Чапек. Собрание сочинений в семи томах. Том 5. Путевые очерки - Карел Чапек

9. Да, толстые и здоровые дети,  вскормленные на молоке и сыре, как, например, юная жительница Копенгагена Аннеке из светлого датского домика, которую я для наглядности нарисовал...

10. И нигде нет нищих, вообще ни следа грязной нужды; недавно, под рождество, в целой Дании насчитали только шестнадцать бездомных. Никто здесь не смотрит на тебя с недоверием. Закажи в трактире виски, и тебе принесут целую бутылку: пей, потом скажешь, сколько рюмок ты себе налил. Что и говорить, хорошо бы здесь пожить, но, ничего не поделаешь, друзья, мы здесь только мимоходом, так будьте же здоровы!

11. Прозрачной северной ночью пройдемся в последний раз по Лангелинии, полюбуемся на сияющие огнями пароходы, что идут в Гётеборг или из Мальмё. Странное дело, почему-то всегда завидуешь отходящему пароходу и удаляющемуся берегу.

Еще мы увидим Хельсингёр, гамлетовский Эльсинор[399], и замок Кронборг. Мы минуем датские пляжи на перламутровом взморье, коттеджи, сплошь увитые ползучими розами, буковые рощи и стада бурых коров. И вот он, Кронборг, или Эльсинор. Правда, трудно себе представить, чтобы он мог повергнуть принца в меланхолию — разве что своими громадными размерами; на бастионе, где орудовал призрак, теперь стоят восемь орудий, и одинокий датский солдатик грозно поглядывает на противоположный шведский берег. Когда-то тут взимали морскую пошлину, а теперь дают только салют, если мимо проходит военный корабль. Битвам тут уже не бывать.

Вон та синеватая узкая полоска впереди — это уже шведский берег. Попрощаемся же с милой и приветливой Данией по датскому обычаю: это значит, надо поднять рюмку, стать очень серьезным, губы поджать и сосредоточить взгляд, словно в эту минуту у вас рождается глубокая мысль. Затем выразительно, горячо, почти влюбленно, взглянуть в глаза Свенда Борберга, воскликнуть: «Скол!»[400] — и с грациозным поклоном опрокинуть в себя содержимое рюмки. Это довольно трудно, особенно если проделывать такую церемонию неоднократно и осушать рюмку до дна. И долго еще добросовестный путешественник будет вспоминать горы в Дании, которые он преодолевал, стеная, в поте лица: горы еды.

На той стороне Эресунна

На той стороне Эресунна

От Дании до Швеции буквально два шага, особенно, если вы делаете эти шаги от Копенгагена до Мальмё или от Хельсингёра до Хельсингборга. Тем не менее, высадившись на шведской земле, вы должны заполнить пространную анкету: кто вы, где и почему родились и что вам вообще нужно в Швеции. Вероятно, власти хотят официально удостовериться, что вы отнюдь не датский король, приплывший завоевывать лены нижней Швеции, как это когда-то бывало в обычае.

Ибо в давние времена датчане владели обоими берегами пролива Эресунн и собирали здесь упомянутую пошлину с купеческих кораблей. И местность по обе стороны сунна почти одинакова: гладкая, приятная для глаза равнина, чуть волнистая, ровно настолько, чтобы нельзя было сказать: плоская, как коровий блин. На пастбищах стада пегих коров, сквозь кроны деревьев видны зубчатые башенки церквей, крылатые мельницы и белые домики, обширные усадьбы, закрытые вековыми дубами. Полные вымена, тучные нивы и сочные луга — и здесь обилен божий дар. Потом вдруг вместо белых домиков вы видите деревянные строения, выкрашенные в красный цвет с красиво обведенными белой краской оконницами и коньком крыши; вот мелькнула белая березка, их становится все больше, все больше и хвойных лесов, белоствольных берез и красных домиков. Земля начинает горбиться холмами и пригорками, и то здесь, то там, все чаще торчат из земли гранитные валуны.  Здесь, видно, никогда не правили датчане — в противном случае не было бы столько валунов; в Дании их нет, разве что на могилах древних героев. А Швеция — страна гранита.

Черные камни и зеленые луга, черные леса и белые березки, красные домики с белой отделкой, черно-белые коровы, черные вороны, черно-белые сороки, серебристая водная гладь, черный можжевельник и белая таволга; черное и белое, красное и зеленое. А камней все больше и больше: вот они торчат в море, вот разбросаны по лесу, там выпирают из земли на лужайке или посреди поля. Перекатные камни, величиной с дом, тяжелые валуны и потрескавшиеся гранитные плиты. Камни, камни, и ни одной высокой скалы или утеса — только камни, наваленные кучей, лежащие грудами, нанесенные бог весть откуда, — боже, да ведь это сплошная морена, о которой мы читали в книгах. Эту страну создал ледник. Только там, южнее, на датской стороне, он оставил немного места для аллювиальных наслоений — пусть, мол, покажут, на что они способны. Но они относятся всего лишь к кембрийскому и силлурийскому периодам, а Швеция — это геологический первенец, самая старая страна. Куда до нее меловым отложениям и песчанику! Помнишь, как ты, еще мальчишкой, находил на родине гранитные валуны в лесу? Говорят, туда их тоже занес ледник. Значит, в этих древних горах мы вроде как дома.

