Многоярусный мир: Ярость рыжего орка. Лавалитовый мир. Больше чем огонь. - Филип Фармер

Брукс Эпштейн сообщил группе, что на сегодняшний день тяжелое бремя вины, которое он нес на себе, стало как будто немного легче. И вызвано это пониманием Брукса, что барон, если бы у него умер отец, не стал бы изводить себя, н!е будь он ответственным за его смерть. Отнюдь не он, Брукс, стал причиной банкротства, заболевания раком и самоубийства отца. Следовательно, ему незачем мучиться сознанием своей вины. Что до профессии, то он по-прежнему намерен стать бейсболистом. Ничего криминального в этом занятии нет, чего нельзя сказать о деятельности многих юристов и врачей.

После того как Брукс рассказал о приключениях, которые пережил прошлой ночью, они всей группой поговорили о своем отношении к барону и о том, как бы они изменили его положение. Джиму казалось, что «Многоярусный мир» использовался в качестве своего рода общности. У каждого из них свои, очень личные и неконтролируемые мании, несовместимые с реальностью желания, и галлюцинации. Но теперь они все причастны к одной общности, тянутся друг к другу, слетаются, словно мухи на мед. И все они бессознательно модифицируют свои взгляды на миры Владык, формируя из них некий общий мир. Только когда они продвинутся в своем излечении, станет ясно, какую же он принял форму. И все увидят, что разломали свои личные маленькие лодки и построили из обломков большой корабль.

Возможно, Джим просто дал увлечь себя своему воображению, не говоря уж о метафорах. В любом случае, он чувствовал, что большинству из них такая терапия идет на пользу. Однако тот мир, в который входил он, Джим, отнюдь не являлся фантазией. Он был так же реален, как и этот. Даже еще реальнее, в некоторых отношениях.

Следующим выступил четырнадцатилетний Бен Лайджел. У него бывали какие-то галлюцинации и под влиянием наркотиков, и без них. Главной проблемой этого парня была почти паническая застенчивость в незнакомых ситуациях или при общении с кем-либо, кроме немногих близких друзей. Теперь же он почти не испытывал такого невыносимого стеснения, когда бывал с другими. Путешествие в другие миры всегда восстанавливало его силы, и он мог еще какое-то время терпеть «социальное давление».

Затем все внимательно выслушали семнадцатилетнюю Кэти Майданофф. Она, не стесняясь, сообщила группе о своем диагнозе: пограничные расстройства личности, нарушение половой ориентации и нимфомания. В больнице она пока соблюдала воздержание, но получала сексуальную разрядку путем эротических снов. Для этого она клала одну книгу серии к голове, а другую на лобок. Тогда ей почти всегда снился сексуальный акт с персонажем мужского или женского пола. Она только-только вступила в ту фазу терапии, когда ее учили контролировать свои сны — не только ради удовольствия. Этот процесс имел какое-то отношение к предоставлению ей возможности контролировать свои мании. Потом она постепенно избавится от них совсем, уже с помощью других методов.

Джим пока ни разу не упомянул, что он мастерски овладел техникой управления снами, для этого не требовалось помощи книг. Находясь в Орке, он научился через него видеть сны по заказу. И теперь вызывал эротические сны для снятия напряжения, что оказалось гораздо эффективнее мастурбации. Джим заметил, что партнершами Орка в его снах обыкновенно бывали его тетка, Вала, и мать, Энитармон. Гримсон тоже весьма часто вводил этих женщин, более прекрасных, чем Елена Троянская или Мерелин Монро, в свои запрограммированные ночные видения — порой одновременно. А то, что это был инцест, хотя и опосредствованный, только добавляло остроты ощущениям.

Тем вечером Джим принял решение — он нарушит приказ Порсены. Промежуток до шести утра даст ему время швырнуть себя через интервалы во много лет. И без десяти восемь Джим прошел сквозь черную дыру в центре знатры. Несмотря на запрет, он собирался войти в Орка. Поскольку он не смел совершать путешествие каждую ночь — слишком велика опасность быть пойманным — то ему придется за одну ночь как можно больше успеть.

Чего там он читал на занятиях у мистера Лама? Тогда проходили того самого поэта, Уильяма Блейка:

В одном мгновенье видеть вечность

огромный мир — в зерне песка

в единой горсти — бесконечность

и небо — в чашечке цветка[15].

Уже собравшись читать заклинания, Джим явственно увидел перед собой лицо Порсены. Оно выражало неодобрение и печаль. Порядок слов в заклинании нарушился. Но Джим ощутил более сильное тяготение. Орк и экзотические миры за стенами Земли прорвались сквозь черную дыру и вдребезги разбили лицо Порсены. Его осколки разлетелись в разные стороны, и Джим пролетел сквозь эти осколки в знатру, словно бомбардировщик времен Второй мировой сквозь зецитный огонь.

Внезапно он ощутил сильную боль и беззвучно закричал.

ГЛАВА 28

Орк стискивал зубы и не издал даже тихого стона. Он не доставит отцу удовольствия послушать его крики. Юноша был распят на кресте — ноги стояли на земле, но руки были прибиты к горизонтальной перекладине. Ему казалось, что он не сможет больше ни секунды вытерпеть эти муки, — и все-таки терпел. Иное дело Джим. Он и так уже достаточно настрадался вместе с Орком и через посредство Орка. Хватит, сколько можно!

Крест Орка стоял высоко на склоне горы; далеко внизу, у ее подножия расстилалось широкое озеро, в которое впадала река. А на берегу озера высилась Голгонуза, новое творение Лоса, Город Искусств. Здания из разноцветного металла поднимались от земли под плавным углом, а затем постепенно достигали высоты примерно тысячи футов. На разных уровнях они точно сливались друг с другом. Многие из них покрывали зеленые, алые, оранжевые и лимонно-желтые деревья, росшие под прямым углом к вертикальным стенам зданий.

Лос работал над этим городом-дворцом в течение нескольких веков, задумав его как самое великолепное из тоанских строений, более величественное чем Дворец Уризена.

Лос поймал Орка, как только тот вошел во врата, ведущие в этот мир. А вчера распял сына на кресте, несмотря на отчаянные мольбы Энитармон. Он уже собирался вогнать второй гвоздь, когда она бросилась на него. Прежде чем ее оглушили, женщина в кровь исцарапала ему лицо. Теперь мать Орка держали под стражей где-то в Голгонузе.

Не в силах больше выносить боль, Джим вернулся в свою палату. На часах по-прежнему было без десяти восемь — минутная стрелка едва-едва сдвинулась с места. Дрожа от только что перенесенного испытания, Джим попил воды в ванной и немного отдохнул сидя на стуле. Спустя некоторое время он снова затянул свое «АТА МАТУМА М’МАТА». Заклинание не пришлось твердить долго. Семь повторений швырнули Джима через черную дыру. В следующий раз, был уверен Джим, потребуется только пять. Затем — три. Джим не знал, откуда ему было это известно, но смирился перед фактом.