Берова тропа - Марианна Красовская

семье и должно быть. Как чуяла, что любовь — это не только радость, но и боль, и страх, и раздирающие душу сомнения.

Она точно это знала, потому что теперь у нее была другая любовь: как дикий мед сладкая и горькая одновременно. Желанная и запретная, тайная и явная. Простая и очень сложная.

Глава 26. Бояре

Проснулась Марика уже заполдень, свежая и полная сил. Взглянула на белый (точнее, серый от туч) день за окном, подскочила, наскоро оделась и сбежала вниз, в трапезную, где неожиданно оказалось слишком много чужого народа.

Грузный дядька с седой окладистой бородой в высокой меховой шапке (на старосту их деревушки похож очень) вдруг ведьму словил на бегу, крепко вцепился ей в локти и зачем-то потащил к окну. От неожиданности Марика даже не сопротивлялась.

— А, вот ты какая, ведьма лесная! А мне говорили, что ты стара, как мир, одной ногой в могиле уже. А вроде и не скажешь. Не молодуха, но и не совсем уж бабка.

— Отпусти, — прошипела женщина, приходя в себя. — Руки убери, не то прокляну почесухой и мужским бессилием!

— Стало быть, ты не только лечить, но и каверзы творить умеешь? — обрадовался невесть чему боярин, а Марика поняла, что глупость сказала. Ну как ее сейчас в болезни этой и обвинят? Нужно же кого-то виноватым выставить. Но боярин задал вопрос неожиданный: — Правда можешь мужским бессилием? А я тебе денег дам, на Андрюшку Правого нашлешь?

— Не могу, — со вздохом призналась ведьма. — Я травница, только с растениями умею. Зелье могу сварить… только вы уж сами подливайте.

Про малый целительский дар умолчала. Незачем лишний раз языком трепаться.

— Жаль, жаль. А ко мне в дом жить пойдешь? Сколько тебе Бурый платит? Вдвое больше дам! Поговаривают, ты куда лучше лекарей умеешь исцелять…

— Я в доме Ольга не из-за денег, а из благодарности, — туманно ответила Марика. — Да и недолго тут пробуду, по весне в лес уйду, там мой дом.

— А говорят, ты с хьоннами уплыть можешь?

Да откуда этот человек все знал? Кто он вообще такой? Что говорить, как отвечать, может, и вовсе пора звать княжича на помощь? Оглянулась потерянно, но Ольг был где-то далеко, в толпе. Пришлось самой.

— Добрый боярин, что тебе от меня надобно? — жалобно, изображая из себя деревенскую дурочку, заблеяла Марика. — Отпусти, я лишь старая ведьма, ничего не знаю, сил во мне немного…

— Ты юродивую-то из себя не строй, — боярин вдруг из доброго старого пса преобразился в охотничью вполне зубастую собаку. — А то я не вижу, какая ты на самом деле! Я с тобой по-хорошему, к палачам не тащу, руки не выламываю. Неча тут придуряться!

— Надо от меня что? — не сдержалась Марика.

— Да ничего не надо, просто посмотреть захотел на бабу, что княжича Бурого околдовала и ошейник на нашего бера надела. И почему он тебя слушает, не пойму… Баба как баба. Добре б молодая да красивая, а так… мамку, что ли, он в тебе видит… Ладно, не злись. Правду скажи: точно ли уйдешь по весне?

— Собираюсь. Или в лес, или к хьоннам.

— Ну гляди, сама не уйдешь, поможем исчезнуть. Ольг — мальчик хороший, послушный. Еще через пару лет из него вполне можно будет князя слепить.

Боярин тоже болтал лишнее, совсем не боясь Марики. Знать, поверил, что она и вправду лишь травница. Ведьма только ухмыльнулась про себя. Уж она-то точно знала, насколько Ольг послушен. Он весьма умело строит из себя добродушного и недалекого парня, готового помочь любому, но внутри у него отнюдь не глина — прочный камень. Горе тому, кто его недооценит. И сейчас у Марики вдруг в голове мелькнула мысль, что вот этого в лисьей шапке надобно Ольгу как-то прижать. Есть у нее одна травка… Да, это дело, надо непременно об этом княжичу сообщить.

Боярин в лисьей шапке отошел — вовремя. Бурый уж заметил Марику и, расталкивая всех, приблизился. Шепнул:

— Выспалась? На обед не зову, нынче у меня совет собирается. Смотри, вот главные люди Бергорода: тот, косой, в синей шубе — Василий Правый. В лисьей шапке старик — боярин Никита Кожевник. На лавке с палкой сидит Андрий Силянович, он по осени упал с крыльца неудачно, ногу сломал, так и не оправился. Плохо ему лекарь кости сложил, ведьмы лесной рядом не оказалось… на мое счастье.

— Почему на счастье?

— Люди увечных не любят. Особенно тех, кто ноги по пьяни ломает. Добре б в бою… А теперь он хром, и всегда его увечье о том случае напоминает.

Что-то такое было в лице княжича Бурого… показалось ли Марике? Поколебавшись, спросила:

— Ты руку к этому приложил?

— Поил я, — честно ответил Ольг, глядя на нее с тревогой. — Упал он сам. А лекаря я и вовсе знать не знаю. Удачно вышло… Смотри, я тебе врать не хочу, знай меня таким, какой я есть. Все равно князем стану, пусть на это много лет уйдет. Я самый молодой из всех. Подожду. Путилова уже выслали, Андрий мне тоже не соперник…

— Не суетись, люди смотрят, — шикнула на него ведьма. — Правильно все сделал. Есть у меня одна мысль… После обеда приходи, расскажу.

Ольг удивленно поглядел на женщину, но более ничего не сказал, отошел к боярам. Пора было и за стол усаживаться. Нынче его черед совет кормить да поить, да слово держать.

Покуда отроки шустро накрывали на стол, хозяин приглядывался. О чем так тихо беседуют Правый и Кожевник? А Андрий Силянович, почто он привел с собой двух дружинников? Опасается? Не доверяет? Боярин Федор Мельник, знамо, на Бурого точит зуб, Ольг его дочь вроде как оскорбил, в жены не взял и дитя не признал. Вон он что-то рассказывает Щукину, которому вся рыбацкая слобода принадлежит. Ясно дело,Щукин Ольга лютой ненавистью ненавидит, на последнем совете едва не кинулся княжича душить за самоуправство: дескать, как он посмел в его дома дрова да еду приносить? Словно он сам когда-то до такого бы снизошел. Ольг тогда дерзко и зло ответил, что Щукину принадлежат дома, а не люди. Люди же — жители Бергорода, а значит, ему, Ольгу, братья. Своим он помогал. А вот почему