Ты только попроси. Сейчас и навсегда - Меган Максвелл

– Смугляночка, ты такая проказница.

Я понимаю, что он счастлив слышать мой смех – это наполняет счастьем его душу. Некоторое время мы резвимся и топим друг друга, снимая одежду, пока не остаемся обнаженными. Мы целуемся, становимся все возбужденнее и, естественно, начинаем заниматься любовью.

До сегодняшнего дня я никогда раньше не занималась этим в бассейне, но признаюсь, что это потрясающе и невероятно, сумасшедше развратно. Сердце вырывается из груди, когда Эрик нашептывает мне те вещи, которые меня заводят.

Придя немного в себя, я предлагаю устроить в бассейне гонки, но это невозможно: Эрик только хочет целовать и упиваться мною. Через двадцать минут мы выходим из воды. Я иду за полотенцами, беру два и подхожу к нему. Замотавшись, мы опускаемся в симпатичный гамак цвета кофе. Прелесть гамака в том, что его обычно подвешивают между двумя деревьями, а этот, к сожалению, висит между двумя колоннами.

Эрик падает рядом со мной, обнимает меня, и мы качаемся, словно на волнах. Поцелуи, ласки, и не знаю сама, как это получилось, но я уже целую его красавчика. Лежа на спине, Эрик получает удовольствие от моих ласк, игр, пылких и заводящих поцелуев. Обожаю его. Обожаю держать его во рту. Обожаю его нежность и то, как Эрик держит меня за волосы. Но сейчас он больше не может ждать – он не может насладиться полностью. Он встает, ставит ноги на пол по обе стороны гамака и, развернув меня, шепчет и входит в меня:

– Это тебе за то, что ты столкнула меня в бассейн.

– Я снова тебя столкну, – шепчу я, принимая его.

– В таком случае я буду снова и снова тебя наказывать за то, что ты такая непослушная девочка.

Я улыбаюсь. А он кусает меня за бок и страстно прижимает к себе, обладая мной снова и снова.

– Прогнись… еще… еще… – требует он, хватая меня за волосы.

Он дает мне такой шлепок, что слышно во всем зале. Я задыхаюсь. Выполняю его просьбу: прогибаюсь, и он еще глубже входит в меня. Гамак качается вместе со мной от мощных и потрясающих атак любимого, и мои сладостные крики раздаются по всему залу. Через час, утолив сексуальную жажду, мы возвращаемся в комнату. Нам нужно отдохнуть.

Утром я спускаюсь в кухню. Симона сообщает, что Эрик не уехал на работу и работает в кабинете. Удивившись этому, отправляюсь в кабинет. Я открываю дверь и, едва увидев его лицо, понимаю, что ему плохо. Я немного напугана, но, когда подхожу к нему, он говорит:

– Джуд, пожалуйста, не утомляй меня.

Я нервничаю и не знаю, что делать. Смотрю на него, сажусь напротив, а он без каких-либо объяснений произносит:

– Позвони Марте.

Я быстро включаю телефон. Я вся дрожу, мне страшно.

Эрик, мой сильный и крепкий Айсмен, сейчас страдает. Это видно по его лицу, по его скованным движениям, по его покрасневшим глазам. Мне хочется подойти к нему. Хочется его поцеловать. Сказать, чтобы он не волновался. Но Эрик ничего такого не хочет. Ему нужно только одно – чтобы его оставили в покое.

Я уважаю его желание и держусь поодаль. Через полчаса приезжает Марта со своим чемоданчиком. Увидев мое состояние, она взглядом просит меня успокоиться. Я стараюсь, внимательно наблюдая за тем, как она осторожно осматривает своего брата. Эрик – скверный пациент, он постоянно возражает. Он сейчас просто невыносим.

Не обращая внимания на его ворчанье, Марта садится напротив:

– Состояние зрительного нерва ухудшилось. Тебе снова нужно в операционную.

