Запомни, ты моя (СИ) - Попова Любовь

— Если она не кричит, значит, все нормально? — наивно спрашиваю, и Омар с Юрой переглядываются. Я чувствую себя откровенным болваном, даже не знаю, как помочь…

Хочется просто закрыть глаза и оказаться дома, чтобы Алена готовила капучино, а ребенок спокойно лежал в люльке. Мысль о том, что сейчас она будет рожать здесь, просто убивает. Сейчас я очень жалею, что не могу стать волшебником и просто перенести нас в нормальные условия.

В течение получаса, пока машину трясет, Алена молча сносит свои страдания, пока вдруг не хватает Юру за плечо и не просит протяжно:

— Простите, мальчики, больше не могу.

— Может, еще потерпишь, — буквально умоляю, стирая со лба пот. Я убивать готов, но принимать роды не планировал никогда. Хотя за эти недели насмотрелся на рожающих. Но все они орали, а Алена молчит.

— Нам ехать еще сотню километров, — говорит Юра и тормозит машину. — В багажнике есть вода. Что еще нужно?

— Все есть в рюкзаках, — подсказывает Омар и выходит из машины на улицу, выгоняя меня. Из другой вываливаются все пятеро и пытаются узнать, а чего все, собственно, встали.

— Рожать будет? — ржет Камиль, глядя на меня, и я хочу ему в нос дать.

— Заткнись, ладно?

Я пытаюсь пойти посмотреть, но мне страшно, что Алена даже звуков никаких не издает. Только Омар шепчет что-то на своем языке, вроде как успокаивая, постоянно подкладывая в машину какие-то пеленки.

Топчусь на месте, даже несмотря на мужчин, меня окруживших и не произносящих ни слова.

— Почему она не кричит? Беременные же всегда кричат, — встав, иду к машине, заглядываю внутрь и замираю, когда вижу, что Алена часто дышит, сжимает челюсти, пыжится, надувая щеки, но не произносит ни слова, ни звука, ни одного слова нытья. Она никогда не ноет. Она всегда терпит боль, а я, как щенок, вечно готов слезы лить.

— Омар, что мне делать? — говорю привычную за эти недели фразу.

— С другой стороны подойди и просто держи ее.

Я даже не сомневаюсь. Открываю другую дверцу, пролезаю внутрь и обхватываю пальцами голову Алены, мягко поцеловав в лоб, чувствуя пальцами, насколько влажными стали волосы.

— Мне, кстати, это снилось, — шепчу ей на ухо.

— Очень вовремя, — пытается смеяться Алена, но тут же шумно выдыхает, пока Омар смотрит ей между ног.

— Знаешь, я даже не ревную.

— О, господи, Ник, простой заткнись, дай мне уже родить нашего ребенка и больше никогда ко мне не подходи со своей кувалдой.

— Лина! — прикрикивает Омар. — Сейчас!

Пока Алена буквально сгибается пополам, словно пытаясь выдавить из себя что-то, ее слова звучат набатом в моей голове. Я, конечно, мог бы сейчас подумать, что она просто так сказала. Только вот в такие моменты не врут, не лукавят и не ошибаются. И когда на смуглых руках появляется орущий комочек с мокрым кирпичного цвета пушком, я даже не удивляюсь. Смотрю и почти не злюсь, что Алена все это время нагло меня обманывала. Поэтому просто обтираю салфеткой ее лоб и шепчу:

— Я же говорил, что он мой, врушка.

Глава 55. Юра

Юра расплакался, если бы умел. Но даже при рождении своих детей в нем не было сантиментов. Он просто был рад. Рад, что все чудом живы. Рад, что Никита с Аленой не потерялись и смогли все преодолеть.

В погоне за мечтой отчистить мир от уродов он сам стал таким. Готовым во имя высшей цели испортить жизнь старшему сыну. Разрушить свой брак. Оттолкнуть от себя детей. Он видел, как убегали люди, когда до взрыва оставались считанные мгновения, знал, что далеко не всем взрослым и детям удастся спастись, что кто-то все равно погибнет от голода, от насилия, от болезни. Это, мать ее, реальность. Люди умирают. Детей похищают. И как бы он ни бился с этим, он не сможет исправить все зло на земле. Зато он может защитить тех, кто ему по-настоящему дорог. Его стаю.

