Её звали Лёля - Дарья Десса

улыбнулся, продолжая тряпочкой протирать затвор трёхлинейки. Разобрал её почти всю, аккуратно разложив для этого на земле плащ-палатку, чтобы ничего не потерялось.

– Ничего я не придумал. Штрафные роты – подразделения РККА, созданы для тех, кто нарушил законы военного времени. Ну, ещё туда отправляют уголовников, желающих кровью искупить свои преступления, – сказал я с видом эксперта. Пусть и диванного, поскольку сам даже в армии не служил и не являюсь историком. Но Петру-то откуда это знать? Он парень простой, сельский. Захотелось в его глазах показаться очень умным.

– Хрень какая-то, – пожал плечами напарник. – Ни разу не слыхал, чтобы сидельцев в армию пускали. Це ти все вигадав.

– В смысле?

– Выдумал.

– Вовсе нет! Даже телесериал такой есть – «Штрафбат» называется, – сказал я и прикусил язык. Какой, на фиг, телесериал! Первый телевизор тут появится только через семь лет, в 1949 году и будет называться «КВН-49», я недавно видео в сети смотрел. Вот и результат: Петро смотрит на меня подозрительно.

–Що ти таке кажеш? Не розумію! – я заметил, он когда нервничает, переходит на украинский.

– Расслабься. Пошутил я. Прочитал в одной фантастической книжке. Будут в будущем такие устройства, телевизоры называются. Ну вот ты радио слушаешь? Да, а это такое же, только вместе со звуком ещё изображение.

Петро покачал головой.

– Ты точно, Коля, на солнце перегрелся. В санчасть тебе пора, пусть доктор посмотрит, – сказал и продолжил с оружием возиться. Потом глянул на мою винтовку. – Вон, займись лучше трёхлинейкой. У тебя там скоро мыши заведутся.

Я последовал его совету. Но как её разбирать? Стал смотреть, что Петро делает.

– А насчет штрафных подразделений ты зря, – сказал ему. – Вот кого хочешь спроси. Есть такие.

– Ладно, не будем спорить. Может, и есть. А может, ты придумал.

Он собрал винтовку, положил рядом с собой и стал всматриваться в сторону артиллерийских позиций.

– Тревожно, – сказал тихо.

Его чувство сразу мне передалось. Мы замолчали, прислушиваясь. Где-то впереди, далеко, шёл бой. Непрерывно ухали пушки, стала доноситься стрельба из стрелкового оружия. Потом мы увидели ещё один воздушный бой. Совсем короткий. После на западе показалось темное облако. Оно росло, а вскоре превратилось в целый рой самолётов.

– У, ворожа сила! – проскрипел зубами Петро. – Бомбардировщики. Сейчас начнётся.

Вскоре самолёты врага выстроились в огромную карусель и стали пикировать на позиции наших войск. Хоть и были мы далеко, но доносились сюда звуки тяжелых разрывов. Мне стало страшно – вспоминалась та воронка неподалеку от копа. Что же там творится, если так грохочет? А если они сюда прилетят, что будет? Но пока удары наносились только по передовой линии. Мы же, как пояснил недавно старшина Исаев, прибыли на вторую, запасную.

– Когда германец первую сломит, попрёт на нас. Будем держаться, – сказал он мрачно, пуская густые струи дыма.

– Держаться сколько? – спросил я.

– Пока приказ не поступит на отход, – сказал старшина и больше ничего не добавил, пошёл по своим делам.

Теперь, глядя на то, как в воздухе кружатся хищниками вражеские самолёты, как поднимаются над степью огромный столбы дыма и пыли, слушая отдалённый гул и рёв, я думал о том, во что же выльется для меня участие в первом бою. Ведь это легко сказать – «держаться до приказа». Но что, если никого не останется, если всех перебьют? Нам с Петро всё так же здесь сидеть, ждать? В плен не хочется. Умирать – тем более.

– Петро, а ты боишься в плен попасть? – спросил я.

– Не попаду, – ответил он.

– Почему так уверен?

– Вот, – он полез за пазуху и неожиданно вытащил оттуда старый потёртый револьвер. Кажется, наган.

– Ух, какой красавец! – воскликнул я и протянул руку. – Дай посмотреть, а?

– Держи, – улыбнулся напарник и отдал мне пистолет.

Я стал его рассматривать. Да, старенький. Видно, что во многих переделках побывал. Подняв его, прицелился в сторону передовой. Положил палец на спусковой крючок и надавил. Бах! От неожиданности я дёрнулся так сильно, что наган вылетел из рук и упал на дно балки.

– Балбес незграбний! – покачал головой Петро, спускаясь вниз. Поднял оружие, протёр тряпочкой, сдул пыль. – Ты чего? Стрелять не умеешь?

– Я думал, он незаряженный, – сказал смущенно.

– «Я думал», – передразнил напарник. – Дикий вы народ, кочевники, я посмотрю, – улыбнулся он. – Оружия не знаете, воинской дисциплины тоже.

– Сам такой, – обиженно ответил я. – И вообще, – хотел было продолжить в запале. Но тему развивать не стал. Незачем Петро знать, что будет через 80 лет. Не поймёт он меня. Пристрелит, если ляпну. Для него, рождённого в СССР, такие вещи в голове не уложатся. Решит, будто я вражеский шпион и провокатор. Шлёпнет, и дело с концом.

– Ты лучше научи, а потом ругайся, – сказал я.

Петро покачал головой, но в помощи не отказал.

– Так зачем тебе пистолет? Я думал, он только офицерам полагается.

– Это на всякий случай. Ну, и для себя. В плен не попаду.

– Боишься, что во враги народа запишут? – спросил я.

Напарник кивнул, а говорить ничего не стал. Взял наган, сунул за пазуху и ушёл к лошадям. Оставшись один, я продолжил наблюдение за передовой.

Глава 42

– Теперь ты, если считаешь себя порядочным мужчиной, то обязан на мне жениться, – сказала Лёля, проведя ладошкой по своему покрытому испариной лбу. В комнате Тёмы и так было очень жарко – он с утра, как затопил печь, так и не выключал её, несколько раз подкинув поленья. Так ещё и после того, что случилось между ними, температура в помещении напоминала ту, что частенько бывает в Астрахани летом. Это когда и в тени не спрячешься от густой, всепоглощающей жары, отдохнуть от которой можно только поздно ночью. Да и то, если не намечается сухая гроза. Когда же в небе гремит, но влага не попадает на пересохшую землю, воздух превращается в густое марево.

Вот и теперь атмосфера в комнате была густая, насыщенная ароматами любви. Лёля сделала то, о чем мечтала с недавних пор. Она стала женщиной. Настоящей, а не по одним только внешним физиологическим признакам. Сознательно сделала шаг, хотя ещё два часа назад, если бы кто-то предрёк ей подобное,