Молох (СИ) - Вальман Анна

Поднявшись на ноги с жуткой тахикардией, нетвердой походкой он отправился на давно опустевшую кухню, а через служебный вход на улицу в поисках напитка, утоляющего его сумасшедшую жажду.

* * *

Выбрав направление наугад, Саша кралась через лес, огибая освещенный кострами и электролампами лагерь. Она еще сравнительно недалеко отошла от стены, хотя давно остались позади врата в Бранденбург, когда стало заметно холодать.

Ночь в лесу наступала резко. Небо еще было освещено где-то за спиной заходящим солнцем, а внизу под густыми еловыми ветвями уже простирался чернильного цвета сумрак, искажающий предметы и расстояния до них.

Очень скоро Саша перестала поднимать несносную юбку, чтобы хоть как-то закрыть свои голые ноги, покрытые мокрой листвой и грязью.

Влажная кожа промерзала еще быстрее, но Александра не могла двигаться быстрее, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.

Часовых по периметру вампирского лагеря, она старательно огибала за сотни метров, надеясь, что ее хромающее испуганное сердцебиение будет принято за кролика или косулю.

Когда огни и палатки остались слева, а почва под ногами стала рыхлой и ухабистой, замедляя ее путь, она решила сделать остановку. Неимоверно хотелось в туалет после шести чашек чая, выпитых во время ожидания с Милой.

Эта женщина была добра к ней без причины, но даже ей Саша не смогла признаться, что собирается совершить побег. Она и сама до сих пор не могла поверить, что ей удалось выбраться из резервации, и теперь она отправляется домой.

Найдя по пути довольно глубокую ямку среди мягкой лесной почвы, покрытой мшистым черным в ночи ковром, она подобрала юбку, спустила белье и присела, озираясь по сторонам. Горячая струя с журчанием падала на землю в лесной тишине. Где-то вдали слышались случайные выкрики гуляющих от безделья вояк.

Неожиданно ее нога стала проваливаться сквозь пружинящий дерн, и, второпях надевая белье, она стала терять равновесие, когда из-под ног у нее прямо из земли показалась чья-то здоровенная волосатая рука.

Огромный мужик, покрытый землей, протирая лицо и отплевываясь выскочил из-под накрытой подушкой мха неглубокой могилы, прямо на оторопевшую от первобытного ужаса Сашу.

— Давно на меня девки не ссали. — Раздался грудной хрипящий бас, и мужик наклонился чтобы рассмотреть белую от страха девицу. Саша попятилась и сдавленно вскрикнув бросилась в гущу леса, не оглядываясь. Через несколько шагов она споткнулась и под ногами увидела еще одно прикрытое мхом тело, которое “ойкнуло” и согнулось со словами: “Уже выступаем?”

Она завизжала, что было сил, когда третья рука из-под земли схватила ее за щиколотку. Треснув со всей дури по чужому запястью, ломая кости, Саша вырвалась и метнулась в чащу. Разрывая руками и ногами землю, путаясь в половинках подола и запинаясь на корягах, она бежала, не разбирая дороги, не пытаясь укрыться и даже оглянуться. Слева от нее раздался окрик часового и собачий лай.

Ветви били ей по лицу и ногам, а мокрая листва смешалась со слезами, непроизвольно текущими из глаз. Ей казалось, что сбывается ее самый страшный кошмар, который однажды ей уже довелось пережить. Где-то позади, с треском ломая ветви за ней мчался кто-то огромный, и она знала, когда он настигнет ее — лучше ей умереть.

Что-то белое, не похожее на человека, мелькнуло слева от нее, и на критическом расстоянии от своего бедра она увидела оскаленную собачью морду.

Рычание зверя на секунду отрезвило ее, и она по звукам поняла, что окружена стаей разъярённых псов.

Один из них, подрезая, бросился ей прямо в ноги, но Саша подпрыгнула и попыталась забраться на дерево. Мокрые подошвы ботинок срывались, и где-то совсем рядом с пяткой клацнули зубы, когда она руками пыталась подняться по скользкому стволу дерева, судорожно цепляясь за низкую ветку.

