Честное пионерское! Часть 4 - Андрей Анатольевич Федин

красное, словно после бани, лицо. Мужчина всё же чиркнул локтем по моему плечу; и раздражённым тоном обронил серию едких фраз в адрес обменивавшихся ценными сведениями пожилых женщин — те дружно рявкнули в ответ. Я не следил за начинавшимся скандалом. Неторопливо подошёл к Ивану Сомову; на ходу перебирал в уме вопросы, которые хотел задать этому парню.

Но вопрос Сомова прозвучал раньше, чем мои.

— Ты один? — спросил Иван.

Он снова взглянул поверх моей головы — туда, откуда доносились голоса скандалистов.

— Ты ждал кого-то ещё? — сказал я.

Сомов повертел головой — будто прикидывал, кто из посетителей «Универмага» за нами следил. Я не понял, рассмотрел ли он в толпе подходящие на роль моих сопровождающих кандидатуры. Потому что парень ухмыльнулся, нервно дёрнул плечом и снова уставился на меня.

— Принёс? — спросил он.

Я покачал головой.

— Нет. «Вальтер» я тебе не отдам. Прости…

— Что⁈

Сомов шагнул ко мне. Но он тут же замер и с опаской взглянул на вдруг прекративших скандал граждан.

Сказал:

— Мы же с вами договорились!..

Я развёл руками.

Не обернулся, хотя испытал желание узнать, чем завершилась ссора краснолицего мужика и пенсионерок (почти не сомневался, что женщины «победили»).

— Непредвиденная ситуация, — сказал я. — Случился так называемый «форс-мажор». «Вальтера» у меня нет…

Вскинул руку — жестом предложил Сомову повременить с претензиями.

—…Но у меня есть кое-что получше.

— Мы с вами договаривались!.. — повторил Иван.

Он сунул руки в карманы, насупился.

Я повернул к нему свои ладони в знак открытости намерений.

— Меня попросили передать, что ваша затея с самолётом теперь не имеет смысла.

— Кто попросил⁈ — спросил Иван.

Я вскинул руку.

— Дослушай!

Десятиклассник снова посмотрел мимо меня — точно проверил: не движется ли в нашу сторону «группа захвата».

— Мне пообещали, что семьи твоих приятелей немцев преспокойно уедут из Советского Союза, — сказал я. — Законным способом. Так что пусть Миллеры готовят документы, пишут заявления… и всё такое прочее.

— Кто пообещал?

Сомов отступил на полшага: так ему проще было смотреть мне в глаза.

— Те люди, которым я отдал пистолет.

— Какие… люди? Витюша?

Иван нервно усмехнулся.

— Мы с Виктором Егоровичем — лишь вершина айсберга, — сказал я. — А другую его часть тебе видеть не положено. Для твоей же собственной…

Не договорил — вынужденно сделал паузу.

Потому что Сомов недоверчиво хмыкнул.

— Мне не известны детали процесса эмиграции, — продолжил я. — Но твои друзья наверняка с ним хорошо знакомы. Передай им, чтобы выждали с подачей документов до десятого марта этого года. Запомни: до десятого марта. А после этой даты двери на выход из СССР приоткроют — специально для них.

Иван недоверчиво дёрнул головой. Скривил губы. Вновь напомнил мне о Ваньке-дураке.

— И кто же такое сделает? — спросил он. — Витюша?

Он проводил взглядом устремившееся на второй этаж семейство: молодую пару с ребёнком детсадовского возраста. Те мазнули по нашим лицам равнодушными взглядами. На ходу расстёгивали пуговицы на верхней одежде.

— Ваня, а тебе не всё ли равно? — ответил я. — Кто поможет твоим приятелям покинуть СССР — не имеет значения. Важно, что эти люди исполнят своё обещание. После десятого марта ты сам поймёшь, что моим словам можно верить. Пойми: это не лично мои заверения — я передал тебе то, что меня попросили передать.

Сомов стрельнул взглядом поверх моей головы.

Спросил:

— И что же случится десятого марта? — спросил он.

Я улыбнулся.

Пообещал:

— Скоро ты об этом узнаешь. Не сомневайся. Числа одиннадцатого… марта, конечно… об этом будут кричать все радио- и телеприёмники страны. А потом напишут и все газеты. Эту новость ты точно не пропустишь. И посмотришь на мои сегодняшние заверения уже под иным углом. Поймёшь, что они — не пустые звуки.

Сомов глубоко вдохнул — будто попытался успокоиться.

И тут же выдохнул.

— Пацан, и это всё, о чём тебе вели мне сказать? — спросил он.

Я покачал головой.

— Нет.

По примеру своего собеседника огляделся — людей в магазине за минуты, прошедшие с начала нашего с Иваном разговора, не стало меньше. Я вынул из кармана красную ленту с синими сердечками. Показал её старшему брату Вовчика.

