По его правилам - Маша Малиновская

вроде бы как начали встречаться. Иногда я ловила её мимолётный взгляд на Бахурине или на мне, но гасила в себе волну отвращения и злости, едва только представляла, как они были близки. Что было — то было. Прошлое. Ушло.

Мы здоровались, иногда обсуждали дела по учёбе, но на этом всё. Поэтому сильного восторга у меня сейчас не вызвало то, что она к нам подошла. Но, с другой стороны, нормально, что она решила проявить уважение к моем маме. Родители тут ни при чём, я бы поступила так же, если бы увидела её маму.

— Танечка, ты как-то редко стала к нам приходить, — мы пошли вдоль аллеи медленнее, Соколова подстроилась рядом с нами.

— Да так вот, — Таня тоже улыбнулась маме, — у Златки свои дела, у меня свои. Да и готовиться к ЕГЭ нужно, времени совсем мало.

— Ну да, — мама кивнула, соглашаясь, а потом снова посмотрела в сторону Бахурина с отцом. — Злат, всё в порядке? Смотрю, Демид с милиционером разговаривает.

— Да это его…

— Так он же на учёте, вы не знали? — вдруг выдала Соколова, невинно подняв брови. Тварь.

У меня внутри поднялся такой жар злости, что, казалось, я была готова стукнуть эту дурочку прямо сейчас. Дать по морде, чтобы стереть этот ликующий взгляд в мою сторону.

— Как на учёте? За что? — мама даже остановилась.

— Вот так, а Злата не говорила? Я тоже волнуюсь за неё, — перевела взгляд на меня и картинно вздохнула. — Тем более за разбой. Но вообще, вам не стоит волноваться, все имеют право на ошибку. Демид хороший парень, он старается исправиться, насколько я знаю. Ой, побегу, у меня ещё репетитор по биологии.

Соколова, брызнув ядом, быстро ретировалась, а мама повернулась ко мне.

— Злата, — проговорила с едва сдерживаемым негодованием, — это правда? Этот мальчик преступник? У него проблемы с милицией? Сказать, что это неправда, я не могла. Но ведь Соколова мне назло всё вывернула таким образом.

— Мама, Демид очень хороший, а Таня просто дура. Она влюбилась в него, и теперь сделала пакость из ревности, неужели не видишь?

— Ты не ответила на вопрос, — мама подняла тон, что бывало очень редко.

— Этот милиционер — отец Демида. А про учёт правда. Но всё не так, как кажется.

— А как, скажи мне, пожалуйста? Тебя не бывает дома, ты больше не общаешься с подругой, твоя учёба покатилась по наклонной!

— Глупости, мама!

— То есть тройка в журнале — неправда?

Я глубоко вдохнула и выдохнула. Заметила, что на нас стали поглядывать, хоть мы и отошли уже от школы.

— Мам, давай дома поговорим.

— Конечно, ещё как поговорим. Я сейчас же отцу позвоню и попрошу приехать раньше с работы. И разговор будет долгим, Злата.

Глава 41

Разговор действительно был долгим. А потом я долго-долго плакала в своей комнате. Не могла поверить, что мои родители столько всего наговорили мне. И что самое ужасное — запретили видеться с Демидом. И вообще, определили учёбу как мою основную и единственную деятельность. Будто я была какой-то заядлой троечницей или прогульщицей, не готовой сдать экзамены. Сказали, что теперь мой маршрут будет состоять из дороги «школа — дом» и в обратном порядке, а папа будет стараться забирать меня на машине. Сотовый тоже забрали.

А потом ещё дико опозорили, когда мама позвонила Вере Васильевне и попросила рассадить меня с Бахуриным, потому что он, как они теперь считали, мешает мне учиться. И вообще, что такой неблагополучный парень забыл рядом с их «золотой» дочерью.

Мои мама и папа всегда меня понимали и поддерживали, и сейчас я находилась в истинном шоке от происходящего. Когда кто-то из одноклассников рассказывал о проблемах с родителями, я не понимала, как взрослые могут так ограничивать свободу подросткам. Это же приведёт к агрессии, протестам, а, значит только усугубит конфликт. Взрослые ведь на то и взрослые, чтобы понимать это. И своими отношениями с родителями я очень гордилась, радовалась, какие они у меня понимающие. И сейчас совершенно не понимала, что сделала не так.

Одна тройка — не повод закрывать меня дома. Недоверие к моему парню. Тогда кто им мешает узнать его ближе? Пригласить на ужин, например, пообщаться теснее.

Ведь совсем недавно мама была рада нашим отношениям, говорила, что ей нравится серьёзность Демида и что я чаще стала улыбаться.

О его предложении про Сочи я им так и не сказала ещё. И теперь пока не стоит, надо подождать, пока всё это уляжется. Они остынут, успокоятся, мы ещё раз поговорим по душам. Мой Бахурин просто не может не нравиться. Они поймут.

А вот Соколовой я обязательно воздам за эту подлянку. С началом отношений с Демидом я стала намного мягче, спокойнее, но я осталась собой. И я придумаю, как сравнять эту козу с землёй за этот грязный выпад.

Я едва дождалась следующего дня, чтобы всё рассказать Демиду. Мы спрятались на большой перемене в той самой коморке, где он напугал меня во время осеннего бала и я расплакалась. Вцепилась в его свитер, крепко обняла, вдыхала любимый запах, пока он меня успокаивал и гладил по волосам.

— Не плачь, маленькая, мы что-нибудь придумаем. Хочешь, я с ними поговорю?

— Не сейчас. Они себе придумали и стоят на этом, Дём, — я не поднимала голову, не хотелось, чтобы он видел мои заплаканные глаза, хоть в подсобке и царила полутьма из-за закрашенного синей краской окна. — Понимаешь, я их будто не знаю. В шоке сама.

— Потерпи, Маркиза, всё наладится. Учиться осталось полтора месяца. Мы справимся.

И мой Бахурин, как всегда, не соврал. Мы и правда справлялись. Трудно было — не сказать. Я научилась врать родителям, отчего отвратительно себя чувствовала. Мне было очень стыдно, но разве и им не должно было?

Я в упор не понимала, почему мама так упиралась. Она гнула свою линию, утверждала, что не позволит мне скатиться, что они с отцом воспитывали меня как принцессу, во всём обеспечивали не для того, чтобы я