновении с разведчиками подвижные силы русских – некоторое количество средних и легких танков, самоходные орудия, пехота. Одна из рот попала под огонь противотанковой батареи, удивительным образом успевшей подготовить себе позиции, – эту батарею они и слышали ночью. Все, что стало известно штабу дивизии, было нанесено на крупномасштабную карту окрестностей Ольденбурга, которую Ганс-Ульрих держал развернутой на броне идущей в центре ромба командирской машины. Британец, подписав какие-то бумаги, отправленные им с посыльным в штаб дивизии, остался с ним за члена экипажа.
Дивизия СС, почти все части которой уже вышли на исходный рубеж, наносила контрудар по наступающим русским частям, стремясь перерезать идущую в направлении Бремена автостраду, по которой русские гнали войска на запад. Времени на дополнительную разведку, координацию с авиацией или местными частями «Frontschwein»[89], влившимися в гренадерские полки по пути, уже не было. Скорость, ударная мощь и внезапность были единственными козырями дивизии, которая в ее теперешнем состоянии не имела никаких шансов в обороне, если бы русские первыми нанесли сильный удар.
Над головами по плечи высунувшихся из люков танкистов пронеслись несколько тесных групп истребителей-бомбардировщиков – чудное зрелище для тех, кто не видел самолетов с крестами уже почти целый год. «Фокке-вульфы» ушли в сторону русских позиций, где рвалось и трещало, немногочисленные пушки дивизии спешили использовать имеющиеся снаряды до того, как «тигры» вклинятся в наспех подготовленную оборону русских.