Бронекатера Сталинграда. Волга в огне - Владимир Першанин

– Понимаешь, голая коса и «Прибой» горит. Я снаряды выпускал, пока одежда не стала дымиться. Нас «Шахтер» пытался выручить, его подбили. Зайцев Степа хоть живой?

– Живой. Тоже в санчасти. Сейчас встретитесь. Как вы сражались, мы видели. Герои у тебя ребята.

– Были герои. Нас всего пятеро из шестнадцати осталось. Еще троих в госпиталь отправили. Все ли выживут или нет… Сутки на мерзлом песке. Коса длиной метров сто и ширина шагов сорок. Я утром смотрел, там воронка на воронке. Как выжили, сам не понимаю.

Вмешался один из моряков:

– Спасибо Егору Кузьмичу. Толково командовал. Раненых еще вчера на рассвете под кромку льдин отнесли и окопчики какие-никакие выкопали. В них и спасались, да льдины помогали, которых течением на песок прибило.

– «Шахтеру» крепко досталось? – спросил Ковальчук.

– До берега добрался, но на ход поставить трудно будет. Тебе Степан Зайцев расскажет. У них трое погибло и человек пять ранения получили.

В землянке санчасти, хорошо прогретой двумя печками, моряки с «Прибоя» и сам Ковальчук сразу обмякли от тепла. Кто-то упал на нары и мгновенно заснул. Егор обнимал Степана Зайцева и, гладя его по плечам, повторял:

– Жить будем, Степа… Хотел ты меня выручить, но едва сам ко дну не пошел. Не думал, не загадывал, что встретимся.

– Встретились. И жить будем. После такого помирать никак нельзя.

Костя попросил выписать его, но врач отмахнулся:

– Не до тебя. Иди, переночуй напоследок, у кого ты там бываешь. Утром приходи, осмотрю, справку выпишу. Корабль твой еще на ремонте, завтра должен прибыть.

Кращенко нервно расхаживал по своему просторному блиндажу. Положение складывалось хуже некуда. Осталось четыре бронекатера. «Шахтер», пытавшийся выручить товарищей, был сильно поврежден. Успели выкачать часть воды, однако в трюм из пробоин снова натекла вода, которая быстро замерзла, образовав толстую корку льда.

Многочисленные пробоины еще можно было заварить, но взрывы повели стойки, согнули, смяли борта и переборки. Даже зампотех Сочка присвистнул, глядя на бронекатер:

– Как они до берега дошли!

– Дошли, как видишь, – раздраженно проговорил Кращенко. – Что можем сделать?

– Ничего. Его надо в сухой док загонять, а где такое место сейчас найдешь? Льда в трюмах не меньше трех тонн, с места не сдвинешь.

– Сдвигай! – резко выкрикнул Кращенко. – Ты зампотех или кто?

– Ого, – удивился обычно безропотный Михаил Тихонович Сочка. – Мы и глотку драть снова научились? Побереги горло. Кроме «Шахтера», у нас еще «Быстрый» до ума не доведен. Вторую ночь там бригада работает. Забыли, что его из «стопятки» в борт уделали?

– Ну, и когда закончите?

– Делаем, что можем. На таком морозе, да под снегом не сильно разгонишься.

– Тогда я тебя подтолкну! – не владея собой, закричал Кращенко. – Так подтолкну, что ты без своих «кубарей» останешься и рядовым на тот берег уйдешь.

У старшего лейтенанта Сочки в начале октября погиб младший брат. Узнал он об этом всего несколько дней назад. Свои горем (двое их всего братьев было) он ни с кем не делился. Держал все внутри себя, находя хоть какое-то облегчение в работе.

Он боялся ночей, когда всплывало лицо семнадцатилетнего мальчишки. Столько ему было, когда они виделись последний раз весной сорок первого. Поэтому и работал, пока хватало сил. Затем выпивал спирта и валился на лежанку, сразу погружаясь в тяжелый сон, чтобы рано утром окунуться в работу.

Лицо зампотеха свело странной гримасой. Сказались напряжение, горе, злость на никудышного комдива. Хотел что-то сказать, но мешал комок в горле. Махнул рукой и молча стал сдирать «кубари» с петлиц замасленного, прожженного сваркой бушлата.

– Шагай, заканчивай ремонт «Быстрого», а к вечеру мы тебе замену найдем. Механик колхозный, мать твою! – орал Кращенко.

– Вечером я с маршевой ротой на тот берег уйду. Лишь бы твою сытую морду не видеть. Буду по фрицам стрелять, мне есть за кого мстить.

И хлопнул дверью. Пошел к своей бригаде, работавшей на ремонте «Быстрого». Там объявил, что вечером прибудет новый зампотех, а он уходит рядовым бойцом в Сталинград.

– Как же мы без тебя? – заволновались ремонтники.

– Приказ Кращенко, – оборвал подчиненных лейтенант. – Давайте за работу.

