Собрание сочинений. Том первый - Ярослав Гашек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что касается пения, — сказал я, — то голос у меня отсутствует начисто. Раз было я записался в хоровой кружок, хормейстер, прослушав меня, тут же попросил разрешения обратиться к какой-то ученой корпорации, потому что обнаружил, что звуки, которые я пытался выдать за «ля», настолько отличались от человеческих, что…
— Да вы шутник, — засмеялась Гермина. — Завтра я сама вас прослушаю. Я раздобуду цитру и позанимаюсь с вами. Я ведь умею играть на цитре.
Следующий день был отмечен знаменательным событием. На столе в гостиной лежала цитра.
— Нравится? — спросила Гермина.
— Вид больно претенциозный, — ответил я, — струн многовато, а я не люблю излишеств.
— Но так и должно быть, — сказала Гермина. — Вот эти металлические — для исполнения мелодии, остальные — для аккомпанемента.
— Их делают из высушенных кишок, — бросил я сухо, ибо цитра не вызвала у меня ни малейшего доверия.
— Да замолчит он когда-нибудь или нет? — Она говорила обо мне в третьем лице! — Ну вот, слушайте: это «ми».
— Скажите, что это за колечко у вас на большом пальце? — спросил я.
— Это плектр, которым играют на основных струнах.
— Гм-м, — буркнул я.
— Поразительно, вы так чисто взяли «ми», — удивилась девица. — А теперь попробуем «ре».
— «Ре»… «ре»… Что-то не получается, — сознался я после долгих бесполезных попыток, заметив, что напротив открываются окна, а ведь я как-никак писал музыкальные обзоры в одну из местных газет.
— Мне кажется, цитра расстроена, — продолжал я. — Ее необходимо настроить как следует. А чем ее настраивают?
— Вот этим ключом.
Мы приступили к настройке. «Ля», «си-бемоль», «до», «ре», «ми», — звучало в комнате, — «ля», «до», «ре», «ля», «си-бемоль», «до», «ля», «до», «ре». Это заняло у нас больше получаса.
Через полчаса лопнули струны «ля», «ре» и «ми», а спустя час сдались струны для аккомпанемента.
— По-моему, у вас есть не только музыкальный слух, но и просто талант, — объявила Гермина, когда я уходил. — Нужно лишь его пробудить. Да не забудьте купить новые струны — основные и аккордные.
На другой день я пошел покупать струны. Проверил их на прочность — выдержат ли хорошую настройку.
— Вот она, силушка-то, где, — удивился хозяин магазина, когда я порвал третью.
Предвидя всяческие мелкие неприятности, я купил каждой струны по четыре штуки и отправился упражнять свой музыкальный слух.
— Я вас видела во сне, — такими словами встретила меня Гермина. — Вы выступали в качестве виртуоза.
— Во-первых, прикроем окна, — предложил я, — а потом уже приступим к занятиям. Что же касается виртуоза — то отчего бы и нет, в жизни всякое случается.
Прилаживание струн к цитре — дело весьма занятное, особенно если вам помогает такая прелестная девица, как Гермина.
Мы склонились над цитрой так, что лица наши соприкоснулись. В романах это называется «интимный момент».
— О чем вы думаете? — шепнула мне Гермина в самое ухо.
— Да вот смотрю, какой сложный инструмент цитра.
— О да, — несколько разочарованно произнесла девица.
— Но ваше присутствие, — подхватил я, — придает ему особую прелесть.
Когда все струны были на месте, мы принялись за настройку.
— Я куплю камертон, — пообещал я, ибо, по заявлению моей Гермины (а с того дня я действительно обращался к ней запросто, как к своей доброй знакомой), мы настроили цитру слишком высоко. Пообещав купить камертон, я попрощался с Герминой.
В ту ночь я почти не спал, поминутно просыпаясь от своего собственного пения. Во сне я чисто брал и «ля», и «ре», а в дремоте вытягивал даже высокое «до».
Последующие дни превратились в цепь бесконечных страданий.
И хотя на другой же день я купил-таки два камертона, ни одну из струн цитры нам не удалось довести до нужного звучания.
— Как вы думаете, это «ля»? — спрашивала Гермина, перебирая струны.
— Полагаю, что нет, — отвечал я. — Это или «до» или «ре».
— Это «ре», — вздыхала Гермина. — Для «до» низковато.
— Что с тобой? — спросил меня знакомый. — Выглядишь паршиво.
— Пробуждаю в себе музыкальный талант, — ответил я с гордостью.
Так продолжалось всю неделю.