Юре тоже дают подержать совсем крошечного пацана, и в глазах Алены мелькает тревога. Ребенок родился раньше срока, он дышит, но ему требуется медицинский уход. Настоящий.

Именно в этот момент телефон Марата взрывается трелью звонка, и они слышат трескающийся из-за связи женский голос, чтобы они дали какой-то сигнал, потому что девушка кружит на вертолете, но не знает, куда приземлиться.

Юра тут же достает сигнальную ракету и стреляет несколько раз в воздух. Потом смотрит, как аккуратно садится медицинский вертолет, как из него выглядывают две мордашки. Как все загружаются туда, а Марат ругает Вику за беспечность. Но все равно рад.

Юра тоже рад, но его радость не будет полной, если он кое-что не закончит.

— Пап, ты летишь? — орет сын, пока его волосы мечутся под порывами ветра.

— Я скоро приеду! — кричит Юра и дает отмашку, чтобы все взлетали.

Это дело его. Он должен был закончить его давным-давно. Еще когда первый раз услышал, что Андронову, который промышлял детским рабством, нашлась отличная замена. Ломоносов. Он должен был закончить все тогда, когда похитили первого сына, Максима, когда похитили его беременную жену. Он забыл, что Макс тоже был частью стаи, и по сути бросил пацана в жерло вулкана, в котором варился сам.

Ломоносов должен умереть. Тогда его близкие будут в безопасности.

Он садится в машину, закуривает, решая, каким образом совершить акт возмездия. Но идей мало, а Ломоносов живет в крепости на краю Петербурга. Так что пробраться туда можно лишь одним способом. Войти через главные ворота.

Он добирается до туда за пару дней, не отвечая на звонки сына, жены, детей. Когда они услышат новости, они его поймут. Даже если при этом он не выживет.

Огромный белокаменный дом расположился на нескольких гектарах земли. Эти стены невозможно преодолеть, если только ты не чертова птичка. Эту охрану невозможно убить, если ты не супермен. Юра не супермен, но у него есть нож, который при обыске не находят.

Ломоносова пытались убрать многие. Его лицо уродливо, душа темна, а руки по локоть в крови. А главное — он полностью неуязвим для закона, потому что сын владельца «Русснефти». По сути короля России. Ему никто ничего не может сделать. Зато все активно лижут зад.

— Скажите Славе, что Самсонов приехал с отчетом.

К нему все ходили с отчетом. И скорее всего, сейчас уже известно, что он предатель и сливал немало бабла в унитаз. Но его убьют не сразу, потому что есть у Ломоносова одна слабость: он очень сильно любит поговорить.

— Ты выжил? — поднимает свои абсолютно белые брови Ломоносов. Если бы он не был таким же лысым, как Юра, каждый бы понял, что он альбинос, но словно стесняется этого. — Решил закончить начатое старухой с косой? Проходи. Будь как в морге. Скоро твое тело все равно расчленят. А потом приведут всю семью. Мне понравилось наблюдать за твоим сыном, жаль его задницу не успели расчехлить.

— Папа, — вдруг доносится незнакомый голос, и в огромное помещение, где ублюдок принимал гостей, вбегает светловолосый пацан лет шестнадцати.

Ломоносов злится, но обнимает парня в ответ, и Юра сжимает челюсти. Страшно представить, что будет с ребенком через несколько лет. Такие твари не должны иметь детей, не должны распространять заразу.

— Пап, я же сказал, что не хочу в этот военный лагерь. Нахер мне эти брошюры?

Это его шанс. Можно сказать, единственный. Поэтому Юра не мешкает, когда Ломоносов довольно жестко отправляет сына к себе. Интересно, а мать его он насиловал, или она сама добровольно в руки отдалась?

Юра делает шаг в сторону и хватает парня за шкирку, приставляет спрятанный нож к его горлу. Все в комнате замирают, ожидая команды хозяина, губы которого начинают трястись.

— Ты чокнутый самоубийца, Самсонов. Отпусти его.

— Я убью его. Это будет достойной расплатой за все, что ты сделал, а потом убью тебя, даже когда твои прихвостни начнут пальбу, — Юра чуть нажимает ножом на кожу и чувствует тепло крови и тяжелый вздох, но парень не боится, все время пытается вырваться. — Я пришел сюда за жизнью. И я ее заберу. Или ты сейчас уйдешь со мной, и умрешь как мужчина.