Пока я не умерла (ЛП) - Плам Эми

Хотя он утверждал, что надеялся, что его эксперимент работает, я не хотела, чтобы он продолжался дальше. На следующей неделе я хотела бы поговорить с Женевьевой, и если бы она придумала какой-нибудь альтернативный план, я попросила бы, чтобы Винсент прекратил этот ужасный эксперимент.

— Посмотри на себя! — воскликнул я, меняя тему. Ее волосы отросли до плеч. — Я видела тебя всего шесть недель назад. Как тебе удалось так быстро отрастить свои волосы? — спросила я, а затем рассмеялась, поняв, с кем — или с чем — я разговаривала.

Шарлотта хихикнула.

— Женевьева, и я были здесь не просто на каникулах. И у меня такое чувство, что вы с Винсентом не обсуждаете уход за волосами. Когда мы заняты спасением людей, получая энергию, нам приходится стричься примерно раз в неделю.

— Разве твой парикмахер не удивляется?

— У меня их четыре в Париже — ответила Шарлотта, — я их чередую, так что никто не замечает. — Просто еще одна деталь, о которой я никогда не задумывалась, размышляла я, задаваясь вопросом, случится ли так, что я перестану поражаться ревенентам и они станут для меня чем-то обыденным.

Мы пробились, держась за руки, через маленький терминал авиакомпании в раннюю вечернюю темноту снаружи. Было холодно, но не так, как в Париже. Я глубоко вздохнула. У воздуха был немного соленый приморский аромат.

Женевьева нас ждала у бровки тротуара в ярко красном Остин Мини. Она выпрыгнула из машины, когда увидела нас, и бросилась к нам, чтобы скорее-скорее прижать меня к себе.

— Я так рада тебя видеть! — Наклонившись, чтобы поцеловать Винсент, она вздрогнула. — Винсент, я просто обязана это сказать, ты ужасно выглядишь. Давайте, ребята, отвезем вас домой. — И она поспешно села за руль.

Мы с Шарлоттой сели сзади, в то время, как Винсент уместился на переднем сидение, поджав ноги, да так сильно, что его колени оказались у его груди. Хотя было темно, в густонаселенной береговой линии между Ниццей и Франш-сюр-Мер горели миллион крошечных огоньков.

Двадцатью минутами позже, как мы покинули аэропорт, наша крутая поездка завершилась у главной дороги возле дома из стекла и дерева, который стоял на стороне холма. Это напоминало больше современный художественный музей, чем дом.

— Вот мы и на месте! — крикнула Шарлотта, когда мы вылезли из машины из крошечной машины. — И как раз к ужину!

— Входите, входите, — сказала Женевьева, помахав нам через входной дверной проем.

Я обернулась к Винсенту, который очень внимательно вглядывался в моё лицо.

— Это потрясающе. Спасибо тебе, — пробормотала я, поднимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать его.

— Всегда рад, — сказал он.

Это было странное незнакомое чувство, увидеть его вне обычной парижской обстановки, и я могла с уверенностью сказать, что он думает о том же относительно меня.

Дом не сильно отличался от своеобразных домов Жан-Батиста Минимализм двадцатого века архитектуры был отражен мебелью: весь эффект призван подчеркивать вид снаружи. Я прошла через комнату и отодвинула раздвижную стеклянную дверь, чтобы выйти на огромную деревянную террасу, балансирующую высоко над землей и видом на море. Мы фактически нависали над океаном. Мерцающие огни города Франш-сюр-Мер растянулись ниже нас, обернутый вокруг U-образной гавани с батальоном роскошных яхт, пришвартованных на расстоянии от берега.

— Не могу поверить, что вы живете здесь, — сказала я Шарлотте, которая прислонилась к невысокой ограде, рядом со мной. — Будто вы отхватили билеты в самое красивое место на земле!

— Знаю! — отвечает она, глядя на море. — Будто в сказке очутиться. Я бы не жаловалась, находясь вдали от дома, просто, я так скучаю по всем.

— Ну, мы здесь, чтобы тебя развеселить, — сказала я, обнимая её одной рукой и ощутив насколько же мне не хватало её.

С Виолеттой было весело куда-нибудь выбираться, но у нас с ней не случилось того взаимопонимания, как у нас с Шарлоттой. Чтобы дружить с Виолеттой приходилось прикладывать некоторый усилия, а с Шарлоттой всё было так естественно.

