Экзистенциализм. Период становления - Петр Владимирович Рябов

– Простите, я не знал.

– Нет-нет. У меня всегда вызывает внутренний какой-то разлад напоминание, когда кто-то говорит о том, что они не правы. Понятно, в чем-то прогресс – это плохо, вспомним про две мировые войны и все такое. Но, по большому счету, вот есть Просвещение, которое действительно обесчеловечивание, упрощение, машина, механизация и все такое. И есть романтизм. Который, наоборот, говорит о возвышенном… Нет, неправильно – не о возвышенном, а о прекрасном, о какой-то мистике.

Все, что вы сегодня говорили. Просвещение направлено по отношению к романтизму радикально агрессивно, как я понимаю. То есть что все это чушь, и, люди, спуститесь с небес на землю, давайте изучать мир! Наука нам всем поможет, расскажет и так далее. Вот романтики – они так же агрессивно настроены по отношению к Просвещению? То есть они так же яростно отрицают науку и прогресс?

– Огромное вам спасибо за ваш вопрос. Он позволит мне как-то слегка уравновесить то, что я сказал. Понятно, я чисто в дидактических целях представил какие-то «идеальные типы» Просвещения и Романтизма. В реальности, конечно, их отношения куда интересней, сложнее и не всегда так полярны. Понятно, что в практической жизни все было менее однозначно. Это, во-первых. Во-вторых, при моей крайней и глубокой нелюбви как раз к Просвещению и всему, что из него выросло, я должен сказать несколько теплых слов о нем. И при всей моей безумной любви к романтизму я должен сказать несколько «гадостей» о нем напоследок. Потому что да, действительно, все понятно, да, Просвещение, да, плоскость, редукция, машины, механизация и так далее. Ну а романтизм – он благородно, по-рыцарски отстаивает личность, лирику, интимность и иррациональность.

Но, конечно, в своих проекциях романтизм там, где он начинает обожествлять иррациональное, там, где он начинает обожествлять миф, народ, почву и так далее… Он чреват зачастую ужасными порождениями: скажем, вспомним фашизм, например, нацизм и прочее… они, увы, тоже являются отдаленными родственниками романтизма. То есть романтизм может породить и таких монстров. На их фоне даже просветители кажутся лучом света в темном царстве. То есть в ситуации воинствующего мракобесия, стирания личности, торжества принципов крови, почвы и так далее… тут уже любой просветитель, который что-то хотя бы невнятно говорит про гуманизм, разум и человека, кажется просто чудесным человеком!

Поэтому я хочу сказать, благодаря вам есть возможность как-то немножко гармонизировать наше обсуждение. Потому что, естественно, я как-то увлекся. И понятно, что я упрощал. Просто надо иметь в виду, что романтизм дал и такие ядовитые побеги в числе прочих. А Просвещение, которое в целом я, мягко говоря, не люблю (и все, что из него выросло в просветительскую культуру)… Но понятно, что в ситуации ХХ – ХХI веков, когда действительно зачастую уже никто не верит всерьез во все эти идолы, разум, прогресс, науку и так далее, и уже, наоборот, поднимается какой-то воинствующий обскурантизм, мракобесие, какая-то пародия на романтическое обожествление народа и традиций, тут уже начинаешь кидаться от отчаяния и безысходности даже к просветителям за помощью.

Повторяю: все, конечно, не так однозначно было и тогда. И особенно продолжилось в ХХ столетии, с духовными детьми просветителей и романтиков. Так что вы совершенно правы, что возвысили свой голос в защиту Просвещения.

– Я, может быть, ожидала большей какой-то рассудительности от романтиков, поскольку у меня всегда вызывают подозрение две стороны, которые очень непримиримо относятся друг к другу. И, грубо говоря, если Просвещение действительно считало, что романтизм – это чушь, и принимало только себя, а романтики, в свою очередь, принимали свою точку зрения и давали право на существование, например, Просвещения, то это бы поставило их выше, чем…

– Нет, видите, в чем дело. Романтики были изначально в худшем положении. Потому что Просвещение в XIX веке было мейнстримом в культуре, и под знаменами Просвещения, просветительскими ценностями утверждалось все это: буржуазия, капитализм и все прочие милые вещи. То есть Просвещение господствовало. Романтики все как-то оборонялись, отстреливались, огрызались. Поэтому речь не шла о полемике только в высшей сфере идей. Речь шла о реальных процессах, которые происходят в культуре. Я вам процитировал строки Баратынского: «Век шествует путем своим железным; в сердцах корысть и общая мечта…» Вот вам романтик, затравленный Просвещением, который забился в щель и которому жалко, что исчезли «при свете Просвещения поэзии ребяческие сны». Он не может сохранять спокойствие именно потому, что вокруг именно просветители или просветительские какие-то ценности и лозунги торжествуют. И поэтому он, естественно, должен отстреливаться уже из чего придется. Тут уже не до того, чтобы изысканно говорить: нет, извините, сударь, вот в этом вопросе вы, пожалуй, не во всем правы! Тут уже хватаешь утюг, кочергу или что под руку попадется и лупишь во все стороны. То есть надо иметь в виду, что это не просто спор Канта с Гегелем. Это спор куда более, скажем так, относящийся к нашему «жизненному миру», поскольку связан с их жизнью напрямую. Вот, например, Торо, романтик. Он взял и ушел на несколько лет из мира, построил шалаш в лесу и жил себе, а потом написал роман и все это воспел. Вот вам, собственно говоря, романтическая полемика с Просвещением! Или Байрон: поехал из травящей его Англии и погиб за свободу Греции.

– Я считаю, что наука – это хорошо. И когда совсем все отрицается…

– Нет, совсем не отрицается, я вас уверяю! Нет, романтики были антисциентистами, но они не были врагами науки. На самом деле обратите внимание: кумиром романтиков был Гёте, а Гёте – это что? Это как раз человек, который одновременно и поэт, и художник, и ученый и который все это в себе органично и гениально соединяет. В котором нет только холодного рассудка или, наоборот, только пылкого сердца. В котором все это в какой-то изумительной гармонии пребывает. Это очень характерно для романтиков.

Кстати, забыл сказать одну очень важную вещь в связи с мифом и романом. Романтики считали, что в современной культуре роман – это то же, что и миф в древности. И они