Металл дьявола - Аугусто Сеспедес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот к чему приводит неосторожность. Они так неосторожны.
В.пять часов утра трупы были уложены в мешки, потом их подняли, провезли по галерее до клети и доставили на дневную поверхность.
Ноган покинул рудник в десять утра. Одна из бригад проходила по галерее как раз в то время, когда вагончики везли тела погибших; люди прижимались к стенам, чтобы пропустить печальный поезд. У входа в шахту собрались индианки с детьми. Женщины плакали, обратив взоры к небу. Поодаль от толпы стояла Маруча; на ней была бежевая юбка и красный шерстяной платок. Она поджидала Ногана. В серых ее глазах отражался яркий, утренний свет, разлившийся по вершинам окрестных гор.
Она бросилась навстречу Ногану, но тот остановил ее:
— Не подходи ко мне. Я весь в грязи.
— Да, да, — сказала она, — у тебя даже в волосах комья грязи.
На светлых висках Ногана действительно застряли комочки земли, словно гранитные валуны на ржаном поле.
Всюду кипела жизнь: на рудниках, на участках, в поселке. Горы, чреватые оловом, словно кровожадные боги, заглатывали человеческие души и молча принимали жертвоприношения — пьянство, расточительство, своекорыстие, кровь.
— Сеньор инженер, подайте Христа ради.
Это был Хуан де Дьос Уачипондо. Он был черен лицом и телом, словно жар преисподней заживо обуглил его, превратив в глыбу антрацита. Из вороха лохмотьев торчала голова — костлявый треугольник с дырами вместо щек. Мускулы шеи, идущие от самых ключиц, вибрировали при каждом приступе кашля, и темная, словно обгорелая, кожа вздрагивала.
Мак-Ноган наклонился и бросил монетку.
— Да хранит вас господь…
Теперь инженер работал в дневной смене. По вечерам он наведывался в поселок и стал завсегдатаем заведения Марты, которая, хотя и относилась к иностранцам с неприязнью, сделала для Мак-Ногана исключение, была к нему внимательна и обращалась как с настоящим кабальеро. После ночной попойки в доме Марты или в иностранном клубе ровно в шесть утра он был уже на руднике, и день его начинался с разноса, который он учинял рабочим на своем ломаном испанском языке.
Из подземной конторы он управлял бурением, взрывами, устройством креплений, перемычек и прочих приспособлений. Он следил за работами, обходя галереи и штреки, и вид истерзанных скал наполнял его душу тоской. Подземелье давило его своей огромной плотной массой, поражало своей необъятностью; оно скрывало от него небо: гора являла собой весь универсум, бесконечный, беспредельный, страшный.
Он чувствовал себя безнадежно затерянным в этих сгустках мрака; ощущение одиночества не покидало его, когда он видел рудокопов-индейцев, покорно и бесстрашно делающих свое дело. Он обращался с ними жестоко, не скрывая холодного презрения, точь-в-точь как тюремщик не скрывает своего раздражения и презрения к арестантам, с которыми он вынужден обретаться в одной тюрьме.
— Скоты, — говорил он им, — все несчастные случаи — от вас самих, потому что вы скоты и всегда лезете куда не надо.
Он подолгу оставался под землей и научился жевать коку, принялся изучать кечуа, чтобы разговаривать с рабочими-индейцами на их языке, постепенно постигал жуткую тайну недр, которые заглатывали людей, отторгали от них душу, пережевывали денно и нощно их тело и потом выталкивали его из себя, как выталкивают бесполезную жвачку.
Порой ему казалось, что громада скал вот-вот навалится на него и раздавит своей тяжестью, и тогда его одолевало страстное желание разбить кулаками своды, пробить головой гору, вырваться к небу, на волю и пуститься на поиски своей Маручи. Но она была далеко: где-то на дневной поверхности, где-то за нагорьем, за Кордильерами, за океаном.
Как они и договорились при расставании, Маруча прислала ему из США заявление о разводе. Между тем участок рудника «Провидение», руководимый инженером Вильямом Мак-Ноганом, превзойдя все ожидания администрации, стал ежемесячно выдавать на-гора по тридцать тысяч кинталов олова высокого качества, что вкупе с другими участками составило добычу в пятьдесят тысяч кинталов.
XI
Твердый сплав
Одни говорили — это голова, сильный человек; другие говорили — у него руки загребущие, обуян гордыней, жаден до денег; от него придет разор в Потоси…
«Маджестик» пересек Атлантический океан. Еще до приезда Омонте в Америку там поднялся настоящий бумажный вихрь: на читателей обрушились биржевые сводки, газетные репортажи, бюллетени литейных компаний. В Гаване и в Панаме журналисты оказали магнату восторженную встречу. Затем он продолжил свое путешествие на пароходе компании «Пасифик стим навигейшн», вызывая восхищение пассажиров, и высадился в Арике, где его встречали представители чилийского правительства и консул Боливии.
Боливия выразила ему свое почтение молчанием, как и подобает суровой загадочной стране, воздвигнутой под самыми облаками. Когда поезд пересек границу и шел уже по нагорью, безмолвная пустыня окружила его: по обе стороны расстилалась пампа и высились дальние горы. Казалось, он затерялся В этой беспредельности; только изредка попадались на его пути станции: несколько домиков под цинковыми крышами и словно выросшие из-под земли детские фигурки. Голодные маленькие индейцы, чумазые и оборванные, тянули руки к окнам, вымаливая подаяние, или стайкой налетали на объедки, выбрасываемые из вагона-ресторана. Миллионеру было неприятно видеть все это, и он задергивал занавески на окнах своего персонального вагона. Боливия… Боливия, которую он не видел двенадцать долгих лет.
Древняя земля своей причудливой расцветкой напоминала огромную географическую карту, на которую голубыми пятнами океанов легли четко очерченные тени облаков. Голубые тени и освещенные солнцем островки серой земли тянулись, перемежаясь, до самого края света, окаймленного цепью гор с белоснежными вершинами, похожими на облака. Тоненькие струйки пыли спиралью взвивались с земли и неслись в вихре танца, словно балерины на пуантах, с обеих сторон поезда, мчавшегося точно по диаметру огромной окружности, вычерченной горизонтом. Необъятный мир, чистый r своей первозданности, гордый в своем одиночестве, простирался за окнами поезда. Величавая красота природы угнетала Омонте своим безмолвием.
Но когда он прибыл в Оруро, океан ночи уже разлился по нагорью, великое мироздание сузилось до нищенских построек, тьма растеклась по улочкам, едва освещенным слабыми огоньками, похожими на тлеющие угли.
На станции его встречали местный префект, доктор Давалос, доктор Лоса, управляющий Рит и другие высокопоставленные чиновники компании. Резиденция была устроена во втором этаже двухэтажного здания банка. Каким холодом, какой тоской повеяло на него
