Брокер - Джон Гришем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 23
Главное разведывательное ведомство красного Китая – министерство государственной безопасности, или МГБ, для осуществления убийств по всему свету использовало небольшие, хорошо подготовленные отряды, в основном так же, как действовали русские, израильтяне, англичане и американцы.
Но одно существенное различие состояло в том, что китайцы прибегали к услугам одной только группы. Вместо того, чтобы распределять грязную работу, как делали другие страны, МГБ прежде всего поручало ее молодому человеку, за действиями которого ЦРУ и МОССАД с восхищением следили в течение нескольких лет. Звали его Сэмми Тин, он был отпрыском дипломатической супружеской пары, которую, по слухам, специально отобрали для произведения потомства. Если какого-либо тайного агента когда-нибудь клонировали в столь совершенном виде, то это, несомненно, был Сэмми Тин. Он родился в Нью-Йорке, вырос в предместье Вашингтона, округ Колумбия, учился у частных преподавателей, которые буквально бомбардировали его иностранными языками с той минуты, как он вышел из пеленок. В шестнадцать лет он поступил в университет Мэриленда, в двадцать один окончил его с двумя дипломами, затем овладевал инженерными науками в Гамбурге, в Германии. В какой-то момент он увлекся конструированием и сборкой бомб, что стало его настоящим хобби и подлинной страстью. Более всего его занимали управляемые взрывчатые устройства в необычной упаковке – конверты, бумажные стаканчики, шариковые ручки, пачки сигарет. Он был отличным стрелком, но огнестрельное оружие казалось ему средством примитивным и скучным. Сэмми Тин был влюблен в свои бомбы.
Дальше под вымышленным именем он изучал химию в Токио и там овладел искусством убийства с помощью ядов. К двадцати четырем годам он был известен под дюжиной разных имен, знал столько же языков и переходил границы в разных обличьях, имея наготове целый набор паспортов. Он с легкостью мог убедить любого таможенника в любой части света, что он японец, кореец или тайванец.
Для завершения образования он провел суровый год подготовки в одной из элитных частей китайской армии. Он научился разбивать палатку, готовить на костре, переходить бурные реки, выживать в океане и многие дни проводить в пустыне. Когда ему исполнилось двадцать шесть, МГБ сочло, что молодому человеку уже хватит учиться. Пора начинать убивать.
Насколько могли судить в Лэнгли, свой поразительный счет убийствам он начал с ликвидации трех ученых из красного Китая, которые установили слишком дружеские отношения с русскими. Он разделался с ними во время обеда в московском ресторане. Пока их телохранители дежурили у входа, одной из жертв перерезали горло в мужском туалете, когда он стоял у писсуара. Тело обнаружили лишь час спустя – каким-то образом его втиснули в небольшой бак для мусора. Второй совершил ошибку, заволновавшись, куда пропал первый. Он отправился в туалет, где его ждал Сэмми, переодевшийся в форму служителя. Несчастного нашли связанным по рукам и ногам, причем голова его оказалась в сливном отверстии. Третий погиб несколько секунд спустя за столиком, где сидел в одиночестве, обеспокоенный долгим отсутствием своих коллег. Человек в форме официанта быстро прошел мимо столика, незаметно вонзив дротик ему в шею.
Убийства нельзя было назвать иначе, как грязными. Слишком много крови, слишком много свидетелей. Бегство было чистой лотереей, но Сэмми сумел улизнуть незамеченным через кухню. Когда вызвали охранников, он уже удалялся по переулку за рестораном. Он растворился в ночном городе, поймал такси и через двадцать минут уже входил в китайское посольство. На следующий день он вышел из самолета в Пекине, тихо отметив свой первый успех.
Дерзость убийства потрясла мир разведки. Агентства многих стран пытались установить, чьих рук это дело. Уж больно оно отличалось от обычного образа действий китайцев, когда те ликвидировали своих врагов. Они славились терпением, дисциплиной, умением ждать бесконечно долго, пока не наступал подходящий момент. Они шли по пятам жертвы, пока она не лишалась способности сопротивляться. Или же меняли план, выжидая, когда представится подходящий момент.
После нового убийства, несколько месяцев спустя в Берлине, родилась легенда Сэмми Тина. Некий французский чиновник передал секретные материалы, касавшиеся мобильного радара, которые оказались подложными. Он упал с балкона четырнадцатого этажа гостиницы, где снимал номер, и приземлился возле плавательного бассейна на глазах у множества постояльцев, загоравших на солнце. И снова убийство было слишком уж открытым.
