Юность Моисея - Александр Холин

— Это хорошо, сын мой, — благосклонно кивнул первосвященник. — Тогда твоя «Книга Начал» будет учебником для всего мира.

— Не знаю, отец мой. Но я чувствую, что должен написать её, — потупился Хозарсиф. — Если всё будет так, как ты говоришь, то я уже жизнь прожил не зря.

Иофор одобрительно кивнул, но вдруг ни с того, ни с сего задал сакраментальный вопрос:

— Я замечаю, сын мой, что ты часто и подолгу смотришь в сторону Синая. Что ты хочешь найти там?

— Бога.

— Да что ты, сын мой! — нахмурился первосвященник. — Бога хулить не смей! И гони из головы, посетившие тебя бредовые мысли.

— Я это чувствую, отец, — упрямо проговорил Хозарсиф. — Сегодня ночью мне приходил странный сон: каменистая дорога, жаркое солнце, хочется пить. Но откуда-то раздался голос. Не страшный, скорее, могучий: «Поднимись на гору Божию у Хорива…». Я встречусь с Ним на горе. Хочу побывать там. Благослови!!

С этими словами Хозарсиф упал на колени. Первосвященник на время задумался, потом уже спокойно сказал:

— Может, ты и прав, сын мой. Если ты чувствуешь, если гора зовёт тебя, то благословляю на путешествие туда. Сейчас ночь уже. Утро принесёт нам мудрость с помощью Элоима.

На том и закончили.

Сон свалился внезапно, ниоткуда, будто тёплый тропический ливень. Перед взором Хозарсифа возникли семь колец, уходящих в высоту, как будто сруб диковинного колодца. Семь колец, переливающихся разноцветным пламенем, разгоняли темноту, пытавшуюся напасть со всех сторон. Семь колец — ответы на вопросы, решение жизненных проблем, связь грядущего с прошлым. Юноша вошёл в середину колец и стал медленно подниматься из глубины туда, где должен быть самый последний венец колодца. Страха не было. Была уверенность, что увидит настоящую Истину. Каким будет человечество? И тут перед ним возникла страшная бездонная пропасть, куда падали сотни и тысячи кричащих людей. Но навстречу им поднималось не меньшее количество таких же кричащих, размахивающих беспорядочно руками.

Столкнувшись посредине пространства, они закружились в пляске. И всё-таки многие снова обрели падение. Другие же, словно светлые лучи, или пронизанные насквозь светлыми лучами, стали подыматься вверх. Но никто не знал что вверху и что внизу. Просто каждому был предоставлен путь зазеркалья по делам его.

На одном из колец Хозарсиф увидел девушку удивительной неземной красоты, сидящую прямо на кольце и от нечего делать болтающую миниатюрными ножками.

— Кто ты, явившаяся? — отважился спросить он.

— Аиша, [104] — голос девушки зазвучал, словно серебряный колокольчик.

Видя смущение юноши, девушка весело рассмеялась.

— Что будет с нами? — снова спросил юноша, ибо понял, что может получить ответы, пусть не на все, но на многие вопросы.

— Каждый хочет любить небо, — улыбнулась Аиша. — Но чтобы пришла любовь, небо надо потерять, а потом обрести снова. Ко многим любовь придёт только через кажущееся вечным страдание, через трагическое падение в тёмную бездну. Только человек решает, быть ли ему чистым, обрести чистоту или вечную грязь. Без творческого Глагола каждый — ничто в этом мире. И только тогда человек сможет творить, когда почувствует себя истинным Творцом.

Девушка спрыгнула с кольца, подлетела к Хозарсифу и протянула ему руку.

Они поднялись к самому высокому кольцу, но небо над ними раскололось надвое, и прозвучал оглушительный трескучий гром, будто обрушились все горы вселенной, будто случился космический горный обвал, возвещающий о конце света.

— Что это? — поёжился юноша.

— Беспредельность неба, — улыбнулась она. — То, что люди пытаются создать для себя на земле, то же самое отражается и здесь как в зеркале.

— Может, это Потерянный рай?! — предположил Хозарсиф. — Ведь люди до сих пор стараются реставрировать то, что навсегда потеряно, только знаний уже не хватает.

— Да, люди до сих пор его именно так называют, — кивнула девушка. — Но чистота не может жить рядом с гневом, страстями, подлостью, предательством. Поэтому она остаётся потерянной, не обретённой, не найденной.

— Как же найти её?

— Ты вознёсся через строение кругов, оставляя в первом из них способность расти и уменьшаться своей душе, — объяснила Аиша. — Во втором круге иссяк источник человеческой злобы и коварства. Если он и был у тебя, то навсегда потерял свою силу. В третьем обессилилось наваждение похоти, ведь Сам Господь дал человеку только одну женщину. В четвёртом к негодности пришло тщеславие власти. В пятом ты лишился безбожного высокомерия, дерзости и гордости. В шестом тебя покинула привязанность к богатству. И в последнем седьмом круге ты получил возможность никогда не связываться с ложью, подлостью и предательством. Благодари Бога!

