Купание голышом - Карл Хайасен

перед тем, как выйти из дома. Наставил кольт на Рикку:

– Мы не едем домой.

– Ты что, собираешься меня изнасиловать?

– Ты себе льстишь.

Двадцать минут он ехал на запад по дороге вдоль канала Хиллсборо по направлению к Национальному заповеднику Локсахатчи, заповеднику, что расползся на западном шельфе Эверглейдс. Рикка молча кипела; Чаз левой рукой держал пистолет на уровне ее сердца. Он дивился собственной невозмутимости, уверенности и ясной голове. Один раз, когда Рикка подергала дверной замок, Чаз поднял пистолет к ее виску. Рука его оставалась прямой и твердой. В мерцании огоньков приборной панели он видел, как Рикка уставилась на него широко открытыми, холодными глазами.

Наконец-то она испугалась.

Чаз повернул на грязную тропу к закрытым металлическим воротам. Насвистывая себе под нос, он включил дальний свет, направил внедорожник с крутой насыпи и громыхал вдоль неглубокого кювета, пока не объехал дорожное ограждение. Потом газанул и вернулся на узкую, изрезанную колеями дамбу, где перед ними лежала только укрытая плащом ночи дикая природа.

– Боже мой, – сказала Рикка.

Чаз хранил молчание. Главное – сосредоточиться. Убивая Джои, он ни разу не отвлекся, не отступил от намеченного сценария, не вышел за рамки.

– Когда это ты купил пушку? – спросила Рикка. – Я думала, ты ненавидишь оружие…

Кончиком ствола с накладками Чаз нажал кнопку на CD-плеере, и в салоне «хаммера» взорвались Джордж Т. и «Делаверские разрушители». Пронзительная слайд-гитара стерла Риккины жалобы, и Чаз благодарно соскользнул в грохот музыки – это еще лучше, чем превышение скорости.

Он ехал по дамбе еще пятнадцать минут, затем притормозил и велел Рикке выйти. Он стояла щурясь в свете фар, смахивала насекомых с лица и старалась не сорваться. Чаз ощутил легкое неприятное жжение в животе. Он бы предпочел беззвучно напасть из засады, как с Джои, но Рикка не оставила ему такой возможности.

– Так это правда насчет твоей жены, – выдавила она.

– Да, боюсь, что правда.

– Чаз, как ты можешь так со мной поступить?

– Так же, как и с ней.

Он сидел на капоте «хаммера» между фар и целился. Тул поможет ему избавиться от машины Рикки и навести порядок в ее квартире. Сделать вид, что она рванула из города.

– Ты не можешь меня убить, Чаз. Ты не можешь, – заявила она. – Джои не смотрела тебе в глаза, как смотрю я. Она не знала, что ее ждет.

«Это, – про себя посетовал Чаз, – как раз такая неприятная сцена, какой я хотел избежать».

– Я вот чего не понимаю, – сказал он, – какого черта ты спала со мной, если тебя так волнует моя жена.

Рикка будто съежилась.

– Ну? – не отступал Чаз.

– Потому что я была дурой.

– Дальше.

– И эгоисткой, – хрипло добавила она.

– Это уже что-то. Расскажи мне о себе и о шантажисте, – велел он. – У вас чисто деловые отношения, или с ним ты тоже трахаешься?

– О боже. Ты совсем чокнулся, – ощетинилась Рикка. Она приложила ладонь козырьком к глазам, чтобы лучше его видеть:

– У тебя рука дрожит.

– Черта с два.

– Сам посмотри, Чаз.

– Заткнись.

– К тому же у тебя до сих пор стоит. Что, блин, вообще происходит?

А Чаз-то всеми фибрами души надеялся, что она не заметит. Черт, невероятные пилюли.

– Плохо уже то, что ты наставил на меня пушку, – продолжала Рикка, – но еще и это?

Он прикинул, что до нее футов тридцать – попасть нетрудно.

– Развернись, – приказал он.

– И не подумаю.

Болото за ее спиной битком набито здоровенными аллигаторами. Вне света фар Чаз различал не меньше полудюжины больших глаз, мерцающих, как угольки. К рассвету Риккино тело исчезнет. Что не съедят аллигаторы, то сожрут черепахи и еноты.

– Я не отвернусь! – повторила она.

– Тогда стой, как стоишь. – Чаз навел на нее короткий ствол, держа кольт обеими руками, – он тысячу раз видел такое по телевизору.

«Господи, она права. Я, блин, трясусь, как алкаш».

– Чаз, ты сам не понимаешь, что делаешь.

– Стой смирно, я сказал.

– Это большая ошибка. Худший кретинизм из всех кретинизмов…

Он задержал дыхание и нажал на курок. Рикка вскрикнула, но не упала.

– Ты, гандон вонючий, – заорала она, подпрыгивая. – Это даже не смешно!

«Офигеть, – подумал Чаз, – она считает, что я специально промахнулся. Или, может, что я стреляю холостыми».

