100 великих музеев мира - Надежда Ионина

Знаменитый дворец, названный по имени Екатерины І — жены Петра Великого, при Елизавете Петровне непрерывно расширялся и перестраивался, сады были увеличены, построено много новых великолепных павильонов и беседок. Например, «Грот» и «Эрмитаж» до сих пор являются одними из главных достопримечательностей Пушкина.

Много архитекторов трудилось над созданием этого великолепного архитектурного ансамбля. Последнее его завершение и художественное оформление принадлежит В. Растрелли, гений которого сделал дворец украшением всего Царского Села.

В 1755 году в Екатерининском дворце по проекту К. Растрелли был оформлен Картинный зал. Для его украшения было куплено 130 картин известных в то время западных художников — Яна Бота, Давида Тенирса, Н. Пуссена и других живописцев. Стены зала были сплошь покрыты живописными полотнами, асимметрично расположенными по сторонам изразцовых печей. В отдельных случаях картины подрезали или, наоборот, надставляли, добиваясь нужного размера. Использованные как декоративный материал, картины составляли красочную поверхность зала.

Особенно поражала гостей так называемая Светлая галерея, расположенная во втором этаже дворца. Она ошеломляла, прежде всего, своими размерами: площадь ее была 850 (некоторые искусствоведы называют цифру 1000) квадратных метров, а высота равнялась всего восьми метрам. При такой небольшой высоте и при длине в 47 метров зал должен был казаться приземистым. Однако Светлая галерея производила совершенно противоположное впечатление. Ритмичное чередование огромных окон, расположенных в два яруса, и высоких зеркал между ними как бы раздвинуло пространство. Узкие простенки между ними были сплошь заполнены узорной золоченой деревянной резьбой. Благодаря такому декору зал был всегда наполнен светом, и его стены казались прозрачными. А иллюзия головокружительной высоты возникла благодаря искусству итальянского декоратора и живописца Дж. Валериани.

Светлая галерея видела в своих стенах бесчисленные торжества, начиная с обеда в честь освящения придворной церкви и кончая грандиозным обедом в честь французского президента Эмиля Лубе. В Светлой галерее происходили и маскарады — в честь принца Генриха Прусского, в день тезоименитства великой княгини Марии Федоровны и другие.

Китайский зал дворца по существу являлся музеем китайского искусства. При Елизавете Петровне в него вступали из столовой. Стены его были отделаны в китайском стиле: частью покрыты черными лакированными панно с живописными рисунками, а частью украшены золоченой резьбой. Резьба эта изображала китайцев под парасолями, а также пагоды, корзиночки, пальмы и другие экзотические для России растения. На столах и этажерках в Китайском зале размещалась огромная коллекция китайских изделий — резные фигурки из кости, дерева и цветного камня, красные лаковые шкатулки, великолепные фарфоровые вазы и расписные эмалевые чаши.

Все китайское тогда было в моде, и увлечение им насчитывало уже не один десяток лет. Чудесные, фантастические формы, утонченная манерность китайцев, искрящийся блеск их красок, поразительная тщательность отделки изделий — все это пришлось по вкусу обществу XVIII века. Двор русских царей был в особо счастливом положении для потворства этой моде. Многочисленные торговые караваны ежегодно привозили множество всяких драгоценностей, при Елизавете Петровне этот товар распродавался при дворце, и на такие аукционы съезжалась вся знать.

Освещалась Китайская комната шестью двойными окнами — по три двойных окна в сад и во двор. Нижние окна служили и дверьми, выходившими на балконы двух парадных крылец.

В Китайском зале тоже происходили всевозможные придворные торжества. Во время пребывания в Царском Селе Петр III, например, из этого зала любовался на грандиозный фейерверк, зажженный во дворе, а потом ужинал в этом зале в обществе 86 персон. Екатерина II в июле 1764 года играла здесь в карты, хотя обычно это происходило в Янтарной комнате, но тогда она была на реставрации. В августе 1772 года в этом зале представлялись старшины запорожского войска.

Британский национальный музей

История создания старейшего музея мира — Британского — в общих чертах довольно незамысловата. Он был учрежден декретом английского парламента в 1753 году. Для него был куплен и переоборудован великолепный дом лорда Галифакса — Монтегю-хаус — в Блумсбери, где Музей и был открыт через шесть лет — в 1759 году.

