Бизнес - Йен Бэнкс

Сахаир Беиес был «ринпоче», то есть верховным ламой, монастыря Бхаиваир, крупнейшего в стране. Я уже видела этот монастырь, хотя и издалека – он протянулся вдоль скал над старым дворцом в нескольких километрах от Туна. Верховный лама, щуплый, неопределенного возраста, обритый наголо, облаченный в ярко-шафрановое одеяние, поблескивал мудрыми глазами из-за маленьких очков в проволочной оправе.

– Вы христианка, миз Тэлман?

– Нет.

– Тогда, наверно, иудейка? Я замечал, что фамилии на «-ман» в основном бывают у иудеев.

Я покачала головой:

– Нет, я чту Евангелие, но сама – атеистка. Он задумчиво кивнул:

– Полагаю, это путь не из легких. Как-то раз я задал тот же вопрос одному из ваших соотечественников, и тот ответил: «по вероисповеданию я – капиталист». – Ринпоче рассмеялся.

– Таких у нас много. Правда, не все готовы в этом признаться. Смысл жизни – в обогащении. Победитель – тот, у кого на момент смерти окажется больше игрушек. Детство.

– Он прочитал мне лекцию на тему динамической природы Запада вообще и Соединенных Штатов Америки в частности. Мне многое стало понятно.

– Но это не убедило вас переехать в Нью-Йорк и стать промышленником или биржевым маклером?

– Нет! – рассмеялся он.

– А как насчет представителей других религий? – спросила я. – Наведываются ли сюда мормоны или, к примеру, свидетели Иеговы? – мне вдруг привиделся комический образ – двое молодых святош в строгих костюмах и начищенных штиблетах (облепленных снегом) дрожат у гигантских ворот далекого монастыря.

– Крайне редко. – Ринпоче задумался. – Обычно к тому времени, когда мы их видим, они уже... меняются. – Он широко раскрыл глаза. – Но мне интереснее физики. Я беседовал с известными учеными из Америки и нобелевскими лауреатами из Индии – меня поразило, что мы, как говорится, во многом настроены на одну волну.

– Физики – это наши брамины.

– Вы так считаете?

– По-моему, немало людей придерживается такого же мнения, хотя многие не отдают себе в этом отчета. Для нас наука – это религия в действии. Другие религии только говорят о чудесах, а наука их демонстрирует посредством своих достижений: она дает возможность заменять больное сердце, разговаривать с людьми на другом краю земли, летать к чужим планетам, исследовать возраст Вселенной. Включая свет или поднимаясь на борт самолета, мы тем самым выказываем свою веру.

– Вот видите? Это очень интересно, но я предпочитаю идею нирваны.

– Как вы сказали, сэр, это путь не из легких, но только если об этом задумываешься.

– Один из ваших американских профессоров сказал, что изучение религии – этот всего лишь познание человеческого разума, но тот, кто стремится познать разум Божественный, должен изучать физику.

– Что-то знакомое. Наверно, читала его книгу.

Ринпоче прикусил губу:

– Думаю, сейчас я понимаю, что он имел в виду, но тогда не смог ему объяснить, что мысли людей и те явления, что мы хотим объяснить посредством физики, могут оказаться... второстепенными по отношению к обретению настоящего прозрения, и это будет сродни результату одного из тех экспериментов, где используется гигантская энергия, чтобы доказать, что две совершенно разные силы на самом деле суть одно и то же. Вы понимаете, что я имею в виду? Достигнув нирваны, мы, возможно, признаем, что поведение людей и фундаментальные законы физики в основе своей неразличимы.

Мне понадобилась пауза, чтобы это осмыслить. Потом я отступила на шаг назад и сказала:

– Ну и ну, на вашу работу явно не с улицы берут!

Ринпоче блеснул глазами и, прикрыв рот ладонью, издал застенчивый смешок.

А над ними и среди них снежные попугаи, солнечные нектарницы, улары, бородатки, клушицы, певчие птицы, птицы-говоруны, грандалы, завирушки, гималайские белоголовые сипы и туланские трагопаны подпрыгивали, порхали, сновали во все стороны, ныряли, летали кругами или слетали на землю.

По дороге из туалета мне навстречу попалась фрейлина, которой я кивнула и улыбнулась – она направлялась как раз туда, где я только что побывала; потом я заметила Джоша Левитсена, который собирался выйти на террасу, откуда открывался вид на ночной город. Я последовала за ним. Он стоял, раскачиваясь, у каменного парапета и прикрывал рукой зажигалку; вспыхнувший огонек на мгновение сделал его лицо желтым. При моем приближении он поднял голову.

– Эй, миз Тэлман, тут можно околеть, вам это известно? Милое платье. Я уже говорил? И вообще, вы просто куколка, вам это известно? Если, конечно, вы не против. Не желаете ли курнуть? Солнце село, как говорится, ниже ели, а?

