Эксперимент. Реальность или Отражение (СИ) - Кин Мэй

— Думаю, тебе не мешает отдохнуть. Переучилась, бедняга, — Акимова, как всегда, приходит на помощь, заметив заминку между нами. Кажется в этот момент, когда мы с ним смотрим друг на друга, между нами искрится воздух. И впервые я понимаю полное значение данного выражения. — Вызову такси.

— Мы можем вас подвезти? — К нашему общему удивлению, произносит Карина, сделав шаг вперёд и оказавшись в эпицентре внимания.

Кажется, у меня даже пропадает дар речи.

— Премного благодарны. Но пожалуй на сегодня достаточно, — вполне миролюбиво, но при этом уверенно произносит подруга. После чего переводит взгляд на парня и, улыбнувшись уголком рта, произносит: — Рада была знакомству. Ещё увидимся.

Парень кивает. Переводит взгляд на меня. Я сглатываю и говорю лишь: «Спасибо», вкладывая в это слово, как и в свой взгляд, всю свою искренность, признательностью и вместе с ней бесконечную благодарность. Затем Лика берет меня под руку, и мы переходим дорогу, оставив парочку позади себя.

Оставшиеся минуты до приезда машины мы молчим. Лика даёт мне время, что так необходимо, дабы переварить сегодняшний день и произошедшее в целом. Поэтому даже, когда мы едем в такси — молчание становится нашим спутником. При том совершенно не угнетает. А наоборот — умиротворяет, растворяя тени. Я кладу голову ей на плечо, наблюдая за мелькающими в окне фонарями.

Удивительно. Но сейчас в голове совершенно пусто — никаких мыслей. Я даже не чувствую должного переживания. Хотя возможно — это шок от случившегося, и я до сих пор нахожусь в некой прострации, зависнув в состоянии «заторможенности». А может мне просто не хочется думать о том, как все могло обернуться, не подоспей Ковалевский вовремя.

«Что было бы тогда?» — этот вопрос так неожиданно появляется в мыслях, но тут же испаряется. Потому что это неважно. Ведь здесь и сейчас — я живая и даже здоровая.

Последние пару минут, что мы поднимаемся в квартиру, я то и дело ловлю на себе озадаченный взгляд подруги. Поэтому, когда мы оказываемся в привычной, родной обстановке, я сажусь на диван и, запрокинув голову, разглядывая потолок, говорю:

— Начинай.

В ответ я слышу неоднозначное фырканье, шорох. Затем она садится рядом со мной, закинув ноги на журнальный столик, и смотрит прямо перед собой.

Я в удивлении заламываю бровь.

— Что, в самом деле, не будет никаких нотаций и гневной тирады?..

— Все, что хотела — я высказала ещё там, на дороге, — резко и местами обиженно произносит подруга, сложив руки на груди.

Тяжело вздыхаю и без паясничества говорю лишь:

— Прости. Правда. Я не хотела, чтобы все так получилось.

Она поворачивается, посмотрев на меня в упор.

— Знаю. Но та картина, где ты в шаге от смерти, так и стоит у меня перед глазами. Я потеряла бабушку и…я не хочу потерять ещё и тебя, Алиса.

Мое сердце разрывается на части. Поэтому в следующую секунду я крепко обнимаю её, пытаясь поставить себя на место подруги и понять, чтобы почувствовала сама. И тот факт, где все обошлось, не отменяет того ужаса, что мы испытали в эти секунды.

— Ты проверяла волосы? Вдруг теперь один седой волосок у тебя все-таки имеется? — усмехаюсь, пытаясь разрядить обстановку.

— Иди ты! — Она смеётся, легонько отталкивая меня в сторону. А затем хватается за подушку и бьет меня, заставляя наэлектризовываться волосы.

— Бой подушками! — прямо как в детстве, кричу я, подпрыгнув на месте. Но Лика резко выставляет руку, сказав:

— Сегодня я дам тебе передышку. Но затем — мы поговорим. Особенно о том, что ты влюбилась в Ковалевского!

Мои губы вытягиваются в немом «О». А затем на лице появляется ухмылка. Быстро схватив подушку, я бью её по лицу, пытаясь согнать эту хмурость.

— Сегодня нам действительно не помешает сделать паузу, — на выдохе произношу я, а затем едва уворачиваюсь от ее удара.

