Царица Пальмиры - Бертрис Смолл

На этот раз он испытал потрясение. Никогда еще он не слышал такого презрительного тона и не видел жену столь разъяренной. Неужели на нее так подействовала власть, с которой она не желает расставаться?

Это правда, что присутствие Делиции становилось обременительным. Однако Оденату никогда не приходила в голову мысль отослать прочь своих старших сыновей.

— Я должен обдумать это, мой цветок! — сказал он.

— Подумай как следует, однако не размышляй слишком долго! — ответила Зенобия и покинула его.

— Ты что, угрожаешь мне, мой цветок?

В его голосе послышались опасные нотки. Она не испугалась, ни поразилась. Она любила его, но вдруг увидела его другими глазами.

— Я просто прошу тебя не откладывать решение, мой господин! — холодно ответила Зенобия и вышла из комнаты.

Оденат испытывал странное чувство; ему показалось, что вот только что он что-то потерял. Ведь за все шесть лет их брака у них не было ни одной серьезной ссоры. Оденат чувствовал — прежние отношения ушли и не вернутся. Она подвела его, и подвела самым непростительным образом. Но, может быть, она права? Может быть, его неприкрытая любовь к своим старшим сыновьям действительно опасна. Он любил всех своих мальчиков. Однако если он падет в битве прежде, чем его сыновья станут взрослыми?.. Оденат содрогнулся при мысли о гражданской войне, которая может последовать за этим. Ведь Зенобия не будет сидеть сложа руки и не допустит, чтобы наследственные права ее сыновей узурпировали. А если даже Рим втянут во все это? Тогда может быть уничтожена вся его династия.

Он позвал секретаря и начал диктовать ему прежде, чем писец успел обмакнуть перо в чернила и поднести его к листу пергамента. Он приказал Руфу Ацилию Курию немедленно явиться к нему, днем или ночью — неважно. Немедленно! Теперь Оденат понял, что Зенобия права. Он не допустит задержки. Если Руф Курий не состоит в браке и не влюблен, то еще до конца недели он будет женат!

Через несколько часов во дворец прибыл смущенный командир крепости Квазр-аль-Хер собственной персоной. Руф Курий не имел ни малейшего представления о том, зачем его вызвали. Неужели он чем-то обидел царя? Или, может быть, вскоре должна начаться война? Неудивительно, что он нервничал, когда его поспешно провели к его господину. Пронизывающий и оценивающий взгляд, которым его окинул Оденат, отнюдь не способствовал возвращению Руфа Курия в состояние непринужденности. Царь заметил, что Руф Курий унаследовал от своего отца-римлянина высокий рост и красноватый отлив вьющихся волос. Однако глаза у него были карие, а черты лица — типичные для пальмирца. Он стоял вытянувшись перед своим повелителем.

Оденат усмехнулся, и Руф Курий немного расслабился.

— Руф Курий, тебе следует жениться! — произнес царь, и его черные глаза весело заблестели. — Я полагаю, что завтра как раз наступит подходящий для этого день.

У Руфа Курия от изумления открылся рот.

— Жениться?!

— Да, жениться! — ответил царь. — Твоей невестой станет госпожа Делиция, которая в течение многих лет пользовалась моей благосклонностью. Она — добрая и красивая женщина, Руф Курий. Она приведет в твой дом двух моих сыновей, Лина и Верна. Я поручаю тебе заботиться о них и воспитывать в любви и строгости. Мне сказали, что ты — законопослушный и добродетельный человек. Эти мальчики не могут оставаться в моем доме, ведь кое-кто может подумать, будто я оказываю им предпочтение перед моим наследником, царевичем Вабаллатом. Я знаю, ты станешь хорошим приемным отцом моим внебрачным сыновьям.

— Государь, я никогда не забуду о той чести, которую вы мне оказываете. Но у меня появятся и собственные дети! — сказал Руф Курий.

— Госпожа Делиция плодовита и превосходная мать, — ответил Оденат.

— И тем не менее она подарила вам только двоих детей за все те годы, которые провела с вами.

— Чтобы производить потомство, нужны два человека, Руф Курий! — последовал ответ.

Центурион сразу же все понял.

— Я благодарен за возможность служить вам и далее, мой господин!

Хлопнув в ладоши, царь вызвал раба и приказал ему привести Делицию.

Она пришла, одетая в бледно-голубую столу. Ее прекрасная молочко-белая грудь довольно вызывающе вздымалась над низким вырезом ее одежды. Великолепные белокурые волосы она заплела в косы и уложила по обе стороны головы. Единственным ее украшением была тонкая золотая цепочка вокруг шеи. Она производила впечатление чистоты и невинности. Руф Курий взглянул на нее лишь один раз, и глаза у него покрылись поволокой. Делиция нежно улыбнулась ему, и центурион влюбился без памяти.

Свадьбу назначили через два дня. Условились, что сыновья Делиции не отправятся немедленно вместе со своей матерью, а последуют за ней месяц спустя, чтобы она могла провести хотя бы немного времени наедине со своим супругом.

На следующий день после свадьбы Делиция и ее новый муж уехали в крепость Квазр-аль-Хер, а в Пальмире, в царском дворце, в величайшем горе остались ее сыновья. С логикой, типичной для детей восьми и девяти лет, Лин и Верн решили, что, не будь рядом их младших единокровных братьев, их отец не стал бы отсылать их прочь. Тогда они отвели своих братьев, одному из которых было четыре, а другому пять лет, на рынок рабов и попытались продать их одному торговцу, караван которого вскоре отправлялся в Китай. Торговец был очарован двумя златокожими и сероглазыми мальчиками, которые прекрасно говорили и отличались острым умом. Он сразу же, начал подозревать Лина и Верна. Они еще слишком малы, чтобы продавать рабов. К счастью, он оказался честным человеком. Он отвел мальчиков в сторону и спросил, как их зовут. Ответ, который он услышал, не вызвал у него ни малейших сомнений.

— Я — царевич Вабаллат, — прошепелявил старший из мальчиков. — Мой папа — царь. А это мой брат Деми. Он тоже царевич.

— А кто эти мальчики? — спросил торговец.

— Это Лин и Верн. Их мама — ее зовут Делиция — вчера вышла замуж, и нас угощали засахаренным миндалем. Я люблю засахаренный миндаль, а вы?

И Ваба улыбнулся, глядя на торговца снизу вверх.

— Да, я тоже люблю засахаренный миндаль. Я дам тебе немного и отведу тебя и твоего брата во дворец.

Во дворце никто никогда не видел Зенобию рассерженной. Однако в тот день ее ярость сметала все на своем пути. Ее приходилось удерживать силой, чтобы она не набросилась на Лина и Верна.

— Уберите их с глаз моих долой! Если я когда-нибудь увижу их снова, я задушу их собственными руками! — пронзительно кричала она.

Зенобия приказала, чтобы няни ее сыновей были обезглавлены, но Оденат отменил этот приказ.

— Ты не должна обвинять их! — пытался он урезонить Зенобию. — Ведь дети всегда играли все вместе. Откуда же няни могли знать, что задумали Лин и Верн?