Он напрягся и еще раз прицелился, недоумевая: «Как, ради всего святого, я умудрился ее не зацепить? Она же в сто раз больше, чем тот проклятый кролик».

Второй выстрел зацепил ее по левой ноге, и Рикка крутанулась вокруг своей оси. К удивлению Чаза, она так и не упала.

– Посмотри, что ты сделал! – Она схватилась за пораненную ногу. – Ты что, совсем рехнулся?

«Невероятно, – подумал Чаз. – Надо было взять ружье для охоты на буйволов».

Еще один москит ужалил его в щеку, и Чаз прихлопнул его так яростно, что соскользнул с капота «хаммера». Рикка воспользовалась передышкой и неожиданно резво похромала в темноту. Чаз собрался с силами и погнался за ней, убыстрив шаги, когда впереди замелькала серая кофта. Он ее уже почти догнал, когда Рикка неожиданно свернула с колдобистой дороги и, к его огромному изумлению, очертя голову бросилась в болото.

Чаз немедленно прекратил погоню, ибо ничто так не пугало его, как перспектива войти в теплую, как моча, воду Эверглейдс в полной темноте – влажная ряска набьется в рот, зазубренная меч-трава порежет на ломтики, и, наконец, пиявки присосутся к ногам, которые одну за другой неизбежно засосет чернильная мерзость.

«Это не для меня, – подумал доктор Чарльз Перроне. – Нет уж, увольте».

Рикка пыталась выплыть, а он стоял на берегу и стрелял в нее, пока она не опрокинулась и, ахнув, не ушла под воду. Вскоре у него перестало звенеть в ушах, вода успокоилась, и ночь снова загудела, очухиваясь. Чаз всмотрелся туда, где утонула Рикка, но ничего не увидел, кроме флотилии жуков-плавунцов, шныряющих туда-сюда в отраженном свете звезд. Что-то крупное плеснуло неподалеку в зарослях кувшинок. «Может, просто лысуха или сарган, – подумал Чаз, – но к чему испытывать судьбу? Тут кишмя кишат аллигаторы, а у меня кончились патроны».

Он рысью вернулся к «хаммеру», ловко развернулся на сто восемьдесят градусов и направился обратно в город. Сердце колотилось, как у воробышка, но Чазу полегчало: он был свободен и доволен, что превратил ненавистное, намозолившее глаза болото в сообщника.

Двадцать два

– Вы прелестно сегодня выглядите, Нелли, – сказал Карл Ролвааг.

– От комплиментов такого кретина, как ты, мне повеситься охота. Слыхал о бедняжке Пинчоте?

– Слыхал, – ответил детектив. – Его еще не нашли? Миссис Шульман качалась из стороны в сторону, пытаясь заглянуть ему за спину в комнату.

– Бедняжки Пинчота здесь нет, Нелли.

– Тогда, надеюсь, ты не против, если я осмотрюсь?

– Если честно, я против. – Ролвааг не хотел, чтобы она заметила, что террариум пуст.

– Тебе это так просто с рук не сойдет, – рявкнула она. – Ты похитил бедного маленького щеночка для своих развратных удовольствий. Ты, наверное, снял все на видео. Может, даже выложил ролик в Интернет!

«Безмозглая старая крыса», – подумал Ролвааг.

– Я не скармливал своим змеям пса Берта Миллера, – сказал он, чуть не добавив: «Но бывают несчастные случаи…»

– Ну, тебе же явно нравится, как беспомощные маленькие мышата визжат в агонии, – заявила миссис Шульман. – Представляю, сколько радости доставили мучения шпица!

– Это совершенно безосновательное обвинение. – Детектив с трудом подавил желание чихнуть. Миссис Шульман облилась духами, которые воняли как гнилые гардении.

– Тогда почему нельзя войти? В конце концов, на дворе воскресное утро.

– Потому что вы назвали меня кретином, – объяснил Ролвааг.

– Ты и есть кретин. Любой, кто любит змей, – на всю голову больной ублюдок. – Она попыталась проскочить, но он двинул плечом, преградив ей путь. – Миллеры совершенно вне себя от горя!

Ролваагу и так было хуже некуда. Он три часа обыскивал территорию «Сограсс-Гроув», но нашел только одну змею – злющего черного полоза, который цапнул его за большой палец левой руки.

– Я вчера видела, как ты тут рыскал, – продолжала миссис Шульман, – искал маленьких вкусных собачек!

– Нелли, вы опять лекарства смешали?

Она пихнула его в пряжку ремня.

– Думаешь, раз ты коп, значит, можешь безнаказанно творить что угодно? Ну нет, мистер. Мы тебя выселим, варвар, как Невиля, а он у себя в церкви был дьяконом!

Гордон Невиль, удалившийся от дел дорожный инженер, был вынужден покинуть «Сограсс-Гроув» после непристойной внеурочной игры в шаффлборд с двумя женщинами, которых он встретил на амбулаторной физиотерапии в больнице Империал-Пойнт.

– Мы прижали его к ногтю, и тебя тоже прижмем, – пообещала миссис Шульман.