Если командир дивизиона кипел от злости и выпитой водки, то замполит Малкин сразу понял, чем грозит уход опытного зампотеха. Пошел улаживать ситуацию, но Михаил Сочка резко ответил:

– Все, я разжалован, и разговоры закончены. За свою должность не держусь. Буду мстить за брата. И вот еще: заберите «кубари» с гимнастерки. Забыл отдать их Кращенко.

Дивизион был на грани развала. В строю находилось всего два катера. Наиболее опытные командиры кораблей, Зайцев и Морозов, с комдивом не ладили, не слишком уважали его и остальные моряки. Так просто уход зампотеха Сочки они не оставят. Избегавший любых острых ситуаций, опасаясь за свою дальнейшую судьбу, Малкин попробовал уговорить Кращенко извиниться перед Сочкой, убедить его остаться.

– У него брат погиб, а ты лезешь со своим горлопанством. Опомнись, Анатолий. Извинись, что ли, перед ним. Нельзя так.

– Перед кем я буду извиняться? – взвился Кращенко. – Пойду в батальон резерва, механика я уж там найду.

Малкин понимал, что терять ему нечего, позвонил из землянки радистов и рассказал все одному из своих покровителей, комиссару из политотдела флотилии.

– Э, ребята, так не пойдет, – отозвались на другом конце провода. – Буду через час.

События разворачивались стремительно. Явилась целая комиссия из трех человек, все трое – флотские. Оглядели помятое лицо Кращенко, который собирался бриться и идти в батальон резерва искать нового зампотеха.

– Ты сначала сто граммов принимаешь, а бреешься потом? – с ходу обрушился на него комиссар.

Разбирались полдня. Обошли стоянку, осмотрели катера, поговорили с зампотехом и командирами кораблей. Сели совещаться, пригласив замполита Малкина.

– Кращенко дивизион не тянет, – рублеными фразами подвел черту комиссар. – Так, что ли, Малкин?

– Похоже на то, – выдавил замполит, со страхом думая, что будет с ним, если Кращенко все же оставят.

– Положение на переправах критическое. Мое предложение: командира дивизиона Кращенко с должности снять и направить в резерв. Назначить на его должность лейтенанта Зайцева. Мужик опытный, решительный, еще в Финскую воевал. Зампотеха оставить на прежней должности.

– И чтобы все без шума и лишней болтовни, – добавил капитан второго ранга. – У Кращенко заслуги есть, получил контузию. Организуется база зимовки судов, вот и назначим его туда заместителем. Зайцеву присвоить «старшего лейтенанта», чтобы звание соответствовало должности.

– Он же ранен, – вмешался третий из комиссии.

– Ерунда. Главное – согласен. Поковыляет пару дней с палкой. Командовать и сидя можно.

Так за один день произошли срочные перемены в штатной расстановке второго дивизиона бронекатеров. На освободившееся место командира «Шахтера» единогласно назначили мичмана Егора Ковальчука.

– Он из боцманов, в корабле каждый винтик знает. За «Шахтер» вместе с Сочкой возьмутся в упор. Сумеют восстановить.

– И на «Прибое» проявил себя как герой. Надо представление на Красную Звезду подготовить.

– Подготовлю, – торопливо отозвался Малкин, довольный, что гроза прошла мимо него. – Сегодня же подготовлю.

Старшина второй статьи Ступников доложил о своем прибытии мичману Морозову. «Верный» пришел с ремонта, едва закончили сварочные и слесарные работы. Красили корпус и устраняли мелкие недоделки на ходу. Кораблей на переправах не хватало.

– Выздоровел, Костя?

– Так точно.

– Принимай свою зенитную установку, отдых кончился.

Глядя на улыбавшегося во весь рот парня, хлопнул его по плечу:

– Тут тебя заждались. Кто самолеты сбивать будет?

138-я стрелковая дивизия полковника Людникова с 11 ноября дралась в полном окружении, держа оборону в районе завода «Баррикады». Здесь, как когда-то в районе Купоросного, сложилась тяжелая обстановка. Дивизия несла большие потери, бои шли за каждый дом, остатки заводских корпусов. Отступать было некуда. Снабжение дивизии, которая едва насчитывала полноценный полк, было практически перекрыто.

Ночные самолеты У-2 сбрасывали тюки с продовольствием и боеприпасами, но этого не хватало. На 18 ноября в штольнях и подвалах ждали вывоза около четырехсот тяжело раненных красноармейцев и командиров. Новому командиру дивизиона старшему лейтенанту Зайцеву было приказано выделить два бронекатера и в ночь на 20 ноября доставить в окруженную дивизию боеприпасы, продовольствие и вывезти раненых.

Никого не интересовало, что во втором дивизионе всего два исправных бронекатера. Понес потери первый дивизион. Постоянно действовали лодки, стараясь бесшумно, на веслах, добраться до правого берега и помочь дивизии. Это были почти безнадежные и мало что дающие рейсы.