Совершенная строгость. Григорий Перельман: гений и задача тысячелетия - Маша Гессен

Чем чаще Перельман упоминал о своем разочаровании математическим истеблишментом, тем охотнее его знакомые, передавая слова Перельмана, уснащали рассказы пугающими подробностями и тем острее он ощущал предательство. Пространство его мира, которое начало сжиматься, когда Перельман был первокурсником, и чуть расширилось во время двух поездок в США, теперь сжималось в точку — так же неуклонно, как соскальзывает со сферы резиновая лента.

С того момента, как десятилетний Гриша переступил порог рукшинского математического кружка — или, может быть, еще тогда, когда его мать объявила своему профессору, что оставляет науку ради семьи, — Перельман был воплощенным математическим проектом. Его вырастила мать, воспитал Рукшин, баловал Рыжик, тренировал Абрамов, направлял Залгаллер, защищал Александров, опекал Бураго и поддерживал Громов для того, чтобы Гриша мог заниматься чистой математикой в мире чистой математики. Перельман отблагодарил своих учителей и доброжелателей тем, что решил самую трудную задачу, какую только сумел найти.

Теперь, когда задача была решена, он ждал. Так же твердо, как когда-то он отказывался развязывать ушанку, как всегда верил, вопреки очевидному, в то, что награждают по заслугам, теперь он знал, как должны развиваться события. У Перельмана был свой собственный сценарий. Этот сценарий предписывал Гамильтону и другим ученым, изучающим потоки Риччи, после посещения лекций Перельмана, читанных им в Стоуни-Брук (или даже после первой его лекции в Массачусетсом технологическом институте), вгрызться в Перельманово доказательство гипотезы Пуанкаре и приложить максимум сил, чтобы понять его. Остальные математики должны были сделать то же самое: это стало бы их естественным признанием его научного вклада и выражением признательности.

Разочарование Перельмана в Гамильтоне было тем более горьким, что прежде он признавал Гамильтона адептом культа чистой математики. Это подтверждает его рассказ о первой встрече с Гамильтоном в Принстоне. "Мне было очень важно расспросить его кое о чем, — вспоминал Перельман в беседе с корреспондентами "Нью-йоркера". — Он улыбался и был со мной очень терпелив. Он даже рассказал мне пару вещей, которые опубликовал только несколько лет спустя. Он не задумываясь делился со мной. Мне очень понравились его открытость и щедрость. В этом Гамильтон не был похож на других математиков".

Первое впечатление от Гамильтона оказалось настолько сильным, что Перельман, кажется, не заметил молчания старшего коллеги ни в ответ на свое письмо о потоках Риччи, ни в ответ на публикацию первого препринта. Поэтому Перельман был уверен, что в ходе лекционного тура Гамильтон — в соответствии со сценарием — даст о себе знать.

Сценарий включал также определенные правила. Людям не следует говорить о вещах, которых они не понимают. Если для того, чтобы понять доказательство, кому-то требуется полтора года, то говорить о доказательстве до тех пор не следует. Великие математические достижения должны вознаграждаться профессиональным признанием, и только в одной форме: это достижение следует изучить и понять, что за работу провел автор. Деньги не могут заменить ответной работы. По сути, денежное вознаграждение оскорбительно. Вы считаете, что для университета естественно предлагать деньги тому, кто решил великую задачу, даже если никто в этом университете не понимает ее решения? Тогда представьте, что издатель обращается к некоему писателю с такими словами: "Я не читал ни одной вашей книги; в сущности, никто не прочел ни одной вашей книги до конца. Однако, как говорят, вы — гений. Не желаете ли подписать контракт?" Это смешно. В сценарии не было места карикатурам.

Летом 1981 года Сергей Рукшин впервые организовал летний математический лагерь. Грише Перельману тогда первый раз довелось жить вне стен родного дома. Рукшин отвез нескольких членов своего кружка 13—16 лет в пионерлагерь под Ленинградом. Лагерь представлял собой несколько невысоких каменных строений, живописно разбросанных в смешанном лесу, неподалеку от холодного озера. Рукшин отводил ежедневно примерно четыре часа на "щелканье" математических задач, остальное время — на плавание, пешие прогулки, походы по окрестным лесам под аккомпанемент Рукшина, читающего стихи, или отдых в лагере под звуки классической музыки.

Договоренность Рукшина с начальством лагеря предполагала, что математики образуют отряд в составе смены: "Покупались путевки в обычный пионерлагерь, договаривались, что не ходим на пионерские мероприятия, на линейки, не ходим строем, не дудим в горн, не бьем в барабаны, а все время занимаемся математикой". И, хотя у них будут собственные комнаты и свой распорядок дня, они должны будут носить, как и все, пионерскую форму (белые или голубые рубашки, красные галстуки) и по возможности участвовать в жизни лагеря, например посещать занятия по политинформации.

Однажды воспитанники Рукшина (это было в начале смены) посетили лекцию о международном положении. "Международное положение, товарищи пионеры, — начал комсомольский активист, — сегодня тревожное". Математики не смогли удержаться от хохота. Положение сегодня тревожное. А вчера оно тревожным не было!

Если вы не находите это особенно забавным, значит, вы скорее всего не страдаете синдромом Аспергера. Это явление было названо по имени австрийского педиатра Ганса Аспергера, который, как считали, впервые описал его в 1940-х. На самом деле, по всей видимости, приоритет принадлежит советскому психиатру Груне Ефимовне Сухаревой. Она сгруппировала эти симптомы еще в 1920-х, но назвала это явление "шизоидным расстройством личности", что, возможно, частично объясняет, почему в России до сих пор довольно редко ставят этот диагноз.

Синдром Аспергера — это одна из форм аутизма. В отличие от других типов, у пациентов с этим синдромом коэффициент интеллектуального развития (IQ) средний или выше среднего. Их умственное развитие, однако, протекает иначе, чем у остальных людей, которых специалисты по синдрому Аспергера называют нейротипиками.

Ганс Аспергер обнаружил, что достижение этими детьми социальной зрелости отсрочено, а некоторые коммуникативные способности остаются, по его осторожному выражению, нестандартными. Они с трудом заводят друзей и испытывают трудности в общении. Интонация, тембр и ритм их речи часто необычны и сбивают с толку окружающих. Они испытывают сложности с пониманием и иногда с трудом контролируют свои эмоции. Многие из этих людей сильно нуждаются в помощи, поэтому часто оказываются зависимыми в повседневной жизни от своих матерей.

Сорок лет спустя после Аспергера британский психолог Саймон Бэрон-Коэн стал заниматься исследованиями аутизма и синдрома Аспергера и выяснил несколько вещей, которые оказались очень полезными для понимания личности Григория Перельмана. Во-первых, Бэрон-Коэн предполагает, что мозг аутиста развит неравномерно: мозг нейротипика обладает способностью и к систематизации и к сопереживанию, а мозг аутиста превосходно подходит для первого, но не для второго. Поэтому Бэрон-Коэн назвал мозг аутиста "предельным мужским мозгом". Бэрон-Коэн определил систематизацию как "стремление к анализу и (или) построению (любой) системы, основанной на установлении правил ввода—операции—вывода", и предположил, что систематики подвержены растущему риску аутизма. Когда Бэрон-Коэн проверил эту гипотезу на студентах Кембриджского университета, он выяснил, что вероятные аутисты встречаются среди математиков в 3—7 раз чаще, чем среди других студентов.