— Что же мне делать, Аиша? — озадаченно сдвинул брови Хозарсиф.

— Это уж тебе решать, избранный, — снова улыбнулась она. — Я помогла, чем смогла, а дальше — твоё решение, твоя воля. Тебе уже очень много дано, только не забывай никогда, что спросится тоже много.

В следующее мгновенье кольца превратились в спираль. Аиша стала по ней подниматься в Потерянный рай, а Хозарсиф заскользил вниз так же, как недавно в Эреб.

Утро свалилось неожиданно, как и ночь. Пора было просыпаться. А был ли сон и чем является сон в действительности? Но во время утренней службы все ненужные вопросы бесследно испарились и, после окончания литургии Хозарсиф прямо из храма отправился в дорогу. Отправился пешком.

Иофор предложил, правда, поехать на ослике, но юноша решительно отказался. Идти было не очень трудно, тем более что Хозарсиф ничего с собой не взял. Выведя путника из Мадиамской долины, дорога зазмеилась средь камней и песчаника. Юноша с детства привык к таким дорогам, но в этот раз сердце его колотилось, словно птица в клетке.

Сердце не обманешь. Оно чувствовало не случайность этого похода. К тому же пришедшая во сне Аиша тоже являлась не просто так. Перед Синаем громоздились кручи Сервала. А гранитные склоны Синая были поражены тут и там трещинами, будто свирепые молнии постоянно грызут этот массив. Правда, в некоторых местах трещины уже покрылись мхом, но это ничуть не успокаивало путника.

Хорив — чёрная долина, запруженная обломками скал без единого кустика, травинки, мха или же лишайника поражала взор и воображение. На острых скальных сколах сверкали какие-то, чуть ли не живые, разноцветные блёски и под лучами солнца все блики поочерёдно вспыхивали кровавым пламенем онгона, будто кто-то время от времени обрызгивал блестевший базальт этими жуткими каплями. Хозарсиф увидел что-то знакомое, и вспомнил: так выглядит Эреб. Надо же! Тёмное царство отразилось на земле, как в зеркале! Не удивительным будет, если здесь где-то живут демоны, или просто собираются переночевать. Потом разлетаются по земле раздавать людям искушения и соблазны. Что поделаешь, работа у них такая. По спине пробежали невольные мурашки.

Откуда-то налетел ветер, поднимая сгустки пыли и мелкие камни. Он попытался ударить путника в лицо, сбить его с ног или заставить хотя бы проглотить горсть песка, кружащегося в воздухе, чтобы задушить сдавленным кашлем незваного гостя. Тому пришлось закрыть лицо рукой, но пути своего он не прекращал. Чуть не угодив под неожиданный камнепад, срывающийся со скал, — обрушенный Рефаимами [105] — Хозарсиф оказался на подступах к священной вершине. Очень долго он подымался по кручам, но всё же достиг вершины, когда пурпурное солнце уже спускалось за Синайский хребет, и длинные лиловые тени пролились на маковки горных склонов.

Тропа вывела путника на эту вершину, где начинался горный хребет, и началом этого хребта была на вершине пещера, даже не пещера — просто тёмная глубокая расселина в скале с растущей перед ней зелёной колючкой, покрытой узорчатыми чахлыми листиками, чудом удерживающихся на ветках под порывами разгулявшегося ветра.

Как долго он стремился к этому месту! Часто во сне, из неведомой дали, перед ним возникала вершина, далёкая, недоступная и… и, как ни странно, желанная. Хозарсиф спешил сюда по внутреннему зову сердца, будто юноша на свидание к девушке. А теперь — вот она! Ничего недоступного здесь нет.

Но ведь недаром же было стремление посетить это место! Значит, теперь он сможет сделать ещё больше, сможет совершить самые грандиозные поступки для мира этого, простирающегося там, далеко, у подножия Синая… ведь обряд очищения от смертного греха закончен и прошёл удачно. Не может быть, чтобы из Нижнего царства его отпустили, а в Горнем этого не заметили!

Оглядев ещё раз каменистую площадку, на которую привела горная тропка, Хозарсиф почему-то понял: надо заглянуть в пещеру. Он направился туда, но вдруг искромётная вспышка остановила его, бросила на землю. Ударившись при падении затылком о подвернувшийся камень, юноша взвыл от боли. Ему показалось, что кругом начался великий вселенский пожар, что горит даже небо, даже камни плавятся вокруг. В это мгновенье перед входом в неказистую пещеру он увидел человека, тело которого переливалось ослепительным пламенем, но далеко не адским. В руках человек сжимал такой же пылающий огнём меч, преграждая им вход в пещеру.