Кураж. В родном городе. Рецепт убийства - Дик Фрэнсис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне было больно слышать подобное о моем отце. Еще с детства у меня сохранилось впечатление о нем, как о вполне порядочном человеке.
— Неужели Д. Д. Вэзер был так плох?
— Для нашего города да. Очень плох! Если даже он сам не брал взяток, то это делали для него другие. Взяточничество, как только оно возникает, быстро распространяется сверху донизу — вплоть до патрульного полицейского, который берет мзду и с особы легкого поведения, промышляющей на улице, и с мелкого воришки, которому он дает возможность скрыться. Д. Д. Вэзер разложил наш административный аппарат только ради того, чтобы выколачивать многие тысячи долларов из своих игральных автоматов.
— Сразу видно, что вы не питаете к нему симпатии.
— А как же иначе? Почему наш город лет на двадцать отстал от времени? Почему так свирепо эксплуатируют у нас на заводах и фабриках рабочих? Почему они вынуждены трудиться за какие-то гроши? Стоит только рабочим выразить малейшее недовольство, как полицейские немедленно хватают их вожаков, избивают до потери сознания и выгоняют из города. У нас широко распространена и продолжает увеличиваться преступность среди подростков. Вместо площадок для спортивных игр и других культурных развлечений здесь на каждом шагу салуны с игральными автоматами, бильярдные и дома терпимости. В нашей стране вообще много трущоб, но в этом городе особенно, и Алонзо Сэнфорд дерет со своих жильцов три шкуры. Хотите знать, почему так происходит? Да потому, что это вполне устраивает боссов, и они делают все, чтобы ничего не менялось. В позапрошлом году, когда избрали Эллистера, у меня появилась слабая надежда, что, наконец-то все пойдет иначе, но…
— Удивительное дело! — перебил я. Вас спрашивают, что происходит в городе сейчас, а вы рассказываете мне о прошлом. Ведь Д. Д. Вэзер уже два года как умер.
— Он оставил после себя вполне достойных преемников, хотя должен заметить, что многое в Эллистере еще непонятно.
— Он мэр города, не так ли?
— Да, уже около двух лет. Во время избирательной кампании Эллистер обещал провести необходимые реформы, очистить город от преступности, коррупции и все такое прочее. Он юрист, до выборов работал в городской прокуратуре, выступал как борец против всяческих беззаконий, и я принимал его громовые речи за чистую монету Такое же впечатление о нем сложилось у рабочих и других честных горожан. Они поверили ему и поддержали на выборах, проходивших уже после смерти Д. Д. Вэзера. И Эллистер получил подавляющее большинство голосов. Он прекрасно осведомлен о фактах коррупции. Во время предвыборной кампании постоянно говорил об этом. Однако после выборов все осталось как было. В прошлом году он переизбирался, но на этот раз, уже помалкивая о злоупотреблениях, ограничивался громкими, но пустыми фразами. И все же его переизбрали, ибо оппозиции как таковой, по существу, не было. Чем вы объясняете это?
—Казалось бы, Сэнфорд и его подручные должны были выступить против переизбрания Эллистера?
— Вы знаете, когда-то президент Джефферсон сказал, что власть разлагает ее обладателей, и, по-моему, он был прав. Ну зачем Сэнфорду и реакционной верхушке нашего города противодействовать переизбранию Эллистера, если они могут приручить его и использовать по своему усмотрению? Я не располагаю какими-либо точными данными, но у меня есть подозрение, что Сэнфорд хочет сделать из него второго Д. Д. Вэзера. За два года пребывания в должности мэра Эллистер и пальцем не пошевелил для ликвидации преступности в городе. Не знаю, власть ли его испортила или гипнотизируют деньги Сэнфорда… Это еще один пример того, как трудно у нас добиться чего-либо с помощью реформ в рамках конституции. Во всяком случае, я не сторонник таких реформ.
— Не сомневаюсь, — заметил я, вспомнив портрет Энгельса в витрине. — Но, добиваясь настоящей свободы, вы можете лишиться и той, которой пока располагаете.
— Какой же свободой мы располагаем? — удивился он. — Свободой трудиться как рабы, до изнурения, на фабриках и заводах, свободой думать и голосовать, как нам велят газеты, радио, телевидение и политические боссы; свободой отравлять себе мозги алкоголем в кабаках и дурманом голливудских фильмов; свободой быть эксплуатируемыми и угнетенными? Так пусть же объединятся все честные труженики, чтобы драться за свои права!
