Секретная просьба (Повести и рассказы) - Сергей Алексеев

Однако прошёл день, и прапорщик снова докладывал командиру полка о появлении мальчика.

— Ещё один?! — удивился полковник.

— Нет. Тот самый.

— Вот как! Вы что же, его не отправляли?

— Отправил.

— Так что же?

— Так он обманул сопровождающих солдат и начальника станции и снова вернулся.

Тогда Громолысов распорядился привести Лёшку. Он долго смотрел на щуплую поджарую фигурку мальчика, на большие горящие возбуждением и упрямством глаза, наконец произнёс:

— Патриот, значит. Защитник отечества!

Прапорщик Лещ хихикнул.

— Я хочу сбить германский аэроплан, — проговорил Лёшка.

— Аэроплан?!

— Он всё про какого-то Степана Зыкова говорит, — произнёс Лещ.

— А кто такой Степан Зыков?

— Полный георгиевский кавалер, — выпалил Лёшка.

— Ах, вот оно что! — Полковник задумался. — Значит, ты за войну. До полной победы!

— Я хочу германский аэроплан, — повторил мальчик.

Лещ снова хихикнул. Однако Громолысов строго посмотрел на своего адъютанта, потом перевёл взгляд на Лёшку и, к превеликому удивлению Леща, отдал приказ оставить мальчишку на фронте.

— Пусть покрутится среди солдат, — проговорил полковник. — Для нас и такой агитатор — клад.

— Агитатор! — хихикнул прапорщик Лещ.

Ружья Лёшке не дали. Приписали в обозную команду к походной кухне.

— Да ты, — говорил Пятихатка, полковой повар, — не горюй. Старайся, так, может, и ружьё дадут и в разведку посылать станут.

И Лёшка вовсю старался. Он колол и пилил дрова, размешивал длинным черпаком кашу, до блеска надраивал котлы. А вечерами они с дядей Акимом укладывались под колёса походной кухни, и мальчик приставал с расспросами. Начал с аэропланов.

— Летают, — отвечал Пятихатка. — Только я всего раз их и видел. Аккурат летом прошлого года. А зачем тебе аэроплан?

Лёшка не ответил и тут же полез с новым вопросом:

— А за что кресты дают, дядя Аким?

— За разное, — неохотно ответил солдат.

— А за что — за разное? — не отставал Лёшка.

— За пленение германского офицера, — стал перечислять Пятихатка, — за спасение полкового знамени, за вынос с поля боя раненого командира. За разное дают. Только ведь его и заслужить не просто. Жди ты, пока тебе германский офицер дастся. А знамя, так ведь оно и всего одно на весь полк… Ты что же, по своей воле на фронт? — спросил неожиданно кашевар.

— Я крест хочу, — проговорил Лёшка.

— Эна оно чего. Ну, ну, жди ты этого самого креста. Может, тебе, как особо важной персоне, и дадут. Только вот я третий год на войне, да всё ни при крестах, ни при медалях.

— Так вы же, дядя Аким, при кухне.

Пятихатка обиделся.

— Дура, — сказал он и задрал край рубахи.

Лёшка увидел красный рубец, перехвативший солдатский бок. Мальчик поморщился и отвернулся.

— Нет, — проговорил солдат, — смотри. Знай, что на войне всюду пекло. — И опять повторил: — Дура.

Каждый день мальчик запрягал мерина, и они с дядей Акимом ехали к передовой, почти к самым окопам, кормить солдат. Собирались солдаты, начинались шутки.

— Генерал, генерал приехал! Аккурат для войны у тебя самое подходящее орудие, — смеялись солдаты над Лёшкиной кухней.

— Хватит, — обрывал балагуров Пятихатка. — Чего привязались? Получил кашу — и будь здоров. Давай следующий.

Прошло несколько дней, и солдаты привыкли к Лёшке. Смотрят на мальчика — родную деревню, дом вспоминают. Теперь уже мало кто смеялся над Лёшкой, а наоборот, каждый норовил сказать доброе. И лишь один длиннющий солдат, по фамилии Ломов, поглядывал на мальчика косо, чуть что — гнал с передовой и всё говорил о том, что Лёшку надо немедленно отправить с фронта.

— Чего он? — спросил кашевара Лёшка.

— А что? Правду говорит Ломов. Ты бы и впрямь подумал о доме, отвечал Пятихатка.

Однако возвращаться Лёшка не собирался. Вечером мальчик ложился на спину и смотрел в высокое звёздное небо. И представлялся ему тот день, когда он совершит свой первый подвиг и заработает Георгиевский крест. Утром Лёшка вставал и с ещё большим усердием начинал крутиться около кухни.

— Старайся, старайся, — говорил Пятихатка. — Может, и впрямь дадут винтовку, может, и взаправду заработаешь крест.

Мысль о кресте не давала Лёшке покоя. «Легче всего, — рассуждал мальчик, — за спасение русского офицера».

