Тем, кто не любит - Ирина Степановская

Ресторан заполнялся людьми. Из вестибюля прекрасно обозревался весь зал. Алексей видел в нем разных женщин. Одни явно кокетничали, другие были, как устрицы, равнодушны. Наташа казалась спокойна. Она сидела за столиком, отгороженная от всех воображаемой стеклянной стеной, и Алексей понял, что стена эта называется независимостью. Наташа глядела перед собой задумчиво-беспристрастно, и было видно, что ее нисколько не занимает, какое впечатление она производит на других. Он представил, как подойдет сейчас к ней, и почувствовал необъяснимое желание уничтожить эту ее стену, смять ее, растоптать. Он хотел владеть этой женщиной полностью, так, как раньше. Владеть ее мыслями, а заодно телом. Что значит секс для свободной женщины? Не домашняя обязанность подчиняться мужу, а сиюминутная прихоть и острое удовольствие, возникающее по мере надобности. Привязать к себе женщину навсегда – вот в чем жестокая доблесть мужчины. Раньше он был уверен, что эта задача решена. Теперь ему показалось, что нет. Алексей вспомнил свою хорошенькую и преданную Алену, представил свою прекрасную квартиру, роскошную дачу. Разве он не был доволен этой жизнью? Был. Тогда зачем Наташа?

Он задумался.

С Наташей он был бы, конечно, другим. Молодец, она добилась все-таки своего! Ну а он? И он тоже добился. Что хорошего он нашел бы на автомобильном заводе, или в институте, или даже в конструкторском бюро? Сидел бы, гнул спину за пыльным кульманом… Но в то самое время, когда Алексей делал последний шаг к столику, за которым сидела Наташа, он отчетливо вспомнил суть своего первого студенческого изобретения и тот восторг, который ощутил у испытательного стенда, когда у него удачно прошел его первый опыт. И ему вдруг стало жаль, что годы ушли и этот щенячий восторг никогда уж не повторится.

Фомин подошел, сел рядом с Наташей и поцеловал ей руку.

14

Петербург встретил Славика Серова отчужденно. Он ехал сейчас той же самой дорогой, по которой два дня назад ехала его жена. Он даже остановился при выезде на Московский проспект почти в том самом месте, где и она, чтобы навести справки о дальнейшем маршруте. Это могло бы даже отдавать мистикой, так как Московский проспект был самой крупной, удобной, прямой магистралью, выводившей из города поток машин на дорогу М10, ведущую в Москву. Спросив у уличного продавца путь на север, на ту улицу, где должен был находиться ресторан, в котором намечался банкет, Славик Серов купил две пачки сигарет и поехал дальше.

Хотя вдоль дороги горели яркие фонари, Славику приходилось прищуривать и без того уставшие за день езды глаза. Все, что касалось зрения, было ему понятно, как доктору-офтальмологу, но почему-то те небольшие проблемы, которые возникли у него самого, были ему неприятны. И сейчас, анализируя то, что вдаль он видит прекрасно, но названия на карте, напечатанные мелким шрифтом, не разбирает совсем, Серов с раздражением подумал, что у него развивается обычная возрастная дальнозоркость, а значит, приближается старость.

Как быстро все прошло! Как быстро…

Он сунул в рот сигарету из новой пачки и, постаравшись выкинуть из головы печальные мысли, поехал дальше. Ветерок с каналов и рек, ворвавшись в приоткрытое окно, освежил его, и Вячеслав Сергеевич почувствовал себя лучше.

Теперь надо серьезно подумать, что он, собственно, ей скажет. Он стал подбирать в уме разные варианты. Все получалась какая-то чепуха. Фраза «Я соскучился…» после разговора с Мариной звучала уж слишком фальшиво. «Приехал посмотреть, что ты тут делаешь, как себя ведешь» – отдавала ненатуральной игривостью. Просто сказать: «Я приехал» – означало бы признание вины и просьбу о прощении, а этого Серов тоже не хотел. Парадокс был в том, что, конечно же, бесспорно, он был перед женой виноват, но вместе с тем не хотел признавать себя виноватым, ибо нельзя же человека винить в том, что он постоянно ощущает какую-то смертельную тоску, которую не знает чем развеять. А еще более странным казалось то, что он действительно соскучился по жене.

Проезжая по небольшим улочкам, он заплутал и поэтому к ресторану подъехал не со стороны той улицы, где как раз в это время в своей машине ждала Алексея Наташа (нужный ей ресторан, оказывается, действительно находился дальше, о чем и высказал предположение швейцар), а со стороны переулка, выскочив к нему с торца здания. Поэтому он так и не увидел на стоянке знакомую машину с московским номером. И Наташа, поскольку не доехала до конца улицы, не могла увидеть мужа, разговаривающего с Нирыбойнимясом. Они не встретились в этот вечер, и судьба, дразнясь, почти перекрестила в известной точке их пути и тут же развела по совсем другим дорогам. Наташа уехала с Алексеем, а Вячеслав Серов, не поддавшись на уговоры Нирыбынимяса пройти в ресторан, остался сидеть в машине, ждать ее и курить одну за другой купленные на Московском проспекте сигареты.

Начало банкета было назначено на семь. «Если до десяти не придет, – решил он, – ждать больше нечего, надо ехать в гостиницу». Название гостиницы он хорошо знал. Он еще уточнил перед этим у Нирыбынимяса. Нет, Наташа действительно жила не со всеми, старик это подтвердил. Серов устроился поудобнее перед рестораном. Голод давал о себе знать, он представил, как вкусно мог бы сейчас поесть, выпить вина и сделать вид, что ничего не произошло. Он пригласил бы жену потанцевать. Он не сомневался – отношения восстановились бы без лишних слов. Но вот жены не было, и это нарушило все его планы, и к легкому, едва шевелящемуся внутри беспокойству, стала примешиваться злоба.

«Ну, черт побери, куда она подевалась? – Он перебирал возможные варианты. – Может быть, ее задержали на какой-нибудь консультации?» Это показалось Вячеславу самым разумным объяснением, и он поделился своими мыслями с Нирыбойнимясом, тоже вышедшим покурить на свежий воздух.

– Может быть, – уклончиво произнес Нирыбанимясо, опять вышедший к нему, – хотя Наталья Васильевна ни о какой консультации мне не говорила.

Ну не обязана же она все тебе докладывать. Нирыбанимясо, махнув Серову подушкообразной ладонью и переваливаясь на отекших ногах, отправился обратно в зал. Славик вздохнул и снова погрузился в свои размышления.

Алена раскрыла глаза оттого, что у нее ужасно затекла шея. Оказывается, она не заметила, как задремала. Зал салона уже практически опустел. Две уборщицы с разных сторон мыли полы, неуклонно продвигаясь к центру. Их помощник – наверное, сын одной из них – брызгал на выставленные для образцов машины специальным средством и доводил их захватанные за день тела до новорожденного блеска. Алена посмотрела на часы, потом сквозь зеркальную стену на улицу. Было еще достаточно светло, но по тому, как уменьшилось на улице количество машин, она поняла, что уже очень поздно.