– Не откажусь.

Мы облокотились на холодный камень. Вечер и вправду был морозным, но, по крайней мере, безветренным. Я почувствовала, что пушок у меня на руках встал дыбом, а кожа покрылась мурашками. Травка оказалась крепкой. Я затянулась, но закашлялась на выдохе.

– Забористая. Местная? – Тонкий косяк перешел от меня к Левитсену.

– Лучший туланский сорт. На каждой пачке – заботливое предупреждение министра здравоохранения.

– Идет на экспорт? Что-то мне прежде не попадалась туланская трава.

– Мне тоже. Сугубо местный товар. – Он внимательно осмотрел сигарету, прежде чем передать ее мне. – Может, оно и к лучшему. А то цена бы подскочила.

Некоторое время мы курили молча.

– Это правда, что в нижних долинах есть плантации опиумного мака? – спросила я.

– Ага, кое-где. Вот его действительно вывозят из страны, но в ничтожных количествах. – Он вдохнул дым и передал мне косяк. – По сравнению с другими местами. Как-то довелось попробовать, – произнес он после очередной затяжки. Потом усмехнулся, замотал головой и наконец выпустил изо рта облачко ароматного дыма. – Правда, только один раз. Ах, как хорошо-о-о-о. Ну, сли-и-ишком хорошо.

Меня уже пробирал озноб.

– Вот именно. Хорошенького понемножку. Держи.

– Давай сюда. Ну, будет. Спасибо за компанию. – Молчание. – Что высматриваешь?

– Отсюда видно старый дворец?

– Не-а. Он дальше, за изгибом долины, и выше.

– Да, точно. – Молчание. – Ветер.

– Ага.

– Того и гляди, сдует.

– Пусть живет, покуда ее не сдует.

– Что?

– Так, ничего. Молчание.

– Боже, какие звезды.

– Красотища, а? Слушай, ты, похоже, замерзла.

– Да я сейчас просто околею, мать твою.

– Пойдем-ка назад. А то разговоров не оберешься.

– Верно. Господи, у меня зубы стучат. Я-то думала, это только так говорится.

Мне подумалось, что крепкая смесь водки с мартини способна нейтрализовать действие косяка. Скорее всего, это не имело ничего общего с действительностью, но меня все равно тянуло выпить. Я была не вполне уверена, что смогу вести членораздельный разговор или хотя бы просто ворочать языком, и потому временно перевела себя в Режим Минимальной Речи: не вклинивалась в разговоры, а только слушала или просто кивала с пониманием/сочувствием, пока говорил кто-нибудь другой. Зануда-австриец чуть было снова не привязался ко мне со своей фабрикой, и пока я маневрировала, чтобы от него улизнуть, меня вынесло прямо на принца.

– Катрин, вы не скучаете?

– Оттягиваюсь по полной, Сувиндер. Обалденная тусовка! А ты, маленький принц, не скучаешь, бэби? – Ага, Катрин. Все еще в Режиме Пьяного Лепета. Идиотка, заткнись немедленно.

– Ха-ха! Вы такая остроумная, Катрин. Да, приятно вернуться домой. Согласен, вечер удался. Кстати, я уже говорил, что хочу показать вам еще кое-какие уголки страны. Лангтун Хемблу жаждет устроить нам поездку на джипе. Недели бы хватило. Катрин, здесь необычайно красивые места. Можете задержаться у нас подольше? – Он умоляюще сложил руки. – О Катрин, пожалуйста, скажите, что можете!

– А, катись все к черту, почему бы и нет? – услышала я собственный голос. Да, травка была забористая.

– О, вы – просто чудо! Вы меня осчастливили! – Сувиндер, кажется, собирался взять мое лицо в ладони, но потом передумал и просто схватил меня за руки – к этому моменту они более или менее отогрелись, причем без видимых признаков обморожения – и тряс до тех пор, пока у меня снова чуть не застучали зубы.

Я спала очень, очень крепко всю ночь напролет. Сначала я была почти уверена, что проведу ее не одна. На приеме, где царила непринужденная атмосфера, располагающая к интиму, я выделила из толпы нескольких вполне подходящих кандидатов и, кроме того, ощутила в себе размягченную, нетрезвую сговорчивость и своего рода устремленность к мужскому полу, что всегда помогает... но в конце концов, наверно, сказалось утомление, что ли. Вечер действительно удался, я завела огромное количество контактов, почти все из которых означали для меня знакомство с интересными людьми, собрала кучу информации и вообще замечательно провела время, как в юности.

У меня даже не возникло мысли, что согласие на поездку по стране с Сувиндером – это ошибка. Я не исключала, что в прохладном свете нового дня смогу и пожалеть о своей уступке, но в тот момент раскаяния не было и в помине; пока еще не было.