Начало Британскому национальному музею было положено частным лицом — сэром Гансом Слоаном, который в 1751 году предложил парламенту купить его драгоценную научную коллекцию за 20 000 фунтов стерлингов. Врач Ганс Слоан хотел, чтобы его собрания оставались в Лондоне, «где благодаря большому стечению народа от них была бы наивысшая польза». Парламент согласился, а потом купил коллекцию рукописей Гарлея и присоединил к ним ранее пожертвованную библиотеку сэра Джеймса Коттона.

Положенные в основу музея коллекции были куплены не на государственные деньги, а на доходы от национальной лотереи. Во время ее проведения был собран фонд в 300 000 фунтов стерлингов. Хотя парламент и учредил музей, но установил столь мизерное его ежегодное финансирование, что на прием посетителей средств просто не хватало. Поэтому вход в Музей был строго ограничен, и в течение многих лет после своего открытия он принимал не более 60 человек в день. Через полвека эта цифра поднялась до 120 человек в день.

Первоначально здание Музея располагалось в квартале, где жила аристократическая публика, и, конечно, Музей не был местом для массовых народных посещений. Он был открыт для посещений лишь первые четыре дня недели, и то только «для всякого человека пристойного вида». Посетителей пускали группами, по 15 человек в каждой. Вплоть до 1836 года (и даже позднее) Музей по выходным и праздничным дням не работал, чтобы ограничить приток представителей «низов общества», в том числе «матросов с верфей и девиц, которых они могут с собой привести».

В экспозиции были выставлены главным образом манускрипты, книги, монеты и медали. Разнообразие в строгую и чопорную обстановку Музея вносили такие экспонаты, как египетская мумия, заспиртованная голова грифа, свинья-циклоп… Среди занимательных экспонатов был один из двух рогов, выросших на голове некой Мэри Девис, чей портрет (с двумя рогами) был вывешен тут же рядом. Так что долгое время Британский музей оставался кабинетом редких и курьезных вещей.

Если бы не частные пожертвования, Музей вряд ли бы мог значительно пополнять свои коллекции. Правда, время от времени парламент выделял некоторые суммы для целевых приобретений. Так, в 1772 году были куплены греческие и римские вазы, принадлежавшие сэру Уильяму Гамильтону, в 1804 и 1814 годах — мраморы Таунли, в 1810 году — коллекция минералов Гревиля.

В 1814–1815 годы парламент купил для Британского музея шедевры из афинского Парфенона, исполненные под руководством гениального Фидия. В Англию эти сокровища были привезены лордом Эльджином, бывшим английским послом в Константинополе. Именно эти приобретения и обеспечили Британскому музею международное признание и репутацию одного из крупнейших собраний античных древностей. Правда, некоторое время эти бесценные сокровища хранились в сарае в саду, так как для них не было места в экспозиции.

Слева от входа в Зал Эльджина находится рельефная модель афинского Акрополя и Парфенона в том виде, в каком они были в 1687 году после бомбардировки венецианским генералом Морозини. После варварских бомбардировок Парфенон оставался почти без повреждений, но Морозини захотел снять с западного фронтона несколько скульптурных групп, чтобы увезти шедевры в Венецию. Во время этого вандализма статуи упали и разбились вдребезги.

На афинском Акрополе находился и храмовый ансамбль Эрехтейон, на южной стороне которого располагался прославленный портик кариатид. У края стены шесть высеченных из мрамора девушек, легких и грациозных, поддерживают перекрытие. Сейчас одна из кариатид украшает зал Британского музея.

К середине XIX века было закончено новое здание Музея. Монтегю-хаус к этому времени был переполнен, и бесценные коллекции располагались в нем довольно-таки хаотично. В новом здании Британского музея, построенном по проекту Роберта Смайрка, не было какого-либо особенно смелого или из ряда вон выходящего архитектурного замысла. Оно было выдержано в стиле греческого Возрождения, который в то время получил широкое распространение. В XIX веке для музеев Европы и Америки были построены сотни зданий в этом стиле. По словам одного из историков Британского музея, греческие колонны, использованные в его фасаде, «абсолютно такие же (если не по числу, то по стилю) можно обнаружить почти в каждом столичном городе в любом конце света».