Магма - Олег Синицын

Женя задернул занавеску. Профессор взял шар из рук Кузнецова и задумчиво уставился на него.

– Отдайте этот шар мне, – неожиданно предложил Куз­нецов. – Я знаю, что с ним делать.

– Извините, но нет. – Профессор открыл дипломат и убрал в него шар. – Те исследования, которые мы провели, и те результаты, которые мы получили, не позволяют мне верить вашим словам. Простите.

Эта фраза была последней. Профессор покинул кухню, оставив Кузнецова наедине с его стаканом. Женя разозлился на себя. Опять он позволил жадности обуять его. Конечно, еще одно интересное доказательство, которое требует всестороннего тщательного исследования. Конечно, окажись шар в руках Кузнецова, он лег бы на полку, как и все остальные предметы, добытые им. А теперь он испортил отношения с Накамурой, рассказывая ему выдуманные истории.

Кузнецов отхлебнул из стакана, этот глоток оказался пороговым. Женя почувствовал, как алкоголь ударил в голову. Он сделал шаг и пошатнулся, ему даже пришлось схватиться за стол, чтобы не потерять равновесие.

– А ведь выпил всего два стакана, – произнес он.

Кузнецов прошел в гостиную, к остальным ученым. Он разговаривал со многими и с каждым выпивал. В результате набрался до такой степени, что оказался ведомым под руку не менее пьяным, но державшимся на ногах финном Яном Люмме.

– Женя, – обратился финн к Кузнецову и икнул. – Поехали в русский ресторан!

– К цыганам! – уточнил Кузнецов. – Ненавижу виски. Хочу водки!

Они попрощались со спящим на диване Лилленкампом и, идя все так же под ручку, раскачиваясь в такт, остановились у входной двери.

– Я совсем забыл, – произнес Кузнецов заплетающимся языком. – Там за дверью меня ждет ФБР.

– ФБР? – переспросил Люмме. – А что ты натворил? Ты публично признался, что ненавидишь виски? Это преступление в Америке карается федеральным законом.

Эта фраза вызвала у Кузнецова приступ гомерического хохота. Люмме его поддержал. Немного успокоившись, Куз­нецов произнес, скорчив сосредоточенное лицо:

– Слушай, меня ведь и вправду караулит ФБР.

– А мы вылезем через окно!

– Точно! – обрадовался Женя.

Через окно, выходящее на задний дворик, они скорее не вылезли, а вывалились. Кузнецов ко всему разорвал штанину, зацепившись за оконный шпингалет. Люмме помог ему подняться с земли.

– Поедем на моей машине, – заявил Кузнецов Мысль о том, что его машина стоит на виду у сотрудников ФБР, у него не возникла. К счастью, Люмме здраво рассудил, что для вождения автомобиля «они немножко пьяны». Поэтому они вышли на дорогу и, бредя по ней, как два измученных жаждой странника, прошли около километра. Пару раз мимо них проносились автомобили, но ни один не остановился на просьбу подвести и объезжал их по широкой дуге. Так они и шли, поддерживая друг друга. Потом у Кузнецова откуда-то взялись силы, и он пытался убежать от Люмме. Тот его долго догонял, затем они оба свалились под фонарным столбом.

Женя пытался запеть, но песен по-русски его спутник не знал, по-английски они могли спеть только «С днем рождения тебя!». Исполнив эту партию единожды, они были прогнаны из-под фонаря лаем злобного пса, прибежавшего на их пение. Затем вновь брели по дороге, Люмме пел что-то по-фински, Кузнецов подпевал ему словами, которые, как он считал, были похожи на финские и подходили к мелодии.

Женя не помнил, как они расстались. Он помнил только, что сидел на заднем сиденье такси, а водитель пытался выяснить, куда его доставить. Женя ответил, и водитель замер с непонимающим лицом. Оказалось, что Кузнецов назвал ему адрес своего дома в Москве. С трудом он вспомнил название отеля и, произнеся его, уснул.

Такси остановилось около отеля, водитель высадил Кузнецова, забрав у него половину всех денег, находящихся в кошельке, и уехал. Женя некоторое время постоял у входа, спрашивая у каждого встречного прохожего сигаретку. Наконец сигаретку ему дали, Кузнецов попытался закурить, закашлялся и с остервенением раздавил сигарету. Постояв еще немного, он направился в двери, но не отеля, а близлежащего бара. В баре он заказал две рюмки водки, выпил первую и поперхнулся на второй. Того, что было в баре, он не помнил, но очнулся Кузнецов на асфальте рядом с мусорными контейнерами где-то на задворках домов. Как только сознание вернулось к нему, Кузнецова вытошнило. В глазах плыло. Мусорные контейнеры шевелились, словно живые, стены домов сдвигались, пытаясь задавить. Женя помотал головой и закрыл глаза. Голова прямо не держалась и все время падала на грудь. Женя поднялся на колени и открыл глаза.

Голова кружилась неимоверно, взгляд Кузнецова упал на решетку стока дождевой воды метрах в двадцати от него. Она светилась изнутри красным огнем. Женя упал на бок. Веки наливались тяжестью. Из решетки стока красное пламя поднималось, принимая монолитную непонятную форму.

– Мама родная, как я нажрался, – произнес – Кузнецов.

Женя закрыл глаза. Он почувствовал легкую дрожь асфальта. Дрожь, вызываемую шагами человека. Больше Куз­нецов ничего не помнил.

10 июля

Очнулся Кузнецов в своем номере. Как он попал сюда? Последнее, что он помнил после вчерашнего, – это задворки, мусорные контейнеры и галлюцинации.

Он поднялся и сел на постели. Голова кружилась, как на карусели, тошнота подступала к горлу.

– О-о-о! – протянул он страдальчески. Мир был сердит на него.

Раздался стук в дверь, от которого Кузнецов вздрогнул. Он встал на ноги, шатаясь, подошел к двери и открыл ее.

На пороге стояла Элен, излучая неотразимую привлекательность. Элен улыбалась.

– Можно? – как-то необычно спросила она и, не дожидаясь ответа, прошла в номер, оттеснив Кузнецова и захлопнув за собой дверь. Такой Элен Женя еще не видел. Элен загадочно улыбалась, взгляд ее источал сладострастие. На ней была короткая юбка, открывающая взору обворожительный изгиб бедра (такой юбки она ни разу не надевала), и обтягивающая полупрозрачная майка, сквозь которую проступали темные соски. Женя не был готов к такому повороту событий и к тому же обнаружил, что стоит в одних трусах.

– Элен, как я здесь оказался? – спросил Женя и ощутил позыв тошноты.

– Я понятия не имею, – шипяще произнесла она, надвигаясь на Кузнецова.

Женя пятился до тех пор, пока на пути отступления не встала кровать. Край кровати ударил под колени, и Кузнецов невольно сел на нее. Элен коснулась его щеки, Женя ощутил жар пальцев. Да, ее пальцы были горячи. Слишком горячи.

– Не могу забыть тот вечер, что мы провели с тобой в Лионе, – прошептала она.

Страдающая от похмелья голова Кузнецова не смогла сразу понять смысл сказанной фразы. Тошнота не отпускала. Кузнецов промолвил: