Абсолютное зло - Елена Григорьевна Макарова

Я уже ни о чем не смела просить, даже о том, чтобы покинуть это пугающий край, еще недавно казавшийся мне раем. Но Дан сам будто торопился сбежать от гнетущего прошлого, о котором напоминали развалины Ривала.

— Пора возвращаться, — протянул руку, помогая подняться.

***

Обратно мы шли уже другой дорогой. На этот раз перевалочным пунктом стал не хвойный лес, а пустынный берег моря. Дан перестраховался, выбрав новое место. Он объяснил это тем, что имирт создает колебания, распространяет энергию, по которой нас могут отследить харпы. Ни в коем случае нельзя привести их к дому. К тому времени, когда мы оказались на его пороге, совсем стемнело.

Холод пробирал до костей. В дверях нас встретил встревоженный Энтал. Его не удивило мое появление. Наверное, он был в курсе, что я одна из них. Стало горько и смешно, когда я вспомнила гневную речь Алу, что мне никогда не стать такой, как они. Не желая этого, я опровергла ее слова.

Дан с Энталом обменялись короткими фразами на своем языке. Хотя, наверное, на нашем. Только я ни слова не понимала.

— Возникли срочные дела, — пояснил Дан, будто прося дождаться. — Побудь с Алу, — подтвердил мои догадки короткой просьбой. Подозревала, что эти дела скорее опасные, чем срочные.

Не горела желанием оставаться наедине с его сестрой, которая ненавидела меня, но возвращаться в свою квартиру тоже не хотела: чувствовала себя там как неприкаянная.

— Хорошо, — все-таки согласилась. Они растворились в вечернем сумраке, а я прошла в дом.

Долго бродила по пустым, едва освещенным комнатам в поисках Алу, но скоро нашла ее на заднем дворе. С усердием, за которым скорее всего скрывался подавленный гнев, она метала ножи в дерево.

Я наблюдала за ее точными, выверенными движениями, и размышлял над тем, зачем девушке в ее возрасте такие навыки. Могла только догадываться, что ей довелось пережить за годы войны.

Я долго думала, как подступиться к Алу.

— У тебя отлично получается, — попыталась завязать разговор, но она лишь бросила на меня презрительный взгляд. Но я не собиралась так быстро сдаваться: — Кто тебя научил? Дан?

Она усмехнулась, и продолжила свое занятие.

— Научишь меня? — попросила я.

Алу израсходовала весь свой запас ножей и подошла к дереву, методично выдергивая лезвия из ствола.

— Ну попробуй, — вручила один из них мне.

Я неловко вертела в руках увесистый кинжал, изящной отделки.

— Просто швырнуть? — подняла глаза.

— Во-первых, нож надо держать так, — она правильно вложила оружие мне в ладонь. — Целься и кидай, — скомандовала.

— А во-вторых? — спросила прежде, чем приступить к тренировке.

— Не говори «швырять», ножи метают.

Я долго прицеливалась, но как только почувствовала на себя нервный взгляд Алу, выпустила лезвие из руки. К моему удивлению оно с глухим звуком вошло в дерево.

— Еще, — протянула она следующий нож.

Так продолжалось до тех пор, пока все они не перекочевали в ствол. В новый заход, мы метали по очереди, соревнуясь.

— Ты прости, что при первой встрече была грубой с тобой, — наконец заговорила Алу. — Я же не знала, что ты с нами заодно.

Не стала разочаровывать ее и признаваться, что вовсе не собираюсь принимать участие в некой мифической войне ради мира, который толком и не знаю.

— Я не обижаюсь, в какой-то мере понимаю, — старалась не спугнуть ее.

— Понимаешь? — Алу переполняла горечь и боль, и, видимо, их никому было выплеснуть. — Да что ты понимаешь? — Плотину словно прорвало, и она начала изливать мне душу: — Раньше у меня был старший брат, любящий и защищающий от всех бед. А потом, в самый тяжелый момент, когда отца не стало, и вся моя жизнь превратилась в кошмар, он просто исчез на долгих четыре года. Мы даже не знали, жив ли он. А когда вернулся, это был уже совсем другой человек. — Один за одним она всаживала в дерево кинжалы. — Знаешь, почему я сейчас с ним? Наша мать заставила его взять меня с собой. Она хотела, чтобы с ним был близкий человек. Возможно, она полагала, что и мы так станем ближе. Но, как видишь, получается все с точность до наоборот. Я стараюсь лишний раз не попадаться ему на глаза. Так проще выживать, — она запустила последний нож, в который, казалось, вложила всю свою ярость. Собрав их, она завернула их в кожаный чехол и ушла в дом.

Представила, как она сидит в одиночестве в одной из мрачных комнат, и стало нестерпимо жаль ее. Хотела помочь, но вряд ли она впустит меня, даже простой я под ее дверью хоть всю ночь.

После сегодняшнего путешествия и так до конца не покинувшего меня похмелья я чувствовала себя уставшей. Растянулась на кровати Дана, решив, что это первое место, где он станет меня искать по возвращении. Пообещала себе лишь ненадолго прилечь, но скоро забылась глубоким сном.

***

В ушах, словно бурная река, шумела кровь. Казалось, я слышу стук собственного сердца.

БУМ! БУМ! БУМ! БУМ! БУМ!

Как набат. Он подгонял, заставлял сделать неизбежный выбор.

БУМ!

Жизнь или смерть?

БУМ!

Я или он?

БУМ!

Как сильно я хочу жить?

БУМ!

Смогу убить?

БУМ!

Убей!

БУМ! БУМ! БУМ!

Бей! Бей! Бей!

Заношу нож. Острое лезвие рассекает плоть. Сильней сжимаю рукоять. Странное ощущение, будто я держу в руках чужую жизнь. Стоит вынуть нож и жизнь вместе с багровой кровью медленно покидает тело. Она уже на моих руках. Теплая, с удушающим запахом смерти. Я — смерть.

Слышу жуткий стон, как зов. Зов смерти, дарующей избавление, или мольба о помощи?

Заглядываю в лицо — незнакомец. Или я раньше видел его, но не замечал?

Он такой же, как и я. Все мы тут безликие тени. Желание жить осталось не у многих. Но я все еще борюсь, поэтому поворачиваю кинжал, нанося смертельные раны. Теперь он точно не выживет. В каком-то смысле это акт милосердия, но он не избавляет от чувства вины. Оно постепенно нарастает, подступает к горлу вместе с тошнотой. Но я слышу гулкий звон — время вышло, нужно снова бороться. Вырываю лезвие из обмякшего тела. Оружие мне еще пригодится. Чтобы убить вновь.

***

От охватившего меня ужаса я проснулась, мгновенно распахнув глаза. В горле все ныло от немого крика.

Я вскочила с кровати и побежала в ванную. Умывалась холодной водой до тех пор, пока руки и лицо практически не онемело. Хотела, чтобы и внутри все так же заледенело, избавив от отвратительного чувства. Дан кого-то убил, и делал