Насколько я смог выяснить, гранитные камни в Швеции используются, во-первых, для устройства могил и надгробий каменного века, во-вторых, для высекания на них рун и, наконец, для огораживания дворов и полей. На каком-нибудь клочке земли посреди леса растет всего-навсего несколько валунов, кустики можжевельника да подушечки жесткой травы или мха, но огорожен он такой мощной каменной стеной, словно ее воздвигли великаны раннего каменного века. Что же касается домов, то их строят не из холодного камня, а из теплого и ароматного дерева.

Я не мог наглядеться на вас, красные с белым шведские домики и усадьбы, такие однотипные по всей обширной Швеции и все же такие бесконечно и забавно разнообразные! Самая маленькая избушка лесоруба построена из таких же бревен и так же покрашена красной и белой краской, как самая просторная и богатая усадьба. Но как нет на свете двух совсем одинаковых человеческих лиц, так и среди тысяч шведских усадеб, которые я приветствовал по дороге, я не видел двух одинаковых. Каждый раз новая комбинация жилого дома, конюшни, хлева, амбара, сеновала и силосной ямы, сушильни и хозяйственных пристроек, сарайчиков и курятников; у каждой усадьбы — своя конфигурация крыш, навесов, фасада, крыльца и слухового окна.  Фантазия здешних жителей просто неисчерпаема, когда дело касается того, как разместить и покрасить окна, прорубить их тесно одно возле другого или разбросать по всему фасаду, сделать их широкими или высокими, квадратными, треугольными, ромбовидными или полукруглыми, соединить попарно или по трое. Я готов был срисовывать все подряд, но без красной, белой и зеленой краски получится не то. Кроме того, когда рисуешь эти вросшие друг в друга, надстроенные и пристроенные домики, приходится страшно возиться с перспективой. Так что оставлю-ка я вас, шведские домики, среди ваших лужаек, гранитных оград, ив и старых деревьев и обращу взгляд на что-нибудь иное, например, на леса или озера. Хочу только еще заметить, что здешние крестьяне сушат сено совсем не так, как во всех других странах мира: с помощью жердей, соединенных проволокой или планками, они сооружают скирды, похожие на козий хребет. Хлеб в Швеции тоже сушат на жердях, наверное потому, что здесь много дерева и избыток влаги небесной.

А теперь произнесем самое главное и веское слово: лес. Говорят, что шесть десятых поверхности Швеции покрыто дремучими лесами, но мне кажется, что их еще больше. И это такие леса, которые росли, вероятно, уже в первые пятьдесят или сто лет после сотворения мира, когда природа еще только экспериментировала, создавая северную флору: такое здесь, я бы сказал, изобилие буйной и самобытной фантазии. И не то чтобы растительность отличалась бог весть каким разнообразием: кругом только ель и пихта, сосна, береза да темная ольха, не говоря о можжевельнике.  Подряд и без конца одно и то же, и все не наглядишься, не насладишься вволю этим зеленым изобилием. Мох по лодыжку, кустики черники по колено, папоротник чуть не по пояс; черные огоньки можжевельника, белые кораллы березок, валежник и бурелом, как в первобытном лесу, тяжелые хвойные ветви свисают к самой земле. Бесконечные, непроходимые чащи, деревья, старые и вечно обновляющиеся, растущие буйно и вольно, лес настолько густой, что представляет собой одну сплошную массу. Нет отдельных участков молодняка, подроста, строительного леса, старых деревьев, как у нас, — все растет вперемежку: березы, и сосны, и ели; тут и первобытная чаща, и лесные культуры, северные джунгли, сказочный бор карликов и великанов, настоящий нордический лес — и гигантская фабрика лесоматериалов. Здесь еще водятся мордастые лоси с лопатовидными рогами, и я бы очень удивился, если бы здесь не оказалось волка, Красной Шапочки, единорога и прочих чудищ.

Черный гранит, белые березы, красные домики и черный лес. Для полноты первого впечатления не хватает лишь зеркальных озер.  Но вот и они уже мелькают среди леса — озерца самых разнообразных размеров и форм: то черный омут лежит в торфяном болотце, то длинный серебряный клин проникает, насколько хватит глаз, в темную массу леса.  Вот озерца под серебристыми ивами, отражающие ясный небосвод и усеянные белыми лилиями и кувшинками. Озера, подернутые рябью, посреди которых возвышаются островки, подобные плавучим райским кущам. Вот холодные воды стального цвета — озера среди гранитных скал и густого леса. А дальше — необозримая водная гладь, она тянется до горизонта и ее бороздят пароходики и парусники. Люди добрые, как огромен мир! И снова закрываются просторы, с обеих сторон сомкнулся лес, над головой едва различишь полоску неба... Вот опять показалась сверкающая гладь озера и опять открылось небо и дали, засияли просторы... Узкое серебряное лезвие реки врезается в лес, поблескивает гладкое зеркало озера с кувшинками. В водной глади отражается красный домик, серебристые березы, и темный ольшаник, и чернобелые коровки на зеленом, как мох, берегу... Слава богу, тут снова люди, коровы и вороны на низких лесистых берегах глубоких вод.