Путь Дракона - Дэниэл Абрахам

Дети прятались за окнами и дверными проемами, дикие как кошки. Теплая погода, простоявшая несколько дней, подтопила грязный снег и оставила по углам черные лужи, покрытые тонкой коркой льда. Тысячи путей вели сюда и обратно, но Ситрин знала лишь один, и держалась его. Немного пройти — и наткнешься на перекресток пяти улиц, одна из которых ведет на северо-восток. Над ней была широкая полоса затянутого белого неба, и Ситрин направилась по этой дороге к рынку, докам и потоку денег, который держал Порте Оливия на плаву.

Большой Рынок был не открытой площадью, а сетью крытых проходов. Грубый булыжник улиц уступал место бледным плиткам. Сводчатые арки изгибались как руки, сложенные в молитве, и свет лился из больших окон между камней и железных рам. Мужчины и женщины пели и играли на флейтах. Кукольники исполняли свои нехитрые представления, слегка видоизменяя их, чтоб добавить в рассказ местного купца или политика. Слуги из богатых домов и дворцов проталкивались вперед с огромными корзинами на головах, добывая обед власть имущим. Мелкие независимые процентщики — рыбешка, по-сравнению с левиафаном банка Медеан — устанавливали свои зеленые фетровые стенды и сводили балансы. Путешественники и моряки приходили из доков полюбоваться на толкучку. Торговцы громко расхваливали свои товары: хлеб, и рыбу, и мясо, одежду и специи, и духовные поучения, умудряясь не повторяться изо дня в день.

Каждое утро, еще до первых лучей рассвета, торговцы выстраивались перед большими стойками и ждали, пока придут люди королевы, сопровождающие богато изукрашенные сундуки из дворца губернатора. Каждый торговец платил дань и доставал из сундука билетик, в котором говорилось, какой именно из тысячи альковов и перекрестков переходит в его распоряжение на этот день. Ни один процентщик, мясник, пекарь или фермер не мог рассчитывать на то, что займет определенное место. По крайней мере, так было бы, если бы все не было куплено. Ситрин была тут всего дважды, но сомневалась, что что-либо с честным видом, продуманным настолько тщательно, может удержаться от коррупции.

Она купила холщовый мешочек с разогретым изюмом и орехами в меду, и приготовилась к долгим поискам, но очень скоро увидела продавца платьев, на которого надеялась, и всего в пяти альковах от того места, где видела его в последний раз. Предприниматель был чистокровным синнай, высоким худым и бледным, с кольцами на каждом пальце и зубами, выглядящими так, будто их остро наточили. У него было пять столов, расставленных полукругом, а шестой стоял посредине, демонстрируя самые лучшие товары. Ситрин остановилась, разглядывая три платья, как будто просто убивала время. Синнай в сторонке кричал на женщину-первокровку, которая скрестила руки и всем своим видом выражала почти божественный гнев. Между ними стоял ящик из светлого перепачканного дерева.

— Посмотри! Ты посмотри, что вода сделала с краской! — кричал купец.

— Не я роняла их с лодки, — отвечала женщина.

— Ну и не я.

— Ты подписал бумаги на десять платьев. Вот десять платьев.

— Я подписал бумаги на десять платьев, которые я могу продать!

Ситрин сделала шаг ближе. Она видела, что платья были простого покроя. Разводы от морской воды бежали по краске, под ней желтая краска обесцветилась в голубой и бледно-розовый цвет, осыпав контур белыми пятнами, как пригоршней рассыпчатого песка. Синнаи бросил на нее резкий взгляд, раздражительно прищурившись.

— Вам что-нибудь нужно?

— Платье, — набив рот изюмом, сказала Ситрин. Продавец скептически на нее взглянул. Ситрин взяла кошелек из кармана и открыла. Серебрушка блеснула на солнце, и продавец пожал плечами.

"Давайте покажу, что у нас есть," — сказал он, отворачиваясь от все еще негодующей женщины-Первокровки. Он поднял с центрального стола первое платье. Голубое и белое с вышитыми рукавами, казалось, что оно дышало лепестками лаванды. Купец пригладил ткань.

— Это наша лучшая модель, — сказал он. — Да, дороговато, но оно стоит каждого пенни! За сто двадцать серебряных вы нигде на базаре не найдете лучшего. И, конечно, за эти деньги его подгонят по вашей фигуре.

Ситрин покачала головой.

— Вы продаете не это платье, — сказала она.

Продавец, заменяя платья на стенде, застыл. Ее фраза поразила его.

— Вы продаете не это платье, — повторила Ситрин. — Оно не для продажи, а для того, чтоб сделать разумной покупку следующего. Вы предложите следующим розовое? Раз вы начали со ста двадцати, цена второго будет… Какая? Восемьдесят?

— Восемьдесят пять, — кисло сказал Синнаи.

— Слишком много, — сказала Ситрин. — Я дам сорок пять. Это покроет ваши расходы и принесет небольшую прибыль.

— Сорок пять?

— Это честная цена, — сказала Ситрин, набирая еще одну горсть изюма.

Челюсть у купца отвисла на дюйм. Женщина первокровка за ящиком усмехнулась. Внезапно у Ситрин потеплело в животе, она почувствовала облегчения как будто после первого глотка крепкого вина. Она улыбнулась, и первый раз за много дней у нее улыбка вышла у нее не вымученной.

— Если отдадите его за сорок, — сказала Ситрин, кивнув в сторону испорченных платьев, — Я помогу вам наварить кое-что на вот этих.

Торговец отступил назад, скрестив руки перед собой. Ситрин уже начала бояться, что перегнула палку, как он заговорил.

— И как вы предполагаете это провернуть? — потешаясь, поинтересовался он.

— Сорок, — сказала она.

— Убедите меня.

Ситрин пошла назад к ящику и покопалась в платьях. У низ всех был один покрой. Дешевая ткань с оловянными крючками и узлами от ниток, с небольшим количеством отделки вышивкой на воротнике и рукавах.

— Откуда к вам поставляют меньше всего товаров? — спросила она. — Из Халласкара?

— Нам приходит оттуда немного, — согласился торговец.

— Поэтому поменяйте эти крючки на серебряные, — сказала Ситрин. — И прикрепите стеклянный бисер здесь на воротник. По три или четыре бисеринки, но яркие. Что-нибудь, что будет привлекать внимание, за что будет взгляд цепляться.

— Зачем мне тратить хорошее серебро и бисер на такой мусор?

— А вы не потратите их зря, — сказала Ситрин. — В этом все дело. Если на них серебро и бусины, они точно не мусор. Назовите их… Не знаю. Соляные краски Халласкари. Новая технология, очень редкая. Ни одного другого такого платья нет на всем Большом Базаре. Начинайте торговаться с двухсот серебряных, опускайтесь до ста тридцати.

— С чего бы кому-то соглашаться на такую цену?

— А почему нет? Когда вещь новая, никто не знает ее справедливой стоимости. А если никто не знает лучше вас, вы можете делать что угодно.

Торговец потряс головой, но это не было отказом. Брови женщины Первокровки поднялись до челки. Ситрин выкопала сладкий орех. Рев и эхо голосов были также хороши, как и тишина. Ситрин ждала пока пройдут четыре вздоха, пока купец мысленно боролся.