Ошибка архитектора (СИ) - Торен Эйлин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Бэлт? — шепнула она, когда он выпрямился и погладил её щёку.
— Прости меня. Я очень сильно тебя люблю, — произнёс он, а внутри всё сжалось от боли.
— Даже сломанную? — спросила она так же тихо.
— Любую, — прошептал он.
Ниилла стояла словно во сне, задумчивая, будто пытаясь найти ответ на его слова, на его поступок, но у неё не получалась. Она слегка нахмурилась, часто моргая, смотря куда-то ему на грудь, потом снова посмотрела на него.
И Бэлт уже хотел сказать ей, что надо возвращаться на праздник, или, если она хочет, можно отдохнуть, но не успел.
Она приподнялась на мысочки, её руки обняли его лицо и она его поцеловала. По-настоящему, приоткрыв рот, закрыв глаза, и Бэлт уже почувствовал себя в последней обители, он умер, его клеймили раскалённым железом, его прогоняли через строй и каждое мгновение было ударом меча плашмя.
Он обнял её, прижал к себе и разрешил почувствовать в ней женщину. Ту, которую он безумно любил, ту, которой она была до всего этого кошмара, который сотворил трусливый безумец.
Но мгновения мимолётны и хрупки — в саду вспорхнула птица, Ниилла вздрогнула и отстранилась, обернулась на шум. И стала снова собой теперешней.
— Бэлт? — слегка улыбнулась она, словно только заметила. — Я ушла с праздника? Надо вернуться?
— Если хотите, ваша милость, — ответил он, сдерживаясь, чтобы не взвыть в голос.
— Давай, — кивнула она и обняла его руку за локоть.
— Да, — согласился он и пошёл с ней обратно в сторону шума, веселья и толпы.
Рэндан так и не вернулся, и Бэлт, уложив спать Нииллу, потому что Янра ушла с Сэмэлом, а хозяева все куда-то поисчезали, пошёл проследить, чтобы на поле погасили все костры.
Там ещё было веселье и мужчина заметил сидящего под деревом герцога.
— Ваша светлость, — подошёл к нему слуга.
— Бэлт? Я думал, что ты с госпожой Нииллой, — произнёс Верон, который был достаточно сильно пьян.
— Я уложил её милость спать, ваша светлость, — ответил Бэлт. — Пришёл проверить, чтобы тут костры не оставили нечаянно, когда разойдутся.
— Судя по всему это всё продлиться до утра, — не весело ухмыльнулся старший Шелран. — Иди отдыхать, я прослежу.
— Уверены, ваша светлость? Я могу…
— Иди, Бэлт, иди!
— Да, ваша светлость, — и, поклонившись, он отправился в дом.
В комнату к ним с Рэнданом заходил осторожно, потому что предположил, что друг и его рыжая горничная могут быть здесь — ведь понятно, почему они не вернулись.
Заглянул и не ошибся, но только сразу же встретился с совершенно диким, полным ярости взглядом Рэндана, который сидел на своей кровати и прижимал к себе Эйву, держа на руках, как ребёнка. Горничная была одета, и судя по всему спала, крепко сжимая рубаху мужчины в своём кулаке.
Бэлт сразу понял, что случилось плохое — такого лица у друга он не видел с войны.
Глава 23 Рэндан
Такие праздники проводились в деревнях повсеместно по всей стране, преимущественно в начале поры цветения. И уходили корнями в древность.
Поле загудело почти с самого рассвета, и было странно не работать, потому что последние несколько дней он только и делал, что был занят всем подряд. Хотя сидение на поле с лошадьми Рэндан делом назвать не мог. Вообще не очень понял, почему ему это поручили — ведь сидеть и ждать, мог бы любой в доме, а он сам лучше бы скамейки сколачивал или на мосту помогал.
Работать физически ему нравилось намного больше, потому что голова не забивалась мыслями, а тут… когда он прижал Эйву в кладовой, то это было скорее от полного отчаяния — она же и вправду от него бегала, а так как это началось после того, как их застал герцог, определённые выводы сложились в голове в такую прочную стену, что не обращать на них внимание было весьма тяжело, а уж сломать тем более.