И вот Лёшка стал выбирать себе офицера. Делал умно. Высмотрел поручика Иголкина, командира второй роты. Он и на передовой чаще бывает и весом мал — в случае чего тащить легче. Стал Лёшка, словно тень, всюду ходить за Иголкиным.

— Ты что это? — как-то спросил поручик у мальчика.

— Я вас с поля боя хочу вынести.

— Как — вынести? — не понял Иголкин.

— Ну, вас ранят. Я вас и вынесу.

Поручик с удивлением посмотрел на Лёшку. Усмехнулся. А вечером рассказал другим офицерам, и те тоже смеялись. Больше всех хохотал штабс-капитан Дулин.

Рассказы про Лёшкину выдумку дошли и до полковника Громолысова. «Молодец», — похвалил командир полка, вызвал Леща и сказал:

— Ну, каково?! Что я вам говорил?

И надо же! Поручик Иголкин действительно угодил под пулю. Лёшка вначале даже не понял. Смотрит — Иголкин упал. Мальчик бросился к офицеру. Подхватил, поволок. Выбежали солдаты, подняли поручика, а он мёртв.

Гибель Иголкина напугала Лёшку. Несколько дней он не решался подходить к передовой. А потом успокоился — и опять за своё: выбрал нового офицера. На сей раз штабс-капитана Дулина. Теперь Дулин уже не смеялся. А, увидев Лёшку, гнал от себя.

— Струхнул, — язвили над штабс-капитаном приятели.

Тогда Дулин пошёл к командиру полка.

— Ну что вы, — успокаивал Громолысов. — История с Иголкиным — это случайность. При чём тут мальчик? Это даже похвально, это пример для других солдат.

Дулин ушёл ни с чем. А через день штабс-капитана убило.

Теперь уже все офицеры стали бояться Лёшки. «Он заколдованный», говорили. И едва мальчик за кем-нибудь привяжется — тут же его отгоняли.

Тогда Лёшка решил ходить за самим командиром полка. Выехал однажды Громолысов на передовую, смотрит — а рядом с ним мальчик. Вспомнил полковник про Иголкина, про Дулина, и стало ему как-то не по себе.

— Пошёл вон! — закричал Громолысов.

Лёшка отступил, однако недалеко, так, чтобы в случае чего успеть подбежать к полковнику. Но командир полка снова увидел мальчика. Плюнул тогда Громолысов и уехал с передовой в штаб от беды подальше.

— Ты это брось, — отчитывал на следующий день мальчика прапорщик Лещ. — Ты у меня смотри.

Так со спасением жизни русского офицера у Лёшки ничего и не получилось.

Как-то солдат Зуев дал Лёшке поносить боевую медаль. Надел мальчик, побежал по окопам. Бежит, а сам норовит так, чтобы грудь вперёд смотрите, мол. И все смотрят.

— Ай да георгиевский кавалер, — смеются солдаты. — Ай да герой!

Забежал Лёшка и в Дудницы. Здесь около штаба полка он и столкнулся с прапорщиком Лещом.

Посмотрел Лещ на мальчика строго, спросил:

— Откуда медаль?

Лёшка замер, а Лещ вдруг подобрел, пощупал медаль.

— Хороша, — проговорил. — Хочешь такую?

— Хочу, — произнёс Лёшка.

— Ладно, будет тебе медаль. Только вот что, приходи ко мне и докладывай, о чём говорят солдаты. Да фамилии запоминай. Понял?

И не даёт с той поры прапорщик мальчишке проходу. Увидит и сразу:

— Ну как, узнал?

Лёшка уж так и сяк: мол, ничего такого солдаты не говорят, больше молчат или спят в окопах. Только Лещ, что репей, пристал — не отцепится.

— Ты у меня смотри, — пригрозил прапорщик.

Тогда мальчик обо всём рассказал Пятихатке.

— Ну, это дело нехитрое, — успокоил Лёшку солдат. И научил, как говорить с адъютантом.

— А у Еропкина из первой роты брюхо болит, — докладывал на следующий день Лещу Лёшка.

— Ну, ну. А ещё что?

— А ещё Кривокорытов из деревни письмо читал.

— Так, так, — заинтересовался прапорщик. — Так что же в том письме?

— Так в нём разное пишут, — ответил Лёшка.

— Ну, а что разное?

— У деда Зозули погреб по весне провалился, к бабке Лушке сноха приехала, а у тётки Фёклы козёл сдох.

— Тьфу! — сплюнул Лещ. — Козёл! Ты что, забыл, о чём докладывать? Говори про тех, кто против войны, кто правительство поносит, командиров ругает. Понял?

— Понял, — проговорил Лёшка. А сам опять к Пятихатке.

Через день Лёшку снова позвали к Лещу. Прапорщик сидел в штабной избе на крестьянской лавке, курил папиросу.

— Докладывай.

— Про фельдфебеля Тучкина недоброе говорят, — произнёс Лёшка.

— Так. Что же говорят?

— «Неумён», про него говорят солдаты.