Сердце звездного дракона (СИ) - Морвейн Ветер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— До заката отдохнём здесь, — с деланным равнодушием произнёс Ровеналь.
Эллера, однако, поняла, в чём дело, и с искренним любопытством принялась оглядываться по сторонам.
— Ты жил здесь?
Ровеналь молча кивнул.
— Не очень долго, — признался он. — Большую часть времени я проводил за пределами планеты.
Эллера вздохнула.
— Бьюсь об заклад, ты сам ничего толком не знаешь о мире, который собрался спасать.
Ровеналь промолчал.
31
В ожидании наступления вечера Эллера устроилась в кресле в гостиной. Она надеялась, Ровеналь больше расскажет ей об этом месте, но утомлённая бегством и недавними видениями, задремала.
Увы, мысли не давали ей покоя и во сне. Уже приближались сумерки, когда она открыла глаза и поняла, что находится в комнате одна.
Вставать не хотелось. Отдохнувшей она себя не чувствовала — только спина ныла от неудобной позы.
Пошевелившись, Эллера осторожно вынула из-под себя затёкшую руку и, подтянув колени на сидение, обняла их.
Она сидела, смотрела на экзотический город, расстилавшийся за окном, и думала о том, что будет потом.
Возможно, они многое могли друг другу простить. Эллера чувствовала это, хотя помнила и разобрала по полочкам пока ещё не всё.
Она не удивлялась тому, что так долго не верила Ровеналю — и тому, что так внезапно поверила. Знала, что это естественно. Что так было всегда.
И ещё множество вещей «были всегда».
Всегда Ровеналь был её врагом.
Всегда Ровеналь вёл борьбу, смысла которой Эллера не понимала. И Эллера тоже всегда вела борьбу, и Ровеналь тоже никогда её не понимал.
Они научились находить общий язык. Научились молчать о том, что их разделяло. В основном потому, что на самом деле всё-таки понимали друг друга лучше, чем мог бы понять любого из них кто-нибудь другой.
Оба не знали меры в своих стремлениях. Оба не боялись умереть за то, во что верили. И оба понимали, что это глупо и что большинство людей… или драконов… не станет поступать так.
Ещё Эллера помнила, что в той, прошлой жизни, она вовсе не была драконом. А кем всё-таки была — не знала.
В осколках её воспоминаний одна эпоха сменяла другую, и она не могла разобрать, была ли это одна жизнь или десятки разных.
Но Ровеналь был рядом. Всегда. Врагом и любимым — до последнего два в одном.
Эллера не была уверена, захотела бы он аэто обсуждать, если бы Ровеналь был здесь, или нет?
Она смутно помнила, что в той, прошлой жизни, их объединили воспоминания, которых не было ни у кого, кроме них двоих.
В этой жизни воспоминаний не стало. И Эллера со страхом думала — сумеют ли они теперь найти общий язык?
Ещё она помнила свою смерть. В тот же день, когда спрыгнула со скалы с закованным в цепи Ровеналем на руках. Она не разбилась. Но бой и бегство отняли у неё остатки сил. А те трое, что остались за спиной, преследовали их. Намеревались казнить… Ровеналя, не её.
Но для Эллеры это давно уже было одно и то же. И ещё… Она смутно помнила, что действительно предпочла умереть сама. Потому что устала от войны. Устала защищать тех, кому на неё наплевать. Устала вечно прощать и понимать.
И мысли о том, что те трое пытаются их настичь, ранили её. Звенели предательством в ушах.
Она не хотела выбирать и не хотела искать выхода из бесконечного лабиринта кривых зеркал. Потому пробила его головой и ушла.
«Чтобы снова вернуться в такой же лабиринт», — со вздохом подумала она.
От событий собственной жизни, густо заплетённых в противостояние Эквилибриума, Инквизиции, Кармелона, какого-то мало понятного пока Ордена, ломило в висках.
Она думала о том, что Эквилибриум, объединивший под своим крылом галактику, был, видимо, тем самым, о чём Эллера мечтала и тогда, в прошлом.
«Но как это произошло? Из кого он произошёл?» — ответов на эти вопросы Эллера не знала.
Она думала о том, как повстанцы при поддержке Кармелона разрушили башни, призванные установить порядок в подвластных Эквилибриуму мирах… С тем, чего хотел тогда Ровеналь, можно было соглашаться или нет. Но это было просто и ясно. И Эллера его понимала.
Она сама хотела порядка. Хотела разумного устройства жизни. Хотела, чтобы люди осознали, что делать добро выгодней, чем бесконечно друг другу вредить. Старалась добиться этого любой ценой — как её учили много веков назад.
Но она понимала и то, что Ровеналь не желает вечно подчиняться, вечно быть ячейкой в строю сотни одинаковых лиц. Что он жаждет свободы, возможности выбирать. И Эллера знала, что Ровеналь из тех, кто, имея свободу, не сотворит зла.
Она могла спорить о том, насколько нужна свобода всем. О том, приведёт она к хаосу или нет, но…
«Она уже привела. Привела нас к Инквизиции. К мракобесию. К полному отрицанию разума. Где твоя грёбаная свобода, Ровеналь? Что стало с ней теперь? Не сумел удержать?»
Инквизицию Эллера не понимала. Не столько потому, что испытывала к ней отвращение, сколько потому, что принципы и логика её функционирования ускользали от осознания. Запреты и требования казались скоплением сюрреалистических картин. И от попыток разобраться в том, что же пошло не так, начинала болеть голова.
«Что говорят твои принципы теперь?» — спрашивала она Ровеналя про себя. «Неужели они — лучше, чем то, что могла предложить я?»
Впрочем, Ровеналя не было рядом, чтобы дать ей ответ. И Эллера вынуждена была довольствоваться тем, что перебирала в мыслях всё, что услышала от него за последние дни.
«Ты не хочешь спасать чужие миры. Ты говоришь, что каждый за себя. Я понимаю тебя, Ровеналь, понимаю, как никогда. Но разве ты сможешь выжить один на своём Кармелоне, наплевав на всех остальных? Дело даже не в том, плохо это или хорошо. Дело в том, что они придут за тобой… Да и что стану делать здесь я?»
— Если они придут — мы сумеем их остановить. В этот раз мы будем готовы.
Голос прозвучал за спиной, заставив Эллеру вздрогнуть.
— Я говорила вслух? — поинтересовалась она.
— Я слышу тебя… иногда.
Ровеналь обошёл кресло, в котором сидела нашаа, и