Рэндан никак не мог понять, что в ней его так изводило. Каждый раз ловил её взгляда, при чём с таким обречением, будто она последний вздох в жизни. А приближающийся отъезд так просто не давал ему покоя. Он действительно считал дни, а то, что не видел Эйву, то, что она его избегала, что не приходила ночью, не давая возможности ощутить, словно напиться перед смертью, делало его пустым, немощным.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Рэндан говорил себе, что она всего лишь женщина, что столько их у него было в его жизни, чем эта особенная? Но ответа у него не было, а была только невыносимая тоска по ней, как голодный или умирающий от жажды в пустыне.
И она ведь откликалась, он же чувствовал, как дрожала от прикосновений. И, обидев её в кладовой, почувствовал, как сделал ей больно, и сам сжался от её слов и, потеряв надежду, что сможет попросить прощения, он внезапно ощутил такую щемящую скорбь, неподъемную и мучительную.
Оттого, когда Эйва пришла к нему с обедом, внутри заскакало дурниной счастье, что сможет поговорить, что сможет попробовать всё исправить.
А дальше… Рэндан от этой женщины пьянел, ему не надо было ничего, кроме как вдохнуть запах её кожи, волос, и всё, можно было пропадать, где угодно и как угодно.
— Рэндан, — подпрыгнула Эйва, когда он словил её, идущей на праздник. — Напугал же, ну!
Он лишь уткнулся в её волосы, лежащие на спине яркой бронзовой россыпью.
— Угу…
— Не делай так, — шепнула она и настороженно посмотрела по сторонам.
— Брось, сегодня всем всё равно, — отозвался он.
Эйва была такой красивой, и, когда начинала смущаться, лицо её становилось лицом девочки, таким чарующим, что Рэндан был готов смущать её до беспамятства, чтобы любоваться этим чудом.
— Знаешь, в чём смысл весеннего праздника? — спросил он, когда они пошли от дома в сторону поля.
— Это древний праздник земледелия, — ответила ему Эйва.
— Не просто.
— Ну, дань богине-матушке, — и она на мгновение задумалась, а Рэндан понял, что воздала хвалу Йетри, — и Варну, богу земледелия?
— А почему все в светлом? — поинтересовался мужчина, прищуриваясь.
— Не знаю, — честно ответила Эйва.
— Потому что в древности все приходили на этот праздник в исподнем.
— Что? — удивилась она, хихикая.
— Да, — кивнул Рэндан. — Мужчины в рубахах и штанах нижних, а женщины в сорочках, что под платьями носили, в которых спали. Жгли костры, ели, пили, пели и… — он многозначительно на неё посмотрел и Эйва усмехнулась. — Отношения Йетри и Варна были определённого характера, — развёл руками мужчина.
— Я знаю, — сказала она, кажется снова начиная смущаться.
— Эй, Эйва, Рэнд, — им помахала рукой Янра, которая стояла у ограды вокруг поля, а рядом с ней стоял Сэмэл. — Вина?
— Давай, — кивнула Эйва и сын предыдущего конюха принёс им две кружки тёплого вина.
Рэндан отдал Эйве обе кружки и усадил её на ограду, под деревом.
— Это между прочим лучшее место, — заметил он, забирая свою кружку. — А знаешь, кого на празднике женщины хотели больше всего в оборот взять?
— Кого? — и она склонила голову набок, отчего захотелось поцеловать её, но Рэндан сдержался.
— Кострового.
— Это кто за костром следит, — нахмурилась Эйва, потом улыбнулась. — Почему?
— Это были обычно самые стойкие мужчины, потому что нельзя было, чтобы они пили, веселились как все, без памяти, да и с женщинами быть им было не очень можно. Считалось, что так можно потеряться и не уследить за костром. А если разгорится, то понятно, что будет беда.
— И что будет женщине, если она соблазнит кострового? — поинтересовалась Эйва.
— Считалось, что блага будет много, урожая, силы женской до конца лет.
— Какой кошмар, — засмеялась она.
Рэндан весь праздник старался не спускать с Эйвы глаз, потому что её слова про боязнь толпы не были для него пустым страхом. Было что-то вроде подсознательного ощущения, понимания, что это намного глубже, тяжелее. Он не хотел ковырять, тянуть из неё это, как не стал выяснять, что именно с ней случилось тогда, когда она получила шрамы.
Для него Эйва была важной, он видел её хрупкость, надломленность. Она закрывалась при малейшем давлении, а её недоверие было таким ярким, ощутимым, словно можно в руки взять.