Урусут - Дмитрий Рыков

Белый Лоб с удовольствием выпил арак. И еще. И еще.

«А где же я буду спать? – подумалось ему. – Моя повозка – добыча какого-нибудь быстрого чагатая! Шатер завалили, свернули – пригодится кому-то в обратном походе. А, теперь не все ли равно!»

Виночерпии подносили и подносили – шел пир. Один волк в борьбе за право таскать ягнят из отары покусал другого, и теперь по этому поводу – обжирательство, пьянство, факиры, жонглеры, а ночью будут ставшие в одночасье рабынями, доставшиеся победителям чьи-то бывшие жены и дочери. А за шатром, дальше, в Волге, плавают опухшие посиневшие трупы, к которым уже прилипли раки; другие горы трупов, унесенных течением – сбиваются на порогах, а в степи, на протяжении двухсот верст дальше от реки – с торчащими стрелами, обглоданные шакалами, лисами и волками мертвые тела, а рядом – орлы, которые не могут взлететь, потому как объелись падали.

Олега качнуло раз, другой… Он не знал – позор или не позор заснуть у Хромого прямо на пиру, но терпеть уже не мог – глаза смыкались.

«Христос сохранил Еноха во времена праотцев, а затем Ноя в ковчеге, Авраама от Авимелеха, Лота от содомлян, Моисея от фараона, Давида от Саула, трех отроков от печи, Даниила от зверей, а меня спасет от Тимура…» – подумал Белый Лоб и повалился навзничь.

Часть 5

Февраль 2012-го года

Москва

I

Будильник в мобильном пищал тихо, но очень противно. Олег не выспался. Увлекся на ночь глядя Дэвидом Митчеллом – и вот наказание. Посмотрел на дисплей – семь ноль-ноль. Какого черта? Осторожно тронул супругу за плечо.

– М-м!.. – недовольно хмыкнула она и сбросила его руку.

– Анна. Анна!

– Что?.. – лежа к нему спиной и не оборачиваясь, спросила она.

– Ты зачем в моем телефоне будильник переставила?

– Сегодня пятница.

– Ну и что?

– Твоя очередь Нинку в школу вести.

– Ух ты! Забыл…

– А-а-а, ничего… – еще тише сказала жена и накрылась одеялом с головой.

Олег сполз с кровати и побрел в ванную. Поплескал в лицо холодной водой, совершил туалет, босиком прошлепал в детскую.

Дочке во сне стало жарко, волосы прилипли к личику, ручки откинуты в стороны. Присел на корточки, пальцем погладил теплую ладошку. Дочка убрала руку. Он зашептал:

– Нин… Нин…

Лапуля приоткрыла глаза, увидела отца и произнесла:

– Разве пока не рано?

– Нет, пора.

– Еще пять минут!..

– Ладно. Но только пять.

– Угу, – согласилась дочка и, поджав коленки, отвернулась к стене.

Он прошел на кухню, взял из холодильника несколько апельсинов, быстро разрезал их пополам и принялся готовить семейный утренний напиток.

Вынул стакан из-под соковыжималки, залпом выпил и пошел под душ. Ванных комнат в квартире имелось две, и еще не ясно, чья выглядела просторней и удобней – родительская или дочуркина. Побрившись, вышел в гостиную, похлопывая себя по щекам, осмотрелся – свет не горел ни в комнате Нины, ни в ее душевой.

Шагнул в детскую – так и есть, спит котенок.

– Колокольчик! – легко потряс Олег ребенка. – Ну что ты, в самом деле! Проспишь школу!

– Прости, папа! – Нина выпрямилась и, не выдержав, широко зевнула. – Я быстро.

– Давай-давай!

Дочка, покачиваясь, пошла в свою ванную, он отправился на кухню, включил кофеварку, затем чайник, вынул пакет с обезжиренным творогом, высыпал часть на тарелочку, вынес в гостиную, поставил на стол, положил рядом ложечку – это завтрак лапули, сам по утрам не ел.

Прошел в гардеробную, открыл шкаф, выбрал рубашку, галстук, запонки, часы, костюм – но от него натянул только брюки, а пиджак повесил в холле на крючок – наденет перед выходом.

Девчушка в кухне пила сок.

– Нин!.. – недовольно пробурчал отец. – Опаздываем. Иди, причесывайся, одевайся, я тебе чай пока заварю.

– Угу! – дочка кивнула, легко развернулась на одной пятке и умчалась.

Ей – чай, себе – кофе, вынес, поставил на стол.

Посмотрел на часы: зимой всегда надо выезжать раньше – пробки, пробки…

Он, чтобы не остыл чай, накрыл чашку блюдцем, а чтобы не остыл кофе, стал отпивать его маленькими глотками.

Вышла дочурка, на ходу причесываясь расческой невообразимых размеров, уселась, вынула из кармана резинку, ловко собрала волосы в хвост, затянула их на затылке.

– Ненавижу творог, – она отодвинула тарелку ладонью.

– А раньше любила, – заметил Олег.

