Дети леса, дети звезд - Мерри Джинн

Неизвестно, обиделся бы Серазан или развеселился, услышав это мнение, но в очередное умеренно серое утро, когда Грин мяукал о выпечке и вкусном, по сложной какой-то технологии приготовленном супе, который он с удовольствием Тессу расскажет, как делать, лишь бы тот взялся, а мабриец косился в окно и мечтал о мясе, жареном свежеубитом ушастике — а свежего мяса как раз не было, одно только запасенное — и думал, что вот его-то с удовольствием бы приготовил, кухонную дискуссию вывело в совершенно иное русло тессово же внезапное признание: — Всем этот мир хорош, и всем радует после моей родины, но одно на Мабри все-таки было лучше — там на всю команду готовили повара, а остальным и думать о кухне было не обязательно.

Грин немного подумал и сначала спросил, сколько человек у них было в команде, потом — какого размера корабль и насколько долгие получались полеты, потом — где же они хранили продукты на нем? Тесс последовательно отвечал, рассказал о больших морозильниках, о еде "вкусной" и "аварийной", на случай, если случится что-то с поварами — пайках и концентратах, питательных веществах и консервантах…

Неизвестно, что Грина впечатлило больше — количество осторожных "кажется", "если я правильно помню" и "как-то так" в речи явно не слишком разбирающегося в теме Тесса или сама идея взять продукты, перемешать, выжать и высушить до полного безвкусия, но зато сверхвысокой питательности, а только он пошевелил крыльями, аккуратно вынул когти из половицы, куда они успели воткнуться, и заявил, что вкусного к обеду принесет из деревни. Если мастер Серазан не возражает.

Мастер Серазан представил еду наподобие той, что готовил в человеческом виде Грин, сравнил с собственной стряпней… Нееет, возражать он даже не собирался.

"— А я слышу — куры сильно переполошились, выхожу — сидит наш Рыжий. И крылья!

— Чо, совсем?

— А то! И вежливый такой, как всегда, говорит, пирожка бы мне, Роза, есть очень хочется…

— Ой, чо деется!"

"— А я вот не пойму, то ли он был такой всегда, то ли щас стал…

— Да всегда! Всегда был ненормальный, какой нормальный сам в лес попросится?

— Ой, надо сбегать спросить, можно ли ветлу спилить против дома или лучше не надо?

— А ты сходи-сходи, только прихвати чего-нибудь вкусного.

— Так раньше ж просто можно было!

— Так то раньше! А сейчас, если что — съест. Оно жеж зверь!

— Ой, моя девка туды вже побегла!"

"— А как-нито смотрит на тебя и все вопросами, вопросами. Ты ему вопрос, он тебе в ответ тоже вопрос. И все в глаза смотрит. Поди пойми!

— Мужик-то твой чо?

— А чо? Говорит, хорошо, что не наш оболтус туда попал, тот бы не с крылами вернулся, а с чем похлеще.

— Тьфу, зараза!"

"— А как пошел дождь накрапывать, так он так прыжком раз! — и под навес. Вздыхает так грустно, нахохлился. Ой, говорит, скушно мне одному, да в лесу, да молоденькому…

— А Лиза-то чо?

— А ничо! Стоит так рядом и стоит себе.

— Ой, смелая баба, уводи от беды!

— Какой беды, когда ей в лады! Поворожи мне, говорит, хоть вот на камешках.

— И чо?

— А чо тебе долго ворожить, говорит, когда все равно летом дома сидеть?

— А она?

— А она тоже спрашивает, а чего, мол, дома-то сидеть?

— А он?

— А он так голову наклонил и спрашивает: А в поле что делать будешь, пеленки стирать?

— Так и сказал?

— Так и сказал.

— А Лиза-то чо?

— А чо? Домой побегла, успеть бы щас под своим мужиком поваляться, чтобы летом-то дома посидеть.

— Шо ж за язык-то у тебя, вот как у той коровы…"

"— А ты побольше масла на блины клади, и варенье тоже. Оно, если сейчас не съестся, потом хорошо будет.

— Да вроде как нельзя печь блины до весны-то?

— Дууура, блины завсегда можно! И рыбки туда же подкинь, вяленой, штоб он вкус домашний не забывал.

— А какой мальчик-то был, помнишь?

— Ну так, может, и расколдуется.

— А вроде ему и так ничо.

— Тебе б такое ничо!

— Плюнь три раза! Да смотри, штоб не в тесто!"

" — А как с ним такое стряслось-то?

— Да переколдовал чего-то там, говорит.

— Ой, знаем мы такое "колдовал". Увижу, что в сторону леса идешь — прокляну!

— Да ладно, у меня-то своя голова на плечах.

— Ты давай смотри, все остальное не потеряй!"

Вернулся Рон на следующий день утром, прилетел, весь сияющий, усталый, держа в когтях огромную корзину деревенской вкуснятины, и немедленно завалился спать аж до самого вечера.

Для Тесса же, пребывавшего в обалдении последние сутки — после того, как сообразил, в каком виде отправил в деревню ученика — возвращение Грина стало в первую очередь знаком, что таки все с парнем в порядке, и выглядит он — как надо.

Можно было выдохнуть раз и навсегда. Сфинкс был нормален.

Для сфинкса Грин и вправду был нормален, а вот человек устал бороться с его более чем обременительными привычками. Днем Рон теперь по большей части лежал, подобрав под себя лапы, кутался в крылья, прикрывал глаза и грезил, сам не зная о чем. Если его дергали, раздражался так, что потом сам себе удивлялся, бил по бокам хвостом, снося все на своем пути, и замирал опять в сонной полудреме.

Вечером он оживлялся, принимался за дела, несмотря на слабые человеческие глаза, плохо приспособленные к темноте. Грин бродил вокруг дома, читал, попытался залезть в мастерскую — не получилось, а однажды поймал себя на том, что метит территорию вокруг жилища Тесса, как кот, когтями и секретом. Осознав такое безобразие, Грин очень смутился и озадачился, но дело свое животное доделал, хотя бы так обозначив для остальных зверей — и оборотней, если таковые случатся, — извечное "мое!" на весь этот дом, а заодно и мастера впридачу.

Еще пару дней он даже днем выползал дремать поближе к лесу, потому что погода позволила, и высыпался на воздухе гораздо лучше, чем в доме. А потом, в дневной грезе поймал себя на мысли, что воспринимает дом, как бревенчатую пещеру, от такого открытия аж застонал тихонько, долго и жалобно смотрел на Серазана.

Поужинал, вечером накрыл Серазана крыльями, прижался щекой, кисточкой провел по лбу Мастера, стараясь подольше подержать ощущение покоя, посидел так рядом, попрощался и ушел в ночь.

Насовсем.

Глава 15

Блейки Старр, бывший пилот эскадрильи Канис, бывший лучший гонщик Ковчега ЗХХЗ смотрел на Табрийское море, светло-серое, мерцающее и туманное, и рассеянно удивлялся, как незаметна при зимнем штиле линия горизонта, а далекие парусники словно плывут по небу, аккуратно огибая нежно-голубые разрывы в облаках.