Кто-то потянул ее за юбку вниз и, глянув под корни через спутанные волосы, прилипавшие к лицу, Саша увидела рвущую подол упрямую псину. Вокруг нее уже кружили два крупных пса скаля зубастые пасти до пузырящихся от слюней десен, а через лес к барахтавшейся на ветке девушке приближались ссутуленные от брони темные фигуры.

Неожиданно раздался треск и Саша с криком полетела вниз, упав на одну из собак, со скулежом отскочившую, поджимая лапы. Остальные звери бросились к ней, целясь в горло и живот. Зажмурив глаза, Саша закрылась руками и кожей ощутила дуновение ветра. Раздался жалобный писк твари, но ничего не произошло.

Вся в крошках коры и сухих, прилипших к лицу, еловых иглах она лежала на мокрой земле под деревом, ощущая парализующий холод и ушибленный от удара об землю позвоночник, но собачьи зубы так и не сомкнулись на ее теле. Мертвая от страха, она боялась дышать и стучала зубами, слушая звуки яростной битвы человека со зверем. Она различала гавканье, чавкающие и хлюпающие звуки кровавого пиршества, стоны жертв и визг раненных животных. Где-то рядом с ней раздался душераздирающий хруст ломаемых костей и рвущихся сухожилий, от которого она вздрогнула и сжалась в испачканный грязью комок, закрывая уши.

А затем все стихло. Кто-то глубоко и часто дышал, склонившись над ней. Александра ощутила запах крови у самого своего лица и приготовилась к мучительной боли, за которой последует долгожданная смерть. Смирившись наконец, она застыла, перестав дышать, и тогда над ухом раздался знакомый голос, срывающийся с шепота на хрип.

— Идем назад. Прости. Я был дураком, когда обещал. Я бы все равно не смог тебя вывести, мы окружены. Саша, вставай, хватит реветь! Надо уходить, пока сюда не сбежались все остальные. Можешь открыть глаза.

Глава 23. Контрабандисты

Есть такое невыразимое длинными, витиеватыми словами далекое и желанное состояние сознания у всех мыслящих существ, к которому они все, так или иначе, стремятся. И это вовсе не пресловутое счастье. Его никто за сорок тысяч лет человеческой истории так и не смог нормально сформулировать. Все хотят своё мимолетное “то”.

“Это” оно вот уже здесь, в любой момент твое и в доску знакомое. Набившее оскомину и противное. А надо ”то”: за пределами зоны комфорта, но дополняющее твою жизнь как китайская “инь” для “ян”. То, рядом с которым ты целый, складный, такой как внутри чертогов своей головы, где живет чудовище Эго. То — разорванное единство нашего мира. И без него нам спокойно не жить. Без него — мучительное не то.

И когда вы обретаете его, ваша жизнь моментально разделяется на до и после.

До Саши Анхель был только бессмысленным пожирателем жизни. Он потреблял, ничего не давая взамен. Питался, скитался, совершал преступления, даже не помышляя о миссии своей жизни, удовлетворяя потребности.

Если Кардинал подарил ему вкус, желание жить достойно и хорошо, и, когда получится, на благо других. То Саша подарила тот смысл, в котором он видел само это “благо”. Никогда и ни для кого он еще не желал так отмщения и справедливости, как для нее. Он и сам не понимал, что в день Паренталий, соглашаясь помочь, заключая с ней сделку, приручил чужую жизнь и навсегда связал себя узами ответственности за нее. Это оказалась именно то. То, что он искал в своих скитаниях по Европе. С ней его совесть утихала, а внутренний голос твердил, что он все делает правильно.

И когда его лихорадящий мозг собрал в единое целое весь поток образов и воспоминаний за вечер, а рассудок обработал поступившую информацию: заход солнца, множество офицеров и нехватка солдат, палаток, полусонные вояки, собачьи миски, лопаты — Анхель бросился на ферму. Туда, где стояла водонапорная башня, а под ней ютилась прачечная, с заветным тайником.

Там за плотно задвинутой переборкой была спрятана веревка из капрона, пришедшего сюда ногами своих обладательниц, давно исчезнувших, как сейчас исчезала Саша, где-то на границе горизонта, за стеной, в лесу, кишащем вампирами и натасканными сторожевыми волкодавами.