В Лондоне Сэмми проломил череп жертвы мобильным телефоном. Перебежчик, прятавшийся в нью-йоркском Чайна-тауне, лишился половины лица, когда у него в руках взорвалась пачка сигарет. В этом потайном мире Сэмми приписывали множество и куда более драматических убийств. Легенда быстро обрастала новыми подвигами. Хотя в его команду входили четыре или пять верных помощников, он часто действовал в одиночку. Он потерял одного человека в Сингапуре, когда намеченная жертва появилась вдруг с целой группой вооруженных друзей. Это была редкая в его практике неудача, и он извлек из нее урок: действовать скрытно, быстро наносить удар и держать рядом как можно меньше помощников.
По мере взросления Сэмми стал действовать не столь театрально, не столь жестоко и гораздо более скрытно. В тридцать три года он стал одним из самых грозных тайных агентов в мире. ЦРУ тратило громадные деньги, пытаясь выйти на его след. Они знали, что он безвылазно сидел в Пекине в своей роскошной квартире. Когда он уехал, им удалось проследить его до Гонконга. Когда Сэмми сел в самолет, следовавший беспосадочным рейсом до Лондона, на ноги был поставлен Интерпол. Но там он поменял паспорт и в последнюю минуту вылетел в Милан самолетом «Алиталии».
Интерполу оставалось только наблюдать. Сэмми Тин часто летал с дипломатическим паспортом. Он не был обычным преступником, это был агент, дипломат, бизнесмен, профессор – в зависимости от того, за кого в данный момент хотел себя выдать.
В аэропорту Мальпенса в Милане его ждала машина, и вскоре он исчез в этом огромном городе. По данным ЦРУ, последний раз он был в Италии четыре с половиной года назад.
* * *Мистер Элия, безусловно, выглядел, как положено богатому саудовскому бизнесмену, хотя тяжелый шерстяной костюм был почти черного цвета, чересчур темный для Болоньи, а светлые полоски на нем – слишком широкими, что не соответствовало итальянскому стилю. И рубашка на нем была розовая, с искрящимся белым воротничком, сочетание неплохое, но все же рубашка-то розовая. Под воротничком была пропущена золотая цепочка с золотым слитком, тоже слишком массивным, он приподнимал узел галстука к горлу, и казалось, что владелец слитка сейчас задохнется, с обеих сторон слитка посверкивали бриллианты. Мистер Элия был весь в бриллиантах – по крупному на обеих руках, дюжина более мелких, гроздьями, на «ролексе» и еще два – на золотых запонках. Стефано показалось, что туфли на нем итальянские, новехонькие, коричневые, но, пожалуй, слишком легкие, учитывая плотный шерстяной костюм.
В целом весь антураж казался искусственным. Хотя и тщательно скомпонованным. У Стефано было достаточно времени, чтобы изучить своего клиента, пока он в полном молчании вез его из аэропорта, куда мистер Элия с помощником прибыл на частном самолете, в центр Болоньи. Они расположились на заднем сиденье черного «мерседеса», что было одним из условий мистера Элии, а водитель и помощник, который, видимо, говорил только по-арабски, сидели впереди и молчали. Мистер Элия сносно изъяснялся по-английски, быстрыми очередями, за которыми, как правило, следовало несколько фраз по-арабски, обращенных к помощнику, который был обязан записывать каждое слово хозяина.
Минут через десять Стефано уже начал молить Бога, чтобы они управились до ленча.
Первая квартира, которую он им показал, находилась неподалеку от университета, куда вскоре изучать медицину должен был прибыть сын мистера Элии. Четыре комнаты на втором этаже, без лифта, прочный старинный дом, квартира, со вкусом меблированная, разумеется, чересчур роскошная для студента – 1800 евро в месяц, аренда на один год, оплата счетов отдельно. Мистер Элия хмурился с таким видом, будто его испорченному сыну нужно что-то пороскошнее. Помощник тоже хмурился. Они хмурились, спускаясь по лестнице, хмурились в машине и не проронили ни слова, пока водитель не сделал вторую остановку.
Квартира была на улице Реморселла, в одном квартале на запад от улицы Фондацца. Она оказалась гораздо более просторной, чем первая, с кухней размером с чулан для половой щетки, плохо обставлена, с плохим видом из окна и минутах в двадцати пешком от университета, стоила 2600 евро, да к тому же в ней ощущался какой-то странный запах. Оба клиента перестали хмуриться, квартира им понравилась.