Оборотень - Сергей Михайлов

Уход Курта послужил сигналом для активных действий всех пленников. Чтобы впредь не терпеть издевательств от бандитов, было решено забаррикадировать дверь и не впускать их внутрь, пока не прибудет подкрепление от Щеглова — седой доктор обнадежил людей, что помощь вот-вот придет и все их беды разом прекратятся. Люди, уставшие от неизвестности и страха, с готовностью ухватились за эту весть, словно утопающие за соломинку. По распоряжению доктора (Иван Ильич единодушно был признан командиром в этот критический час) дверь в спортзал — а она открывалась внутрь — завалили матами, бухтами каната и теннисными столами, причем сооружение получилось настолько надежным и впечатляющим, что никакая сила, казалось, свалить его не сможет.

Доктор же, пока велось возведение баррикады, проник в кабинет спортинструктора и обнаружил раскрытое окно. Догадаться о том, что мы с Фомой воспользовались именно этим путем, было для него делом двух секунд. На случай попытки бандитов проникнуть в спортзал через главную дверь, решил доктор, сюда можно будет укрыть женщин и наименее пригодных для боевых действий мужчин. Словом, доктор намеревался всерьез противостоять вооруженной банде и, если потребуется, подороже продать свою жизнь. Все без исключения пленники решительно поддерживали своего командира — кроме Сергея, который не согласен был ждать ни минуты, с яростью носился по залу и готов был пробить стену собственным лбом. И пробил бы, если бы не распахнутое окно, на которое он случайно наткнулся в кабинете спортинструктора. Его держали впятером, оттаскивали от окна, и лишь перед самым моим появлением его удалось уломать. Махнув в сердцах рукой, он убежал в зал, попутно обозвав доктора и его помощников пособниками бандитов и бесчувственными кретинами. Нетрудно догадаться, что мой арсенал в составе пяти автоматов пришелся защитникам баррикады более чем кстати.

Доктор только успел закончить свой рассказ, как в кабинет влетел взъерошенный Сергей и сразу же устремился ко мне.

— А, Максим! — обрадовался он и тряхнул меня за плечи так, что я больно прикусил язык. — Говори, ты видел ее? Где она? Я знаю, ты видел ее! Не молчи же!

Огромный, всклокоченный, со свежим багровым шрамом на левой щеке, весь перепачканный кровью, с глазами, готовыми испепелить любого, кипящий, бурлящий, буквально выплескивающий потоки страсти и гнева, — он совсем не походил на того флегматичного, капризного, вечно брюзжащего маменькина сынка, каким я его успел узнать за эти дни. Клянусь чем угодно, но таким он мне был явно по душе! Я улыбнулся — несмотря на всю трагичность нашего положения.

— А-а, ты знаешь, где она! — он тряс меня как грушу. — Скажи, где ты ее видел? Отведи меня туда, и я пришибу того негодяя, посмевшего… посмевшего, — он судорожно сглотнул, — коснуться ее своими грязными лапами! Веди же меня, Максим?

Тут он заметил в руках у доктора автомат. Глаза его вмиг вспыхнули дьявольским огнем.

— Вот что мне нужно!

— Ну нет, — доктор крепче сжал оружие, — эта штуковина мне самому пригодится. А ты и кулаками поработать можешь — вон они у тебя какие.

— Верно! — подхватил кто-то. — Не трожь пушку! У нас каждый ствол на счету.

Сергей заскрежетал зубами и расправил плечи.

— Ладно, черт с вами! — Он порывисто обернулся ко мне. — Веди, Максим! Где ты ее оставил?

Я беспомощно посмотрел на доктора и развел руками. Видимо, придется мне в третий раз спускаться в этот зловонный тоннель.

— Хорошо, Сергей, я покажу тебе дорогу, — сдался я наконец, — но, боюсь, ты будешь бессилен что-либо предпринять. — И я рассказал ему все, что произошло с Лидой.

Он застонал, но от решения своего не отказался. И тогда я шагнул к темному лазу, из которого десять минут назад выбрался с практиканткой Катей.

— Идите, идите, Максим, — напутствовал меня доктор, — и будьте осторожны. Приглядывайте за этим бугаем, чтобы по дурости под пули не лез, — сам не уцелеет и девушку не вызволит.

Я спускался вниз, чувствуя над собой нетерпеливое сопение Сергея, и в душе радовался и за него, и за Лиду — дай-то Бог, чтобы с нею все было в порядке! И еще Фома… Где они сейчас? Живы ли, в безопасности ли? Сомнения терзали мою душу, неведение не давало покоя…

Мы уже шли по тоннелю, согнувшись в три погибели; я не видел Сергея, но отчетливо слышал его громкое дыхание у себя за спиной. Просто удивительно, как он, при его далеко не миниатюрном телосложении, умудрился втиснуться в узкий тоннель — узкий даже для меня!

— Стой! — рявкнул он и схватил меня за плечо. — Я слышу ее голос! Это она!

Я едва удержал равновесие. Не хватало еще, чтобы у этого психопата начались слуховые галлюцинации! Я прислушался, но ровным счетом ничего не услышал. Мы как раз находились под люком, который вел в «преисподнюю». Я пожал плечами (насколько это позволяли габариты тоннеля) и двинулся было дальше, но Сергей крепко держал меня за полу пиджака.

— Я слышу ее голос, — упрямо твердил он. — Она там, наверху. Ты как хочешь, а я полез.

— Не делай глупостей! — предостерег я его, но было уже поздно: он проворно карабкался по ржавой лестнице наверх — туда, откуда чуть заметно пробивался тусклый, дрожащий свет. Уперевшись головой в крышку люка, он рывком сдвинул ее в сторону и вылетел из колодца. Не решаясь оставлять его одного, я последовал за ним.

Но как только голова моя оказалась вровень с бетонным полом «преисподней», в десяти сантиметрах от своего носа я неожиданно увидел чьи-то ноги — они принадлежали явно не Сергею. Кто-то схватил меня за плечи и выдернул из люка, словно пробку из бутылки. В следующее же мгновение я оказался в объятиях Щеглова.

13.

— Вот ты где, Максим, дружище! — мял он меня своими ручищами. — Рад видеть тебя целым и невредимым. Честно говоря, боялся я за тебя.

Я не верил своим глазам. Передо мной стоял и улыбался Щеглов Семен Кондратьевич собственной персоной! Но когда в двух шагах от люка я увидел Фому, живого и ухмыляющегося, а чуть поодаль — Лиду в объятиях счастливого Сергея, мне стало ясно, что мир поистине полон чудес.

Описывать свои чувства я не стану, замечу лишь, что все это походило на сказочный сон или на проделки доброго волшебника. Фома крепко стиснул мою ладонь, а Лида едва сдерживала слезы счастья, когда обеими руками держала своего героя-супруга, чтобы вновь не потерять его. Тогда-то я впервые увидел, что Сергей способен улыбаться. И улыбка эта, надо сказать, весьма ему шла, буквально на глазах преображая объятого праведным гневом мужчину в беззаботного подростка, еще по-детски наивного, но уже осознающего себя личностью. Словом, все закончилось просто превосходно. Впрочем, это был еще не конец.