— А вы знаете, — задумчиво произнес я, — мне в голову пришла мысль о возможности убийства Д. Д. Вэзера по политическим мотивам…
— Да вы же полицейская ищейка! — воскликнул Кауфман, вставая. — А я-то думал, что знаю всех шпиков в нашем городе!
— Может быть, и вас обвиняли или подозревали в его убийстве?
— Я уже давно сказал все, что хотел сказать. Вы грязный провокатор! Можете убираться отсюда подобру-поздорову, пока я вас не вышвырнул!
— Никакого отношения к полиции я не имею и так же как вы, терпеть не могу шпиков. А пришел я к вам в надежде получить кое-какую информацию.
— Кто же вы тогда?
— Я Джон Вэзер. Мы разговаривали о моем отце.
— Почему же вы не представились мне раньше? — смутился Кауфман, снова опускаясь в кресло.
— Выходит, что я плохо знал своего отца. Мне было всего двенадцать лет, когда я видел его в последний раз, причем и до этого я несколько лет не был дома: учился в закрытой школе. Теперь вот получил ту информацию, за которой пришел к вам, хотя и неполную. Например, револьвер, из которого был убит мой отец, некоторое время находился в вашем магазине…
— Да, он даже был выставлен в витрине; его кто-то украл…
— Послушайте, Кауфман, вы хорошо говорили о необходимости бороться с преступностью, но как только вам представилась возможность помочь найти убийцу, сразу же струсили.
— Ничего подобного! — рассердился Кауфман. — Но почему я должен помогать жандарму Хэнсону, который уже однажды бросал меня в тюрьму за мои выступления на митингах и выгнал из города кое-кого из моих лучших друзей и единомышленников?
— Ко мне-то у вас нет и не может быть претензий! Со мной-то вы можете разговаривать откровенно, не так ли?
— А что вы вообще тут делаете?
— Я приехал сюда в поисках работы и обнаружил, что меня здесь ждало серьезное дело: найти убийцу моего отца.
— Не могу вам в этом помочь, молодой человек. Вы ошибаетесь, если думаете, что это сделал я. Мне хотелось бы уничтожить всю капиталистическую систему. Уничтожение отдельных ее представителей ничего не изменит.
— Однако своим молчанием вы лишь помогаете сохранению существующего порядка вещей… Я молод и здоров. Мне всего двадцать два года, и при вашем содействии могу причинить кое-кому массу неприятностей.
— Вы почти однолетки с Джо Солтом, — теперь уже с улыбкой заметил Кауфман. — Он проводил много времени в моем магазине, пока здесь находилась моя внучка.
— Джо Солт?
— Да. Еще подростком он за кражу пробыл некоторое время в колонии для несовершеннолетних преступников, однако у меня и мысли не возникало, что Джо может попытаться применить здесь свои «таланты». Я надеялся, что он исправился и намерен жениться на моей внучке Карле.
— Но если это он взял револьвер, почему вы не заявили в полицию?
— Одну причину я вам уже сказал не доверяю полицейским и терпеть их не могу. Есть и другая причина. Джо мог бы получить большой срок тюремного заключения за кражу или, может быть, даже за соучастие в убийстве.
— Или за убийство.
— В этом он невиновен.
— Почему вы так уверены?
— Я спрашивал его, и он заявил, что не убивал Вэзера.
— И вы поверили ему?
— Он не умеет лгать мне. Любую его ложь я немедленно узнаю. Он украл револьвер и тут же продал его, но наотрез отказался назвать мне покупателя. Я ничего не мог с ним поделать.
— Вы помешали расследованию убийства только потому, что мелкий воришка хотел жениться на вашей внучке?!
— Вы слишком все упрощаете, — устало произнес старик. — Я пытался лишь спасти Джо от последствий его собственных поступков. Последствий значительно более серьезных, чем он заслуживал, как мне казалось… Во всяком случае, тогда. Получилось так, что Солт не женился на Карле, и, как потом выяснилось, он хотел лишь… стать ее любовником, а потом торговать ею. Возможно, что именно этим он и занимается сейчас. Я слыхал, что последние несколько месяцев Карла каждый вечер проводит в «Кэтклубе».
— Хороший фрукт этот ваш Джо Солт!
— Типичный продукт среды, в которой он вырос. Отец у него был мелким спекулянтом, мать умерла, когда Солт был совсем ребенком, ну а соответствующее воспитание ему довелось получить в бандах подростков. Его сестра высокоразрядная особа легкого поведения, и Солт решил тоже заняться торговлей девушками, так как, по его мнению, это дело наиболее соответствует его красивой внешности.