Мы поужинали в стеклянной столовой, примыкающей к терассе. Наши стулья стояли полукругом, нам открывался потрясающий вид.

— Итак, расскажи мне о Чарльзе, — сказала Шарлотта, как только мы расселись.

— У него все хорошо, Шарлотта, — голос Винсента был успокаивающим и правдивым. — Судя по всему, он встретил кого-то в Берлине несколько лет назад на собрании и решил к нему присмотреться.

— Эй, я помню этого парня. Чарльз был им очарован. У него был вид как у… панка. Синие волосы, многочисленный пирсинг.

Винсент поднял бровь: — Ага, они все похожи друг на друга в том клане.

— Что? И Чарльз теперь так же выглядит? — Глаза Шарлотты округлились.

Он рассмеялся.

— Вообще-то, ему идет.

— Что! — ахнула Шарлотта. — Ты его сфотографировал?

— Нет, я был несколько занят, выполняя задание Жан-Баптиста, чтобы еще и волосы Чарльза фотографировать.

— Нам плевать на его волосы, — сказала, смеясь, Женевьева. — Расскажи нам, как он. Чем он там занимается. Когда вернется.

— Понимаете, вот почему я считаю, что он точно находится в правильном месте. — Винсент подался вперед, говоря нетерпеливо. — Тот особый клан в Берлине состоит из молодых ревенантов, которые в некоторый момент разочаровались в нашей миссии. Горюют о нашей судьбе. Место походит на клуб Немертвых Анонимных Алкоголиков. Они постоянно устраивают встречи, в которых говорят о своих чувствах.

— А их лидер действительно мотивирован. Всегда болтает без умолку о том, как ревененту подстроиться под весь жизненный цикл. То, что мы ангелы милосердия, позволяющая людям, позволяющие людям, которым раз уж выпала такая судьба, выживать, пока у них это получается. Поэтому, когда Чарльз со своими родными гуляют, это выглядит так, будто они и впрямь исполняют миссию. Они настолько помешана на этом… это надо видеть.

Шарлотта закрывала глаза, пока слушала, представляя это. Когда Винсент закончил, она грустно улыбнулась:- Я не могу даже выразить, как замечательно слышать то, что ты говоришь. Это было ужасно не знать, где он и что он делает, — сказала она. — Он никогда на самом деле не оправится от своей депрессии после всего этого с Люсьеном, и я боялась, что он собирался делать то же самое снова: искать какого-нибудь нума, чтобы тот уничтожил его. Но я полагала, что он преднамеренно пошел куда-нибудь далеко на сей раз, где это не будет держать нас в опасности. Женевьева высказалась: — Может наша небольшая группа слишком тесна для него в Париже. Он не имел возможности, чтобы вырасти и найти себя. Это довольно напряженное проживание с одними и теми же людьми в течение многих десятилетий.

— Ты права, — сказала Шарлотта. — Быть самостоятельным, очевидно, то, в чем он сейчас нуждается. Но…ты думаешь он вернется?

— Честно? Не знаю, — сказал Винсент.

Наступила минута задумчивого молчания, а затем я спросила:

— Как ты, Женевьева?

— Живу одним днем, — ответила она, её глаза потеряли блеск. — Шарлотта очень хорошо меня отвлекает. Это был бы ад, если бы я осталась в нашем с Филиппом доме в Париже. Новая обстановка идет мне на пользу, и мы находимся близко к Ницце, где около десятка наших родных.

— Есть среди них кто-то интересный? — спросила я, поддразнивая Шарлотту.

Она покачала головой.

— Интересный в качестве друга, но нет никого особенного. Мои чувства не изменились. — Она быстро смотрит на Винсента, который отвернулся, как бы давая нам возможность побыть наедине друг с другом.

Мы говорили в ночь, пока я едва мог держать глаза открытыми.

— Извините, я все. Я знаю, что вы ребята можете бодрствовать день и ночь, но мне надо в кровать.

— Пойдем, я покажу тебе твою спальню, — сказала Шарлотта.

— Я приду проведать тебя позже, — сказал Винсент сексуально подмигнув, когда я встала, чтобы следовать за Шарлоттой из комнаты.

— Ого, — это всё, что я смогла сказать, когда я опустила свою сумку рядом с большой двуспальной кроватью, стоящей перед окном размером от пола до потолка с видом на гавань.