Злосчастная цитра! Она обрекла меня на бессонницу. Ночью она вползала в мои сны. Несколько раз мне привиделось, что я сам цитра, и по мне туда-сюда водят огромными стальными кольцами, а иногда снилось, что я — аккордная струна, и что меня настраивают, а я лопаюсь. Жуть какая-то. Но — поди ж ты! — каждый день в четыре часа я появлялся у родителей Гермины. Цитра прямо-таки влекла меня к себе. Может, не цитра, а Гермина?
Наступил понедельник. Я пришел к Гермине. Она плакала.
— Я очень, очень рада, что вы здесь, — проговорила она, обратись ко мне. — Но сегодня мы не сможем заниматься, потому что я жду визита.
И она опять разрыдалась.
— Да отчего же вы плачете? — обеспокоившись, спросил я.
— Ах, это ужасно. Сейчас придет мой кузен, у нас все перед ним трепещут. Вечно он скандалит по пустякам. Вот и вчера, стоило вам уйти, он меня просто вывел из себя. И стул разбил, и меня обидел.
— Лучше всего, если я сразу поставлю его на место, — спокойно возразил я. — С вашего позволения, я его просто выкину отсюда.
Решительные поступки всегда производят на дам хорошее впечатление, подумал я. Гермина перестала плакать.
— Вы так добры! Я разрешаю вам все, но не обижайте его уж слишком: кузен все-таки!
Через полчаса наступила развязка всей этой истории. В комнату с грохотом, зато без всякого приветствия влетел мужчина.
— Это и есть ваш кузен? — тихо спросил я Гермину.
— Да, — испуганно ответила она.
— Та-ак, Гермина, — проорал молодой человек, еще стоя в дверях.
Он не успел произнести ничего больше, потому что я схватил его за шиворот и вынес из комнаты.
В прихожей он слабо сопротивлялся, но это ему не помогло, в итоге некоторое время спустя я возвратился в комнату один. Кузен был уже внизу, в подъезде — под лестницей.
— Я его выкинул, — коротко сообщил я Гермине.
— Ах, как вы любезны, ах, как я рада! — благодарила Гермина. — Вообразите, какой грубиян. Это у него я взяла цитру, так вот, видите, сегодня он вздумал за ней явиться.
Я обомлел. Потом, схватив с вешалки свою шляпу, вылетел из комнаты.
— Куда же вы? — услышал я возглас Гермины.
— Покорнейше прошу простить, произошла ошибка, досаднейшая ошибка, — сказал я кузену, настигнув его за углом, где он приводил себя в порядок. — Выбросу подлежите не вы один, так что извольте вернуться!
Однако возвращаться молодому человеку не хотелось. И я решил покончить с этой историей радикальнейшим образом. Я вернулся к Гермине и, прежде чем она успела опомниться, распахнул окно.
— Господи, только не прыгайте! — проговорила она и упала в обморок.
Я взял цитру и швырнул ее вниз. До сих пор удивляюсь, откуда у меня взялось столько душевных сил. Потом я привел в чувство Гермину. Придя в полное сознание, она сказала:
— Как мило с вашей стороны, что вы не выпрыгнули из окна. Я понимаю, мой кузен рассердил вас, но не принимайте это так близко к сердцу. Дайте-ка сюда цитру.
Бедная, бедная Гермина!
— Цитры нет больше, — произнес я елейным голосом. — С вашего позволения, я выкинул ее следом за кузеном.
Гермина снова свалилась в обморок, а я поспешил незаметно скрыться.
— Ты выглядишь лучше, — заметил мне мой знакомый, встретив меня через несколько дней.
— Еще бы, — я, наконец, перестал пробуждать в себе музыкальный талант, — ответил я.
А ну его, этот музыкальный талант!
Ищу поручителя
Для почтового служащего Дыкаста настали черные времена. Его любовница, некто Мицка, пригрозила ему крупным скандалом в том случае, если он не заплатит ей триста золотых. Ситуация была не из приятных, тем более что Мицка настойчиво добивалась выполнения своего требования, которое, если принять во внимание зарплату почтовых служащих, было, мягко выражаясь, завышено.
«Легко только говорится: стать отцом, — писала ему Мицка, добрая душа, когда-то называвшая его «мальчик ты мой золотой», — сказать-то легко, а каково детей вырастить? Был бы у меня один ребенок, но судьба, милый мой, послала нам двойню. У одного глаза голубые, но, мне кажется, цвет еще изменится. У второго — черные, хотя еще вчера были зеленые. Доктор говорит, так теперь и останется, редко, дескать, но бывают такие случаи. Друг мой, наверное, лучше всего мне удавиться. Но, к сожалению, мать догадалась, что у меня в мыслях, и начала меня отговаривать. Она хочет, чтобы вы заплатили триста золотых. У нас квартирует один юрист, так он сказал моей матери, чтобы я написала вам одно-единственное словечко; и словечко это