– Раньше… – улыбнулась девочка. – Это когда мне было пять лет?

– Ой-ой-ой, а сейчас мы взрослые!

– Ой-ой-ой, мне уже двенадцать.

– Упаду со стула от удивления. Не может быть!

– Тинейджеры – это круто! – подражая телевизионной рекламе, пропела Нина.

– Обезжиренный творог, – подхватил родитель, – чрезвычайно полезен для здоровья! Белки…

– Витамины, кальций… Фу, бяка.

– Насчет кальция не знаю. Времени мало. Ладно, не творог. Но думаешь, мы что-то успеем приготовить?

– Не надо готовить. Есть хлопья. А еще… Есть «Нескафе». Шарики с какао.

– Откуда у нас эта гадость? – удивился Олег.

– Не знаю, – пожала плечиками дочка и хитро улыбнулась.

– Мрак. В последний раз.

– В предпоследний! – прокричала Нинка уже на бегу в кухню.

Вернулась с коробкой и тарелкой, высыпала, справедливости ради, небольшую порцию и принялась довольно уминать.

– Лимон в чай не положил, – заметила она.

Отец молча подвинул ей тарелочку с нарезанным лимоном.

– Чай с какао – действительно круто, – пробубнил Олег.

– Да какое там какао! – хихикнула девчушка. – Одна химия, ты ведь знаешь.

– Но вкусно.

– Угу.

– Пора.

У двери, одеваясь и обуваясь, нарочно потолкались, смеясь, вышли к лифту. В кабине Нина, глядя в зеркало, принялась поправлять шапочку, шарфик и лямки рюкзака с учебниками и тетрадями.

– Да красивая, красивая, – улыбнулся Олег.

– Я знаю, – с деланным безразличием ответила дочь.

На подземной стоянке прошли к своим парковочным местам. Анин джип облепило грязью от колес до крыши.

Уселись в сверкающий Олегов седан, он завел машину, одновременно пристегнулись, поехали. У шлагбаума охранник Витя приветливо махнул рукой, водитель отсалютовал ему ладонью в перчатке. Нинке здороваться было некогда – она прикрывала неожиданный зевок.

– Штурман, – произнес отец, выруливая на проезжую часть. – Как едем – через Пресненский Вал с разворотом или сразу на Малую Грузинскую?

– Второй вариант! – колокольчик сделала повелительный жест перед лобовым стеклом.

Мимо промчался скромный минивэн, обдав их мокрым снегом. Олег включил дворники и поехал следом.

– Отправитесь после обеда с мамой в художку – скажи, пусть машину помоет.

– Ланна.

– Я вчера поздно пришел – ты уже спала.

– Понимаю.

– Ну, извини.

– Понимаю.

– Чем вечером занималась?

– Уроками.

– Я – не бабушка, – посмотрел на ребенка Олег. – Мне можно и не заливать.

– Честно – уроками. А потом «ВКонтакте» сидела.

– Ужас.

– Ага. Нецензурщина и порнография. Пап, я с подружками общаюсь. Вот и все.

– Дети растут, растут, а потом – бах! – уже взрослые.

– А потом – бах! – я замуж выхожу за слесаря. Пап, ну я же у тебя умная.

– Умная-разумная, а по английскому «четверку» получила.

– Во-первых, ты знаешь, у нас с Евгенией Арутюновной несовпадение характеров. Все ее оценки – с потолка. Во-вторых, в твоем детстве школьники по три языка не учили. В-третьих, ты мне сам рассказывал, что языком можно овладеть, лишь общаясь с его носителями. То есть если бы ты пару лет не проучился в Чикагском университете, то не смог бы объясниться даже на ресепшене любого зарубежного отеля.

– Глупость. На ресепшене – только так.

– Хорошо. Бегло читать? Говорить на узкоспециализированные темы?

– Смотря какие.

– Да ладно, – махнула она рукой, – на любые. Все равно я уверена, что ты в моем возрасте по-английски так не разговаривал.

– У нас висел «железный занавес» и никто не думал, что иностранный язык вообще когда-нибудь пригодится. Но на любительском уровне мой считался достаточно хорошим, иначе в Чикаго меня просто бы не взяли. Кому нужен студент, не понимающий, что ему рассказывают? Ясно, маленькая воображала?

– Я-а-сно, – опять зевнула дочурка.

– Слушай! – даже крикнул папа. – Я наконец посмотрел по твоему совету «Принцессу Мононокэ!»

– И как, – она тронула его за локоть, – понравилось?

– Не то слово!

– А со мной лень было?

– Ну знаешь, обычный прагматизм. Во-первых, ты его сама уже раза три видела.

– Пять.

– Вот. И мы садимся у телевизора, и через пятнадцать минут я понимаю – не пошло.

– А ребенку сказать неловко, и приходится досматривать до конца…

– Умница! А так я торчал в пробке, пока то да се, посмотрел. Здорово!

– Ты со мной всего Миядзаки узнаешь.

– Да, по-моему, одни доисторические и остались – года до 80-го. Я рад, что у меня дочка смотрит Миядзаки.