Эрик проклинает все. Сопротивляется. Не смотрит на меня, а только ругается.

– Я же тебе говорила, что это может произойти, – спокойно замечает Марта. – Ты это знаешь. Тебе нужно начать лечение, чтобы сделать трабекулоэктомию.

Меня злит то, что я слышу. За все то время, что мы вместе, он ни разу не рассказывал об этом. Но я не хочу ссориться, да и сейчас не самый подходящий момент. Ему и так не сладко. Решив подытожить услышанное, спрашиваю:

– И какое это лечение?

Марта объясняет мне, а Эрик даже на меня не смотрит. Когда она заканчивает, я уверенно утверждаю:

– Отлично, Эрик. Скажешь, когда начнем.

23

Как я и думала, Эрик во время лечения стал еще невыносимей. Он со всеми обращается как тиран. Ему не нравится то, что он обязан выполнять, и каждый день он начинает с того, что отказывается и протестует. Но я настолько хорошо его знаю, что не обращаю на это внимания, хотя иногда появляется неудержимое желание нырнуть с головой в бассейн и не выныривать.

За все это время Марта пообщалась со многими специалистами. Понятно, что она желает брату только лучшего и постоянно держит меня в курсе событий. Эрик мучается, когда ему закапывают глаза. От этих капель у него болит голова, его рвет и он плохо видит. Он совсем измотан.

– Что, опять? – протестует Эрик.

– Да, дорогой. Пришло время, – настаиваю я.

Он проклинает все на свете, ругается, но, видя, что я даже не пытаюсь принять какое-нибудь другое решение, садится и, глубоко выдохнув, разрешает мне это сделать.

У него красные глаза. Чересчур красные. Сейчас уже трудно поверить, какими голубыми они были недавно. Мне страшно. Но я скрываю от него свой страх. Не хочу, чтобы он еще больше расстраивался. Он тоже напуган, и я это знаю. Он ничего не говорит, но по его гневу видно, насколько он боится своей болезни.

Ночью мы лежим у себя в комнате, погруженные в темноту. Мне не спится. Ему тоже. Вдруг он меня спрашивает:

– Джуд, моя болезнь прогрессирует. Что ты будешь делать?

Я понимаю, что он имеет в виду. Я вспыхиваю, и мне хочется его стукнуть за глупые мысли. Но, повернувшись к нему в темноте, отвечаю:

– В данную минуту я собираюсь поцеловать тебя.

Целую его и, снова положив голову на подушку, отвечаю:

– И, конечно, дальше любить тебя так, как люблю сейчас, дорогой мой.

На некоторое время воцаряется тишина, но он опять за свое:

– Если я ослепну, то стану не очень хорошим партнером.

У меня волосы встают дыбом. Мне не хочется об этом думать. Пожалуйста, нет. Но он опять нападает:

– Я стану для тебя обузой, тем, кто ограничит тебе жизнь и…

– Хватит! – требую я.

– Джуд, нам нужно поговорить. Как бы нам ни было больно, мы должны это обсудить.

Я в отчаянии. Мне нечего с ним обсуждать. Не важно, что с ним произойдет. Я его люблю и буду любить и дальше. Ну почему он этого не понимает? В конечном счете я сажусь в кровати и заявляю:

– Мне больно это слышать. И знаешь почему? Потому что у меня возникает такое чувство, что если со мной что-нибудь произойдет, то я должна буду тебя оставить.

– Нет, моя дорогая, – шепчет он, притягивая к себе.

– Да… да, дорогой, – не успокаиваюсь я. – Неужели ты думаешь, что совершенно мне безразличен? Нет. Если, по твоему мнению, я должна бросить тебя, то ты должен будешь бросить меня, если я заболею. – Немного перевозбудившись, я продолжаю: – О боже! Надеюсь, что со мной никогда ничего не случится. Ведь кроме того, что у меня будет что-то не в порядке, мне еще придется жить без тебя – откровенно говоря, я даже не представляю, что стану делать.