Путь Князя (авторский сборник) - Роман Злотников

– То есть, – задумчиво заметил Петр Израилевич, – вместо того чтобы просто их учить, он их развивает и… как бы это поточнее выразить, настраивает, что ли? Ну, как музыкальный инструмент.

Какое-то время все молча обдумывали высказанное Петром Израилевичем предположение, а затем полковник тихо спросил:

– Это опасно?

– Батенька мой, – вздохнул Петр Израилевич, – ну откуда же нам знать? Мы даже не представляем, чего он хочет достичь. Что он собирается… сотворить из них. Не истово верующих монахов-отшельников же, в конце концов… – он запнулся и пожал плечами, – хотя, как знать… – и после короткой паузы добавил: – А впрочем, скорее всего, чрезвычайно опасно. Они же еще дети, хотя считают себя вполне взрослыми. У них еще крайне неустойчивая психика, при таких нагрузках, о которых нам только что поведала Инна Александровна, они очень даже могут запросто слететь с катушек…

Алексей Юрьевич резко отодвинул стул и поднялся на ноги.

– Я бы вам не советовал…

– Что?

– Сразу идти разговаривать с дочерью. Вы ведь к ней собрались?

– Почему? – тихо спросил полковник.

– Потому что это бесполезно. – Петр Израилевич сделал паузу и бросил на полковника крайне выразительный взгляд. Но тот упрямо набычился и снова спросил:

– Почему?

– Потому что вы – отец. А он – Учитель. Причем не просто Учитель, а Учитель, Который Знает Все. То есть непререкаемый авторитет.

Но Алексей Юрьевич не сдавался.

– У меня с дочерью всегда были доверительные отношения.

– Так радуйтесь, – уважительно кивнул профессор, – если в таком возрасте, когда столь легко рушатся все и всяческие авторитеты, вы все-таки сумели сохранить свой авторитет в глазах ребенка, значит, у вас в семье правильно был построен процесс воспитания. Честь вам и хвала. Большинство современных родителей, знаете ли, не могут этим похвастаться. И мой вам совет, не делайте ничего, что сможет обрушить подобные отношения… Например, то, что собираетесь.

Полковник еще минуту стоял молча, размышляя над словами профессора, а затем медленно сел и придвинул к себе тарелку с макаронами.

– Значит, мне остается только… надеяться.

– У каждого родителя наступает в жизни такой момент, когда ему остается только надеяться на то, что он сумел развить в своем ребенке достаточно стойкости и ума, чтобы тот справился с тем бременем, которое свалилось на его плечи. А самому в этот момент действительно остается только надеяться и… молиться. И знаете, что я вам скажу: Господь обычно подбирает нам бремя по силам. И самое главное для нас в этот момент – не испугаться, не начать себя жалеть и… не позволить никому постороннему, даже из самых лучших побуждений – из жалости, из безграничной любви, из страха за нас, скинуть с наших плеч это бремя. Иначе нам может и не выпасть второго шанса стать… тем, кем мы смогли бы стать, если бы вынесли то, что сначала, возможно, и нам самим казалось непосильным. – Петр Израилевич сделал паузу и тихо добавил: – Ведь все, что нас не убивает, делает нас сильнее.

14

– Все, я больше никуда не пойду. – Немоляева рухнула на землю и вцепилась руками в пожухлые стебли прошлогодней травы.

Данька остановился и, тяжело дыша, вытер пот.

– Я больше никуда не пойду, – вновь повторила Немоляева и обвела всех вызывающим взглядом.

Рат махнул рукой, давая команду прекратить движение, и, подойдя к Немоляевой, присел рядом с ней на корточки. Та несколько мгновений все так же с вызовом смотрела ему в глаза, а потом не выдержала и отвела взгляд.

– Я больше не могу… – Теперь ее голос звучал не вызывающе, а жалобно. – Я устала. У меня все болит – руки, ноги, спина. Я уже забыла, когда мылась. У меня просто чудовищные волосы, кожа, ногти… Я же женщина, в конце концов, а не ломовая лошадь. Я больше не могу.

Рат понимающе кивнул и, выпрямившись, коротко приказал:

– Привал.

Все с глухими стонами опустились на землю. Данька скинул с плеч армейский вещмешок, отцепил от него скатку с плащ-палаткой и, раскатав ее, улегся сверху, подсунув под ноги рюкзак, так, чтобы ступни оказались выше головы.

Весна в этом году оказалась неожиданно поздняя. Но снег в тайге за тот месяц, что они провели здесь, уже окончательно сошел, а неделю назад сквозь потемневшие прошлогодние листья и старую траву буйно полезла молодая.

– Тань, не сиди на земле, простудишься, – послышался голос Барабанщицы.

– О господи, да отстаньте от меня все, – со стоном произнесла Немоляева.

– Ага, – спокойно кивнула Барабанщица, – вот только подстели плащ-палатку, и я сразу же отстану, ладно?

Немоляева еще несколько мгновений молча сидела на земле, а потом нехотя поднялась и принялась расстегивать ремешки, которыми плащ-палатка была приторочена к вещмешку.

Данька покосился на остальных. На следующий день по прибытии Рат попросил отца Барабанщицы обеспечить всех сменной одеждой. Ведь из Москвы улетали в чем были… Так что еще через день старенький трехосный «ЗИЛ-131» привез несколько комплектов армейского камуфляжа и шесть укомплектованных вещмешков – с котелками, фляжками, сменным бельем. Немоляева, увидев безразмерные синие трусы, закатила жуткий скандал!

– Я это надевать не буду, – кричала она.

Рат молча выдержал полчаса непрерывной истерики, а потом только сказал:

– Ходить будем много. По тайге. Поэтому прошу всех позаботиться о том, чтобы у каждого были сменное белье и комплект сменной одежды. Если нет своего – подберите из имеющегося ассортимента.

После чего просто вышел из комнаты. Немоляева проводила его ошеломленным взглядом, а затем расплакалась. Но на следующее утро вышла в форме, которая, впрочем, неожиданно сидела на ней довольно кокетливо…

Пока они отдыхали, Рат успел подняться дальше по склону и осмотреть горизонт. Данька удивлялся, как легко он шел сквозь любой бурелом. Причем именно сквозь. Там, где им приходилось рубить ветки и растаскивать сцепившиеся сучья, Рат проходил так, будто там была как минимум хоженая тропа, а то и… эскалатор.

Привал продлился пятнадцать минут. Потом Рат скомандовал:

– Подъем!

Все начали нехотя подниматься и увязывать вещмешки. И только Немоляева с упрямым видом осталась лежать на земле. А когда Рат подошел к ней, с вызовом повторила:

– Я же сказала, что никуда не пойду!

Рат несколько мгновений смотрел на нее, а затем вновь присел на корточки.