Очерки времён и событий из истории российских евреев [том 4] (Уничтожение еврейского населения, 1941 – 1945) - Феликс Кандель

Дети Катастрофы

1

Боря Гершензон:

"Нас били‚ душили‚ раздели догола и бросили в погреб. Многие не смогли выдержать пыток и там погибли. Оставшихся в живых отправили в лагерь. Несмотя на то что я был самый маленький‚ меня заставили делать очень тяжелую работу…

Морили нас голодом. Верхнюю одежду с нас сняли. Спали мы в разломанных конюшнях. Снег падал прямо на нас‚ а для того‚ чтобы было теплее‚ мы ложились – один мальчик на другого. В этом лагере я пробыл около восьми месяцев‚ а потом убежал к папе в лес‚ в партизанский отряд‚ помогал разносить листовки по селам...

Папу поймали и вместе с группой партизан расстреляли незадолго до прихода Красной армии...

Мне девять лет. Боря Гершензон из Умани..."

2

В июне 1941 года многие дети находились в пионерских лагерях, в детских садах и яслях, выехавших из городов на летний отдых. Немецкие войска отсекали сельские районы, родители не могли забрать своих детей, и они оставались одинокими и беззащитными. Неподалеку от Минска солдаты обнаружили в бараке группу детей, которых перед началом войны вывезли на лето за город. "Крестьяне приносили им подаяние, семилетние ухаживали за трехлетними; многие из них погибли от голода и холода. Немцы ворвались в барак и первым делом стали выпытывать, еврейские ли это дети. Но они были настолько крохотные, что ничего не могли ответить".

Этих детей привезли в Минск, двое суток не давали есть и пить, а когда трое из них попытались бежать, их застрелили. Наконец конвоиры решили заработать на этом и выставили детей на продажу. "Весть о том, что их продают, облетела весь город… Немцы зазывали прохожих, торговались… сбывали младенцев по 25–30 марок… Женщины выбирали детей, клали деньги на немецкую шинель и приобретали ребенка… Когда большинство было распродано, стали продавать сирот по 10 марок. Дети плакали, протягивали ручонки, как бы говоря: "Купите нас, иначе нас убьют…"

После очередной карательной акции в городе или местечке в живых оставались дети, которых родители успевали спрятать в укрытиях. Потеряв отца с матерью, подростки уходили из родных краев, бродяжничали, кормились подаянием, могли прожить какое-то время, в редчайших случах – дождаться освобождения, но маленькие дети были обречены на скорую гибель. Немецкий офицер докладывал в 1941 году: "Вчера, 20 августа… на верхнем этаже одного из домов обнаружены 80–90 детей – грудных и дошкольного возраста, крик и плач которых… нарушали ночной покой солдат, расквартированных в соседних домах… В двух маленьких комнатах сидели и лежали дети – некоторые из них в собственных нечистотах, и что самое главное, там не было ни капли питьевой воды, так что они очень страдали от жажды… Это были еврейские дети, чьих родителей уже убили…"

"Когда расстреливали‚ маленький мальчик кинулся бежать. Его бы непременно подстрелили‚ но спасли две коровы‚ которые паслись неподалеку. "Не стреляй! – закричал один из полицейских. – Коров поубиваешь..." И ребенок скрылся в лесу…"

В те страшные годы, на одной и той же земле, под одним и тем же небом детей ожидала разная судьба. Одни из них бегали в школу‚ играли в привычные игры‚ ходили в лес за грибами‚ а другие – их погодки – стояли на краю могил‚ прятались по болотам‚ умирали в гетто от истощения. Еврейских детей приравняли к взрослым, а потому они платили полной ценой наравне со всеми. Даже если кому-то удавалось перебраться на "арийскую" сторону и затаиться, жизнь проходила в страхе, в постоянном ожидании разоблачения, за которым следовало неминуемое уничтожение. Белокурые еврейские девочки с нетипичными чертами лица, с правильным произношением русского, украинского или белорусского языка могли пережить то время; мальчиков выявляли по признакам обрезания, которые невозможно было упрятать.

Леонид Грипс (Житомир): "Чтобы скрыть мою принадлежность к племени иудейскому, переодели меня девочкой и заставляли оправляться как девочка… Я ни разу не вызвал сомнения у окружающих в том, что я девочка, а не мальчик. Малейшая ошибка в моем поведении стоила бы жизни. А "дурная" привычка оправляться (извините за откровенность) вышеназванным способом преследовала меня до второго-третьего класса…"

Транснистрия: "Сарра Куц из Черновиц пошла на смерть с шестью мальчиками. Вайнер пошла с больной девочкой… Одна женщина приняла яд и давала дочери, но та отказалась…"

