Расплата - Лиза Джексон

– Мы над этим работаем.

– Мама была за ним замужем, кажется, года два. Может, два с половиной от силы, поэтому если вы думаете, что моя связь с преступлением идет через Оскара, вы на ложном пути. Как я уже говорила, я видела его только один раз.

– А вы встречались с кем-нибудь из его родственников? С братом? Отцом?

– Нет. Когда Бернадетт была замужем за Оскаром, я жила с бабушкой.

– У них были дети?

– Нет! У меня нет единокровных братьев или сестер. У меня была лишь сестра, которая давно умерла.

Он кивнул, как будто понял, но Оливия увидела, что его взгляд помрачнел.

– В чем дело? – спросила она. – Вы мне не верите?

– Просто пытаюсь связать все воедино.

– Вы что, вообще никому не доверяете? – спросила она. – Что с вами такое, Бенц? Вас так измучила работа, Что вы никому не верите, или дело в чем-то другом? Что-то случилось лично с вами?

Его губы искривились.

– Может быть, вы мне скажете? Вы же медиум?

Это было уже слишком. У него был суровый деловой вид, когда он еще только вошел в магазин. И он снова стал подозрительным.

– Я ухожу. – Она схватила свою сумочку.

– Подождите минутку, – сказал он. Несколько человек из соседних кабинок повернули головы.

– Хватит. Мне уже до смерти надоело, что меня исподтишка проверяют. Я знаю, что вам это кажется довольно бессмысленным, ясно? Мне это тоже кажется бессмысленным. Но ничего не поделаешь. Я думала... в смысле... разве вы мне не верите? Разве вы не говорили, что... А, черт, это неважно! – Она гневно удалилась, думая, зачем она вообще пыталась что-то объяснять этому твердолобому полицейскому. Она услышала, как он положил деньги на стол, и почувствовала его руку на себе у выхода.

– Оливия...

– Прекратите, Бенц. Не важно, что вы хотите сказать, просто прекратите. Мне это не интересно. Я свое дело сделала, исполнила свой гражданский долг и достаточно натерпелась от вашего недоверия и оскорблений. Достаточно.

– Вы не можете винить меня за мой скептицизм.

Она резко обернулась и натолкнулась на его грудь.

– Могу и буду. Принимайте то, что я рассказываю, за чистую монету или оставьте меня, черт возьми, в покое. – Она слишком остро реагировала на ситуацию, но ей было плевать. Да кто он такой, чтобы устраивать ей проверку? Чтобы насмехаться над ней? Она ожидала от него большего, а он, будь он проклят, продолжал ее разочаровывать. В один момент он, казалось, доверял ей, потеплел к ней, даже поцеловал, боже мой, и потом он опять суровый деловой коп со всеми этими вопросами.

Оливия бросилась через улицу, не обращая внимания на машины, и услышала пронзительный гудок. Она в глубине души надеялась, что Бенц догонит ее и выпишет ей штраф, но она беспрепятственно вернулась в магазин, даже не бросив ни единого взгляда через плечо, чтобы посмотреть, не стоит ли он на другой стороне улицы, глядя ей вслед. Это не имело значения.

Потому что ее поведение было нелепым. Она отчаянно пыталась убедить его поверить ей не только ради того, чтобы раскрыть преступление, но и, увы, по личным причинам, на которые у нее не было права. Она вела себя как самая настоящая дура. Женщина, ведущая себя как дура из-за мужчины.

Это пора прекращать, сказала она себе. И чем быстрее, тем лучше.

Избранник нервничал, раздраженно расхаживая по часовне. Он прочитал статьи о пожаре в районе Сент-Джон. Ни единого упоминания о жертвоприношении. Просто жертва, погибшая в огне. Будто ее гибель – простая случайность.

Ах... Сесилия. Какой она была красавицей.

Полицейские, конечно, умалчивали о некоторых уликах, но они дебилы. Кретины. Он видел, как приехала их жалкая группа, и они еще так и не установили связи между его «преступлениями». Так их называли эти слабоумные – преступления. Будто он какой-нибудь заурядный преступник. Они и понятия не имели о его миссии, не догадывались, что он занимается божьим делом. И до конца этого дела еще очень далеко.

Никакая молитва не успокоит его, сколько бы он ни молился. Он заглянул в свой личный тайник и принялся перебирать коллекцию ногтей – крошечные трофеи, которые он взял, и в его памяти вновь оживало каждое Жертвоприношение. Закрыв глаза и чувствуя, как напрягается его член, он увидел себя в зеркалах, которые использовал, чтобы наблюдать за страхом своих жертв, за проявлениями своей власти над ними, чтобы видеть, как они умоляют его. Он безумно хотел каждую из них, страдал от мучительного желания обладать их богохульными, языческими телами. Распутницы на вид были так невинны, но в душе у них таилось такое зло. И их так много.

Одна из них была важнее остальных. Дочь полицейского. Тут дело личное. Улыбаясь, он подумал о ней... скоро... скоро.

В глубине он нашел косу, ту, которую так тщательно плел, пряди волос разных цветов мерцали в свете свечей... каштановые, черные, светлые... но нет рыжих. Упущение. И ему придется его исправить. Он покатал косу между пальцев, воскрешая в памяти лицо каждой испуганной шлюхи, вспоминая, как он сначала отрезал у них прядь волос, пока они еще думали, что останутся в живых, пока посылали молитвы покаяния за свои преступления, хотя и не верили, что их совершили. Затем он засунул трофей под свой неопреновый костюм – ближе к телу. Глупые сучки. Дочери Сатаны. Шлюхи все до единой.

Медленно он распахнул халат. Его член был твердым и пульсировал. Находился в полной боевой готовности. Он провел косой по своему телу, чувствуя ее мягкое прикосновение, такое же нежное и дразнящее, как губы шлюхи. Он напрягся, чувствуя неистовое вожделение. Кровь забурлила у него в жилах, отдаваясь шумом в ушах и болью в паху. О... ради прикосновения этих губ к нему... одного дьявольского поцелуя... Он чувствовал необходимость удовлетворить себя, но не сделал этого. Нет. Он не поддастся столь низменному желанию.

Вместо этого представил себе лица шлюх. Прекрасные. Соблазнительные. Грешные. Со слезами на глазах, умоляющие его позволить ему служить, желающие выторговать свои жалкие жизни. Он улыбнулся. По его спине и лицу струился пот. В смерти они принадлежали ему. Неужели они не понимали, что он спасал их? Что они становились святыми мученицами?

Но ему нужно было спасти... еще одну душу... еще одну Иезавель добавить к своему гарему мертвых... еще один локон для косы... сегодня вечером.

Место у него уже имелось. Оно было готово, грубый алтарь, но все же место для жертвоприношения. Скрытое. Темное. Оружие ждет.

Время было предопределено. Он посмотрел на календарь. Двадцать пятое ноября, праздник святой Екатерины Александрийской, святой покровительницы дев... философов... священников... студентов... как подходит... о да, это будет идеально.

Это должно случиться сегодня вечером.