Том 2. Драмы - Виктор Гюго

сцены, закутанный в плащ. Гроза стихает. Дождь прекратился. Изредка вспышки молнии и отдаленные раскаты грома.

Трибуле погружен в глубокую задумчивость. В глазах его — мрачная радость.

Трибуле

Вот и возмездие! Час пробил! Наконец-то!

Я целый месяц жду, выискиваю средства.

Я прячу замысел под маской шутовской,

Смеюсь, снедаемый невидимой тоской.

(Глядя на низкую дверь дома)

Вот дверь... Почти держать в руках, почти касаться!

Отсюда вынесут мне тело, может статься.

Час не настал еще. Но я пришел сюда —

Хоть погляжу на дверь, она ли это... Да!

Конечно, это здесь.

Удар грома.

Вот тайна тьмы гнетущей!

Убийство на земле! Гроза в небесной туче!

Как я велик сейчас! Гнев силою огня

В подобье божества преобразил меня.

Какого короля я умерщвляю! Войны

И мир земных держав — в его руке спокойной.

Легла вселенная на эти рамена.

Умри он — и пойдет шататься вся страна!

Я выну гвоздь один, нарушу равновесье,

Толкну его слегка — и города и веси

Придут в движение, начнет Европа вся

Искать опоры вновь, на волоске вися.

И если бы господь спросил сегодня землю:

«Земля! Какой вулкан я на тебя подъемлю?

Кто вздыбит христиан, смутит магометан?

Кто? Папа, Дориа, Карл Пятый иль султан,[51]

Сам Цезарь иль Христос, апостол или воин,

Какой кулак, земля, трясти тебя достоин?

Кто в смутах племена смешает на земле?» —

И в ужасе земля ответит: «Трибуле!»

Кичись же, скоморох! Любуйся тем, что поднял.

Ты мщением своим качаешь мир сегодня!

Последние раскаты грома; в промежутках слышно, как на далеких башенных часах бьет полночь.

Трибуле прислушивается.

Бьет полночь!

(Быстро подходит к дому и стучит в дверь.)

Голос изнутри

Кто там?

Трибуле

(скорчившись, задыхаясь от волнения)

Я.

Приоткрывается лазейка под дверью.

Голос

Так ждите у дверей.

Сальтабадиль, согнувшись, вылезает из-под двери, волоча за собой что-то тяжелое, длинный тюк, который невозможно рассмотреть в темноте. Ни в руках у него, ни в доме — никакого света.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Трибуле, Сальтабадиль.

Сальтабадиль

Ух, тяжко! Шаг еще! Возьмите поскорей.

Трибуле в порыве восторга помогает ему вынести на авансцену длинный коричневый мешок, в котором, по-видимому, находится труп.

Ваш человек в мешке.

Трибуле

Посмотрим. Посвети-ка!

Сальтабадиль

Как бы не так!

Трибуле

Чего боишься ты? Все тихо.

Сальтабадиль

А вдруг ночной дозор, черт побери, стрелки?

Тут не до факелов! Шуметь нам не с руки.

Платите!

Трибуле вручает ему кошелек. Пока Сальтабадиль считает, Трибуле рассматривает мешок, лежащий на земле.

Трибуле

Ненависть стать счастьем захотела!

Сальтабадиль

Хотите, помогу швырнуть вам в Сену тело?

Трибуле

Сам справлюсь.

Сальтабадиль

(настойчиво)

А вдвоем скорее бы сошло.

Трибуле

Предать врага земле всегда не тяжело.

Сальтабадиль

Я бы сказал — реке!.. Весьма доволен сделкой.

(Подходит к парапету.)

Хозяин, не сюда! На этом месте мелко.

(Показывает ему место, где парапет сломан.)

Орудуйте скорей. Там глубже. В добрый час?

(Входит в дом и запирает за собой дверь.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Трибуле

(один, пристально глядя на мешок)

Добыча! Вот он! Мертв! Взглянуть в последний раз?

(Ощупывает мешок.)

Не стоит. И в мешке я вижу, что похоже!

Вот шпоры острые царапают рогожу.

Конечно, он!

(Выпрямляется и ставит ногу на мешок.)

Теперь смотри на нас, земля!

Вот это — шут, а здесь — останки короля!

Какого! Первого среди владык вселенной!

Вот я топчу его. И он проглочен Сеной,

Как склепом родовым. А саван — чем же плох?

Кто это совершил?

(Скрещивает руки на груди.)

Я, бедный скоморох!

Но как опомниться, как торжество измерить?

Народы на заре откажутся поверить!

Что скажет завтра мир? Что скажет род людской?

Как будет потрясен развязкою такой!

Так кем же он смещен, какой судьбою злейшей —

Его величество, кумир наш августейший,

Принц Валуа, герой, чья грудь в литой броне,

Он, Карла Пятого соперник на коне?

Пред ликом вечности — удачник войн бывалых,

Чья поступь древних стен твердыни колебала!

Изредка слышны раскаты грома.

Он, бившийся всю ночь при Мариньяно,[52] он,

За батальоном в бой бросавший батальон,

Когда же день настал, — да ведомо потомкам, —

Не шпагой дравшийся, а лишь ее обломком, —

Чьим подвигом была вселенная горда,

Король, кумир — и вдруг исчезнет без следа!

Во всем величии, средь челяди придворной,

Блистательный монарх вдруг выкраден проворно,

Так точно, как крадут у матерей ребят, —

Никто не знает кем, под громовой раскат!

Весь этот двор и блеск вдруг обернулись дымом!

Король, что поутру казался невредимым,

Исчез, рассыпался в воздушной пустоте,

Зажегся и потух, как молнии вон те!

Мы завтра, может быть, свидетелями будем,

Как, бочки золота показывая людям,

Глашатай заорет прохожим на пути:

«Пропал у нас король! Где короля найти?»

Вот чудеса!

(После некоторого молчания.)

А ты, дитя мое, бедняжка,

Отомщена теперь, — и он наказан тяжко!

Нужна мне кровь была, — за несколько монет

Купил ее!

(В ярости склоняется над трупом.)

Подлец! Ты слышишь или нет?

Дороже дочь моя всех королевских тронов!

Жила ведь, никого и пальчиком не тронув,

Ты взял ее, украл и через час вернул

Мне обесчещенной, и стыд ее согнул.

Ну что же, слышишь ты, — ведь это, правда, странно, —

Ты слышишь, я смеюсь, отмстивший невозбранно!

Да, да! Забывчивым я притворился так,

Чтоб усыпить тебя. И ты считал, простак,

Что гнев отца беззуб, что все легко и просто?

О, в схватке начатой мне не хватало роста!

Я слаб, а ты силен. Но слабый верх возьмет:

Кто ползал пред тобой — тот грудь твою грызет!

Ты мой!

(Еще ниже склоняется над трупом.)

Ты слышишь ли, ты, дворянин от века?

Я шут, я твой дурак, частица человека,

Почти животное! Ты звал меня, как пса!

(Ударяет труп.)

Когда желанье мстить откроет нам глаза

И сонные сердца любая малость ранит, —

Кто хил — тот вырастет, кто низок —