Немиров: "Большое двухэтажной здание синагоги. Света не было. У некоторых нашлись огарки, зажгли их. Каждая мать держит на руках ребенка и прощается с ним. Все понимают, что это – смерть, но не хотят поверить. Старый раввин из Польши читает молитву "О детях", старики и старухи ему помогают. Раздирающие душу крики, вопли… Картина такая страшная, что наши грубые сторожа – и те молчат…"

Каунас: "Младенцев бросали в машины. Женщины рыдали. Одна из них подошла к охраннику и закричала: "Отдай мне моих детей! " А он спросил: "Сколько их, твоих детей?" Она ответила: " Трое". И он сказал: "Одного можешь взять". Она поднялась в машину, три головки потянулись к ней, каждый хотел уйти с матерью…"

Вильнюс: "Из глубины могилы еще доносились глухие стоны, хрипы умирающих. Сверху накатывался пьяный хохот литовцев… Вдруг слышу рядом тихий плач. Плачет, разобрала, ребенок. Поползла на звук… Плакала девочка лет трех. Живая, здоровая. Я решила спасаться и спасти ее. И когда на груде трупов я делала передышку, прижимая девочку к себе, я знала, что если спасусь, то буду обязана этим только ей…"

"Последние слова, которые мне сказала двенадцатилетняя девочка, дочь моей сестры: "Клара, отомсти за нас!" Она знала, что обречена, и ей уже не стать взрослой…"

Евгения Бирман (Каменец-Подольская область):

" Тяжело нам было. Мы не знали, где переночевать… а однажды залезли с Изей в большую собачью будку. Было очень тесно, но тепло. Но тут нас сильно напугал подвыпивший хозяин: он нагнулся и вместо собаки увидел детей. Мы проснулись от крика и увидели лицо во всю дырку, тяжелый запах водки дохнул на нас.

Днем мы шатались по деревне, месили грязь и только думали, где бы поесть. В основном люди не отказывали нам, давали по тарелке борща с хлебом. Но случались и такие, которые говорили: "Что вы тут бродите? Идите в свою Палестину". Что такое Палестина я не знала, но поняла, что это место для евреев. Мне было горько: "Почему в Палестину? Ведь родилась я здесь". И как туда попасть, никто не говорил…"

3

Жизнь в гетто была невыносима, но более всего родителей мучил вопрос: как спасти детей? Где спрятать их перед очередной облавой? Матери и отцы, бывало, смирялись с неизбежностью смерти, но не могли примириться с тем, что их дети тоже должны погибнуть. Одни договаривались с окрестными жителями и передавали ребенка через проволочное заграждение, чтобы никогда его больше не увидеть; другие не могли расстаться с сыном или дочерью и всей семьей уходили на смерть.

"К утру возле лагеря собрались украинцы. Мой ребенок выделялся золотыми волосами и голубенькими глазенками. Он всем нравился‚ и одна украинка предложила мне‚ что она его усыновит: "Всё равно вас убьют‚ жалко ребенка‚ отдай его мне". Но я не могла отдать Шуру..."

"Вечером к нам пришла женщина, украинка, и говорит маме: "Отдайте мне вашего сына, он не похож на еврея. Вас расстреляют, а его я спасу". Мама долго плакала, прижимая меня, маленького, к своей груди, и я плакал… Женщина взяла меня, накрыла теплым платком и унесла… Однажды ночью я услышал, что надо мной кто-то стоит и плачет. Я открыл глаза – это была моя мама. Мы прижались друг к другу и долго плакали. Мама сказала женщине: "Спасибо вам за всё, но я без него не могу. Что случится со мной, то будет и с моим сыном…"

Псковская область: "Дети стали разбегаться… На убегавших немцы напускали собак. Собаки догоняли детей, сваливали в снег и подтаскивали к месту расстрела. Часть детей сбросили в могилу живыми…"

Нацисты не желали "воспроизведения еврейской расы", а потому жителям гетто запрещали жениться и заводить детей. Мать, новорожденный и все члены семьи подлежали уничтожению; в гетто Каунаса расстреляли врачей за сокрытие фактов беременности и проведение абортов. Узник гетто Шяуляя записывал в дневнике: "В гетто находились три женщины на последней стадии беременности… которые не могли скрыться и спасти будущих детей. В отчаянии они упросили врачей произвести преждевременные роды, а детей умертвить. Это было проделано на частной квартире. Они родились живыми и здоровыми. Один был необыкновенной красоты. Все они умерщвлены при помощи шприца и похоронены даже не на кладбище, а в одном из закоулков гетто. Лучше так, чем от немецкой руки…"

Немцы следили, чтобы среди усыновленных мальчиков и девочек не оказалось евреев; этих детей расстреливали, могли расстрелять и усыновителей, которые пытались их спасти. Уничтожению подлежали также дети от смешанных браков‚ если отец был евреем, – осенью 1942 года в Запорожской области погнали на расстрел сотни малышей и подростков.