— Ну тогда берегись, Лисцова!

На этих словах я подрываюсь с места и убегаю с воплем, пытаясь найти укрытие, когда смех Акимовой разносится по всему дому, а затем слова: «И этим детям уже двадцать два года!»

@[email protected]

Дима

Загружаю на карте необходимые координаты, после чего сажусь на мотоцикл, который мне одолжил Игорь. Затягиваю перчатки. Надеваю шлем. Застегиваю кожаную куртку и хлопнув руками по ручкам, приготовившись, срываю подножку и завожу двигатель. После чего резко срываюсь с места, набирая скорость.

Мотоспорт — очередное, безумное увлечение, осваивать которое я начал в восемнадцать лет. Один приятель позвал меня на гонки, сказав, что такого адреналина и свободы я нигде не сумею почувствовать, кроме как рядом с ревущими моторами, безумным порывом ветра, берущего в плен, и вздымающейся пыли, оседающей словно пепел.

Что и говорить — все вышло именно так. Я просто влюбился в эти ощущения, а потому частенько не имел ручника, чтобы в любой момент суметь остановиться. Казалось одно мгновение — и все испарится. Неудивительно, что я не раз занимал призовые места, среди которых «первое» было практически моей привычной закономерностью.

Дорога до дома отца занимает около часа. При том, что я еду на мотоцикле, и моя скорость слегка переваливает за отметку «допустимая». Думаю, на автобусе я бы ехал и того больше. Не говоря уже о предсказуемых пробках, в которые бы мы несомненно попали. Ведь маневрировать, подобно грациозной кошке, может лишь мотоцикл, извивающийся между машинами и ловко сворачивающий на поворотах.

Когда я заглушаю двигатель и вынимаю ключи, желание вернуться обратно — становится нестерпимым. Первые секунды, глядя на горящие окна второго этажа богатого коттеджа, выполненного в стиле хай-тек, я мнусь. После чего в нерешительности расстёгиваю ремешок на шлеме, вконец снимая его с себя, как, если бы снимал бронезащиту. Вместо должной ненависти и злости, которую я местами испытываю, иное чувство, в виде волнения и некого предвкушения, выходит на первый план.

Я не видел отца с тех пор, как узнал, что у него будет ещё один ребёнок, не считая нынешнего положения. Тогда я не знал, кто это будет. Да и, честно говоря, мне было плевать. Ведь я всеми фибрами своей души ненавидел этого ребёнка. Поскольку в отличии от меня — у него будет настоящая семья.

Правда затем я вырос. Детские обиды более-менее поутихли, и я понял, как это глупо. Ведь жизнь так непредсказуема. К тому же на тот момент у меня начала завязываться новая жизнь. Если, конечно, бесконечные влипания в различного рода неприятностей — таковым можно считать. Однако мои мысли о возможном брате или же сестре стали сходить на нет. Особенно, когда мама сама пыталась забеременеть, но так и не сумела этого сделать, каждый раз терпя неудачу.

Каждый раз в моей жизни появлялись те или иные обстоятельства, которые вынуждали оставить прошлое позади. В том числе обиды, ненависть, некий недостаток в любви. Задвинуть его на второй план — захлопнуть дверь, словно уход от проблемы, в попытках оставить её решение на неопределённое время.

Я держал в себе все эти чувства много лет, не в силах избавиться от многолетнего груза. Возможно, местами даже детской травмы. Но при этом внешне оставался спокойным и непоколебимым. В какой-то степени случившееся только закалило меня, хотя местами и подпортило. Недаром говорят — все наши проблемы идут из детства. Каждый корень, сокрыт глубоко внутри — там, где таится своего рода кладбище того, о чем мы боимся говорить или же не хотим думать, желая забыть это навсегда.

Кажется, я тоже так поступил. Оставил груз боли за толщей стены, крепко-накрепко забаррикадировав двери. Только вот это совершенно не избавило меня от внутренних проблем. Я по-прежнему чувствовал себя потерянным. Слова недосказанности сжигали изнутри. Временами я даже чувствовал себя виноватым. Не раз отталкивал отца, когда он пытался наладить со мной контакт. Впрочем, как и мать. Первый год я вообще едва ли с кем-нибудь из них нормально разговорил. Вся моя речь чаще всего варьировалась на огрызание и извечных колкостях с издевками.