Zадача будет выполнена! Ни шагу назад - Николай Петрович Марчук

идти к третьему блиндажу? Или этот пока пропустить, оставив здесь Бамута, а самому добраться до третьего блиндажа и разведать, что там? Да, так и сделаю. Здесь останется Семен, а я осмотрю третий блиндаж.

Только я хотел было знаками сообщить Бамуту, что от него требуется, как несколько сухих выстрелов из первой линии окопов поставили крест на нашем скрытном продвижении по вражеским окопам.

Дальше действовали по заранее оговоренному плану на случай нашей демаскировки: Бамут присел на одно колено и приготовился контролировать подходы, а я с автоматом наизготовку шагнул внутрь второго блиндажа.

На цевье моего автомата двумя пластиковыми стяжками прицеплен небольшой светодиодный фонарик, который благодаря мощной линзе дает яркое, ослепительное пятно света.

Щелк! Луч фонаря разрезал полутемное нутро вражеского блиндажа, выхватив одну длинную лежанку вдоль стены. На общем топчане лежат шесть тел: пять плотным рядком, прижавшись друг к другу, а шестой чуть в сторонке, укутавшись в кокон спального мешка.

Вражеские солдаты зашевелились и начали просыпаться от звуков близкой стрельбы. Сон бойца на передовой крайне чуток и частенько выступает в роли шумового фильтра: под грохот далекой канонады боец может спокойно дрыхнуть, а от звука близкого выстрела тут же встрепенется и подорвется, выхватывая на ощупь свой автомат.

Блиндаж просторный, площадью не меньше двенадцати квадратов. Вдоль одной стены просторный настил – нары, на которых можно разместить не меньше отделения спящих солдат. Стены блиндажа дощатые, но поверх обиты серебристым теплоизоляционным полотном. На противоположной от лежанки стене прибиты гвозди, на которых развешано личное оружие: автоматы, ручные и ротные пулеметы, пара снайперских винтовок. Тут же стол, заваленный разномастной едой не первой свежести: вскрытые консервы, распотрошенные пачки галет и печенья, котелки с засохшей кашей, просыпанный сахар, слипшиеся в один ком чайные пакетики, огрызки колбасы и сальные шкурки. Бардак и свинарник! Вонь, как на свалке в жаркий летний день.

Тук-тук-тук!

АКС в моих руках выплюнул несколько коротких очередей, пройдясь смертоносным клевцом по начинающим вскакивать с лежанки бандерлогам.

Тук-тук-тук!

Автомат бьет точно и метко. Дистанция – несколько метров, я бы и с закрытыми глазами их всех перестрелял. Указательный палец жмет на спусковой крючок, руки работают сами собой, направляя ствол автомата на очередную цель, выискивая наиболее уязвимые места в хрупком человеческом организме.

Тук-тук-тук!

Тук-тук-тук!

Стреляющий одиночными выстрелами, но в быстром темпе автомат издает звуки, похожие на стук старой швейной машинки. Банка, накрученная на ствол, немного гасит звук выстрела. Пули летят точно – в головы сонных солдат противника. Так, чтобы не думать потом, живы они или нет. Мне некогда делать контроль. Надо, чтобы с первого раза было понятно, что противник «отчалил к Бандере».

Всех убивать нельзя, надо оставить языка. Мозг хладнокровно и четко анализирует обстановку, выбирая из мгновенно проснувшихся и тут же погибших вражеских бойцов того, кого надо оставить в живых. Судьба сама решила, кто из не-братьев умрет, а кто нет. Пять мужиков лежали рядышком, а один чуть в сторонке, укутавшись в спальный мешок. Шестой – тот, что в спальнике, – запутался, вскакивая в своем коконе, поэтому и выжил. Судьба так решила! Опять же, если спит отдельно, да еще и в спальном мешке, возможно, он тут за командира.

– Лежать! Только рыпнись – и получишь пулю! – рявкнул я на бойца в спальнике.

Противник не послушал меня, рванул молнию спального мешка. И тут же получил несколько пуль в ноги.

– А-а-а! – громко и пронзительно заверещал подранок. – Больно!

– А не хрен ручками дергать! – злобно прошипел я, сокращая дистанцию и тут же ударяя прикладом в голову раненого. – Сказано же было: лежать смирно.

Укроп от удара прикладом шмякнулся о стену и на какое-то мгновение потерял сознание, но тут же очнулся и продолжил сопротивляться, несмотря на полученные ранения.

Я тут же отскочил назад, разрывая дистанцию, чтобы противник не ухватился за меня, и еще раз предупредительно крикнул:

– Не шевелись! Пристрелю!

Снаружи протарахтел пулемет. Потом рванула граната, но не рядом, а в стороне, потом несколько раз коротко стукнул двумя одиночными автомат.

Украинский военный в спальном мешке даже не думал прекращать сопротивление. Он смог наконец выдернуть одну руку из смотки спального мешка.

Тук-тук!

Мой автомат выплюнул короткую очередь на два патрона. Пули попали укропу в голову, размозжив череп. Сочная плюха кровавого месива выплеснула содержимое черепной коробки из затылка украинского бойца на стену за его спиной. Кроваво-бурые ошметки, состоящие из крови, мозга и кусочков кости, стекали по серебристой поверхности теплоизоляционного полотна, резко контрастируя с ним по цвету.

Надо отдать должное укропу, он бился до последнего, не желая сдаваться в плен. Отчаянный вояка! В руке, которую он все-таки успел вытащить из плена спального мешка, был зажат пистолет Макарова. Зуб даю, что именно он и был старшим на этой позиции. Чаще всего пистолет – это не просто личное оружие, а символ власти командира.

Я внимательно осмотрел трупы поверженных солдат, чтобы убедиться в том, что все они «пригорюнились». А то, знаете ли, бывали прецеденты, когда с виду совершенно мертвые солдаты вдруг приходили в себя и творили всякие пакости вроде подрыва гранат или стрельбы в спину тем, кто поленился или побрезговал убедиться, что они действительно задвухсотились.

Вид расстрелянных мной врагов не вызвал никаких эмоций – ни положительных, ни отрицательных. Никаких! Я не испытывал радости и удовольствия от убийства других людей, пусть они и были моими врагами, но и горя и угрызений совести тоже не испытывал. Это война, они враги, их надо убивать. Все просто. На моем месте каждый из лежащих сейчас мертвыми укропов при жизни сделал бы то же самое со мной или любым другим российским военным.

Мы убивали их, они убивали нас. На войне всегда так. Это просто такая работа – убивать врагов. У каждого своя работа: варить кофе, доить коров, разносить почту, писать книги и так далее. А у меня сейчас работа – убивать и калечить солдат вражеской армии. Мне не нравится эта работа, но другой нет. И не будет, пока эта война не закончится нашей победой.

Только после того как я понял, что все укропы в «блине» действительно «двухсотые», я сменил магазин в автомате и высунулся наружу из блиндажа, чтобы поинтересоваться, как обстоят дела у парней.

Дела обстояли хорошо. Вражеская позиция была полностью захвачена. Ликвидировали еще двух бойцов противника, одного захватили живьем. Я тут же с помощью своей цифровой рации отослал заранее сохраненное текстовое сообщение. А уже через пару минут где-то в паре километров начали стрелять наши