По взгляду парня понял: Сомов её узнал.

— Из пистолета, который ты мне дал, убили человека… — сообщил я.

Десятиклассник вскинул голову и прервал меня.

— Что ты несёшь, пацан⁈ — сказал он.

В его глазах отразился блеск огромной стеклянной люстры, что висела под потолком первого этажа «Универмага».

— Спокойно, — произнёс я. — Это случилось много лет назад. Вас в том преступлении не обвинят. Ни ты, ни твои приятели попросту не могли тогда никого застрелить. Но факт убийства именно из вашего пистолета подтвердила экспертиза. Поэтому мне поручили спросить: у кого… Екатерина Удалова приобрела этот «Вальтер»?

Сомов отреагировал на имя своей покойной подруги спокойно — вопреки моим ожиданиям. Парень плотно сжал губы, не торопился с ответом. Вновь отгородился от меня скрещенными на груди руками.

Он взглянул на ленту.

— Ваня, они всё равно узнают имя продавца, — сказал я. — Это неизбежно. Убитый был очень важным человеком. В поимке его убийцы заинтересованы «большие» люди. Те, кто смогут «приподнять» для вас «железный занавес». Так что советую ответить сейчас. Иначе в другой раз этот вопрос тебе задаст уже не десятилетний мальчик. Понимаешь?

Я намотал ленту на кулак.

Десятиклассник усмехнулся.

— Я догадывался, что нас с Катей вы нарочно не указали в той писульке, — сказал он. — Сразу понял, что если уж пронюхали про парней, то знаете и о нас. О Миллерах вы столько всего понаписали!.. Настоящих злодеев из них слепили. Даже их тихоню братца до кучи приплели. Но о себе или о Катюше я в ваших бумажках не нашёл ни слова. Пожалели меня? Понадеялись, что я свалю всю вину за нашу затею на Сёму и Валерика?

Сомов шаркнул ногой.

— Но вы не учли, что нам с Катей уже всё равно! — сказал он. — Понимаешь меня, пацан? Всё равно!

Иван скривил губы.

— Катенька умерла, — сообщил он. — А мне без неё… всё это… уже не нужно.

Парень пожал плечами.

— Я ещё перед Новым годом сказал Миллерам, что не буду участвовать в этой затее, — заявил он. — Хотя я сам же парней и подбил на этот дурацкий угон. Катя хотела уехать из нашей страны в ФРГ. Она немка по матери. Через дядю раздобыла имена заграничных родственников. Мы мечтали, что уедем из СССР, станем свободными. Сможем играть ту музыку, какая нравится нам, а не этим тупым тёткам, которые не признают никого, кроме своего… Утёсова.

Иван хмыкнул.

Продолжил:

— Это была Катина идея. Она придумала про самолёт и про оружие — не Миллеры. Так что зря вы всё свалили на парней. Если уж винить кого-то во всём этом, то меня и Катю. Но Катеньке теперь плевать на ваши обвинения…

Парень вздохнул.

Добавил:

— Да и мне тоже.

Сомов махнул рукой.

— Но парней жалко, — сказал он. — Брательник Миллеров только в этом году решил лететь вместе с братьями — когда я отказался. Раньше он не подозревал, для чего именно нам понадобилось оружие. Догадывался, конечно, что мы не по белкам будем стрелять. Но он не знал о полёте в Турцию. Он-то вам нафига понадобился? Чтобы надавить на меня? Чё… молодцы, конечно. Но только я парней в обиду не дам! На себя всё возьму. Скажу, что парни тут не причём. Так и передай… своим.

Десятиклассник снова взглянул на ленту в моей руке. Я подумал, что не замечал подобное выражение лица у почти всегда улыбчивого Ваньки-дурака. Но видел похожий взгляд у собаки, потерявшей хозяина.

— А «Вальтер» где взяли? — напомнил я.

— Не знаю.

— Ваня!

— Правда, не знаю, — сказал Сомов.

Он покачал головой.

— Его купила Катя, — сказал Иван. — Весной. Я не спрашивал, у кого. Катюша не любила, когда мы лезли к ней с такими расспросами. Знаю только, что продавца она нашла через своего двоюродного брата — она так сказала. Через этого… урррода, который её потом убил. Если бы я знал, что так всё обернётся… не позволил бы ей с ним связываться. Этого её… Лёшечку я выгораживать не буду. Он знает имя продавца — вот у него и спросите.

Я кивнул.

— А насчёт пороха вы в своей записке фигню написали, — сказал Сомов. — Так и передай… им. Не собирались мы делать никакие гранаты. Мы же не идиоты, чтобы тащить такие вещи в самолёт! Катя сделала бы из пороха бомбы — весной. Говорила, что дядя её этому научил. Мы бы взорвали их летом в Москве, около