Зло торжествует - Майкл Стэкпол

– Пока это помогает им недооценивать нас, я не возражаю. – Я показал на сверкающий шар. – Чтобы пробить эту защиту, потребуется море энергии. Получается, что единственный способ проникнуть туда – это межпространственный туннель?

– Насколько я понимаю, да, – кивнул Кроули. – Пигмалиону приходится тратить немало сил, чтобы поддерживать эту защиту. И хотя мы не можем нанести ему удар, он тоже лишен свободы маневра, поскольку привязан к своему мирку.

– Итак, мы знаем, где встретимся с ним, но поле боя выбирает он.

– Верно, и он знает этот мир, как свои пять пальцев, что дает ему чертовски сильное преимущество. Одно хорошо – Пигмалион, по всей видимости, в ближайшее время не начнет переправлять войска на Землю, потому что в момент пересылки он будет незащищен. Ведь ему понадобится огромное количество энергии, чтобы установить связь с другим измерением, если его собственное измерение одето в такую броню. Чтобы поддерживать защиту и одновременно переправлять солдат, потребуется такое количество энергии, что даже он таким не располагает.

Я кивнул:

– Значит, ты полагаешь, что он снимет защиту на это время, и доступ в его измерение будет открыт?

– Да, но тебе не хуже меня известно, что сунуться сюда в это время было бы самоубийством.

– Потому что при нем будет войско, готовое к переправке и горящее нетерпением растерзать противника? – Я отвернулся от горящей сферы и отправился назад, в туман. – Придется нанести ему упреждающий удар до того, как он нападет на Землю. И сделать это мы должны здесь, в его измерении, потому что нам не обойтись без Скрипичника, а пускать его на Землю нельзя.

Кроули похлопал меня по спине.

– Вот и я так думаю. Давай махнем в Феникс и поглядим, не удастся ли нам найти такое место, где битва Двух Темных Властелинов не вызовет у нас никаких возражений.

Мы прибыли в Феникс поздно вечером и материализовались в моих апартаментах на верхнем этаже цитадели «Лорики». Я попросил Кроули позвать Джитт, а сам пошел принять душ и переодеться. Из одежды я выбрал джинсы, рубашку цвета морской волны и мягкие кожаные туфли наподобие мокасинов. Я специально одевался неторопливо – мне нужно было хоть немного времени, чтобы собраться с мыслями.

Как ни странно, жесткость воротничка и манжет, царапающих кожу, помогла мне сосредоточиться. В рубашке я чувствовал себя неуютно, но она хотя бы напомнила мне, кто я такой и что собой представляю. Хитон, хотя и удобный, не был моим. Я не являлся греческим героем, вернувшимся из подземного царства. Я был прислужником Темного Властелина и имел все основания сомневаться, что кто-нибудь захочет сделать меня героем своей книжки.

Я отдавал себе отчет в том, что, создав меня, Скрипичник выковал действительно грозное оружие.

Мой предшественник это понял, потому и сделал своим преемником. Безусловно, не последнюю роль в его выборе сыграла уверенность в том, что я способен убить своего бывшего хозяина. Вероятно, он не исключал возможности, что мне по силам дать отпор и другим Темным Властелинам. Если рассматривать как зацепку тот факт, что он заставил меня уничтожить базу Жнецов, такой вывод напрашивается сам собой. Он хотел спровоцировать конфликт между мной и Алмазной Императрицей и надеялся, что я ее одолею.

Но все сложилось не так, как он себе представлял. Пигмалион затмил Скрипичника в качестве претендента на роль главной угрозы человечеству.

Чтобы ликвидировать эту угрозу, необходимо было заключить союз с моим бывшим господином. Я полагал, что Койот одобрил бы этот союз и даже мою сделку с Императрицей.

Но я не знал, как бы он отнесся к моему намерению втянуть Джитт в эту операцию. За все время, что я был знаком с Джитт – довольно недолгое время, надо признаться, – она была живым автоматом, роскошной куклой. Она делала все, чтобы скрыть свою красоту, одежду носила невзрачную, держалась скованно, действовала только по чужим указаниям, но все равно утаить свои выдающиеся качества "и способности у нее не получалось.

Мне вдруг подумалось, что я лишь однажды видел, как она проявила какие-то эмоции – после того, как я разговаривал с призраком моего предшественника. Уж не были ли Джитт и Койот любовниками? – мелькнула у меня дикая мысль. Впрочем, между ними могла быть связь и иного рода. Естественно, Джитт должна была испытывать благодарность к Койоту, который помог ей спастись от Пигмалиона. Мне было известно, что с ней – единственной из всей группы – он поделился своими планами относительно моей особы. А значит, он должен был сказать ей причину, почему ему это понадобилось.

Но, даже допустив вероятность существования каких-то уз между ними, я все равно не мог ответить на вопрос: как бы Койот отнесся к моей идее заставить Джитт вывести нас на логово Пигмалиона, из которого ей удалось бежать? Она будет сопротивляться – она просто не может не сопротивляться, если хочет сохранить хоть какое-то душевное равновесие. Джитт построила свою новую жизнь на фундаменте амнезии, а я собирался заставить ее разрушить этот фундамент. Я намеревался пожертвовать благом одного человека ради благополучия многих, но при этом не испытывал уверенности, что мой план сработает, и жертва не будет напрасной.

Еще мне пришло в голову, что, поступая так, я становлюсь ничем не лучше Темного Властелина, распоряжающегося чужими жизнями. Единственная разница между мной и теми, с кем я боролся, состояла в том, что я собирался убедить Джитт: я попытаюсь склонить ее к добровольному сотрудничеству, я должен попытаться, иначе все теряет смысл.

Я вышел из гардеробной и направился по коридору к большой гостиной. Белые чехлы на диване и креслах гармонировали с белым ковровым покрытием под мрамор. Журнальный столик из тикового дерева прижимал к полу небольшой коврик перед кушеткой. Северная стена гостиной представляла собой огромное окно, откуда открывался вид на Скво-Пик и Верблюжий Горб. Обе горы вздымались над черным океаном Застывшей Тени, словно далекие острова. Белые шторы были раздвинуты, позволяя всласть полюбоваться величественным видом.

В дальнем конце комнаты было устроено нечто вроде пресс-центра, но сейчас экраны мониторов были темны. У маленького бара стоял Синклер Мак-Нил и смешивал два коктейля. Он едва обратил на меня внимание, потому что был целиком поглощен Раджани, дочерью Йидама. Выражение ее лица яснее всяких слов сказало мне, что ей сообщили о смерти отца, и она в глубоком горе. Я ощутил это горе, которое усугублялось мыслью о том, что им с отцом так и не удалось по-настоящему сблизиться.

Мак-Нил принес Раджани бокал, сел рядом на диван и обнял ее за плечи. Раджани приникла к нему. За ними, у окна, стоял Кроули и смотрел на горы. Рядом с ним я увидел Джитт. Когда я вошел в комнату, она повернулась ко мне: