Ты меня предал - Анна Шнайдер

лбу пару раз, положил руку обратно на стол и закатил глаза. — Надо было гнать эту девицу в шею сразу, с порога! Ну или по крайней мере ДНК-тест сдать. А ты чего накуролесил? Вот придурок!

— Согласен. — Павел грустно усмехнулся. — Теперь хочу исправить то, что накуролесил. Дашь отпуск?

Виктор поморщился и пробурчал:

— Дам, что с тобой делать. Но ты мне всё же объясни. Ты какого хрена ждал три года-то? Узнал когда про дочку, что не твоя, надо было сразу к жене возвращаться и бухаться в ноги. И объяснять всё, вот как мне сейчас.

— Лечился я, Андреич. Меня тогда знаешь, как накрыло? От чувства вины, думал, задохнусь, не спал почти, не ел. Забыл, что я тогда отпуск даже брал, потому что вообще работать не мог? А потом наоборот, только и делал, что работал, лишь бы боль заглушить. И после… — Павел вздохнул и, понизив голос, признался: — Мне было безумно стыдно. Я же предал Динь, бросил её в ответственный момент, обесценил всё, что она делала для нас. За одну гребаную минуту в этом ё** туалете…

— Ну, это ты мне можешь не рассказывать, — махнул рукой Виктор, скривившись, как от зубной боли. — Сам знаешь, что я тоже не безгрешен. Но я, в отличие от тебя, хотя бы действительно заморочился другой девкой, хотел её так, что аж в штанах свербило. И дохотелся до того, что всё потерял. И жену, и детей. Сын старший со мной до сих пор сквозь зубы разговаривает, а дочь… даже слышать обо мне не желает.

Павел молчал, не зная, что сказать. Ему было безумно жаль Виктора, который двенадцать лет назад повёлся на какую-то шлюшку и пошёл налево. Жена, с которой он на тот момент прожил в счастливом браке пятнадцать лет, случайно узнав обо всём, попала в больницу с инфарктом. Выжила, но дети-подростки, поняв, что виноват в этом папа, так и не простили.

— А ты? — продолжал между тем Горбовский. — Тебе же эта Настя нафиг не сдалась, за что ты пострадал-то хоть? Это же не измена, а так, дрочка какая-то.

— Скажешь тоже, Андреич, — фыркнул Павел, но смешно ему вовсе не было. — Хотя, наверное, смотря что ты за измену считаешь.

— За измену я считаю намерения, Паш, — серьёзно ответил начальник. — Можно даже без секса. Но если мужик — или баба, без разницы, у них тоже бывают загулы, хотя и реже, — так вот, если мужик готов пойти и трахнуть не жену, потому что влюбился или просто хочется — это и есть измена. Настоящая, потому что она в голове. И неважно, один раз или двести был секс, или его вообще не было, а был только флирт в интернете. Всё равно измена, если есть намерения.

— Безапелляционно, — улыбнулся Павел, тем не менее, вспоминая, как говорил на похожую тему с Сергеем Аркадьевичем. Нет, психотерапевт никогда не заявлял ничего подобного, он просто мягко подвёл Павла к мысли, что тот ни за что не совершил бы подобной ошибки сознательно, по собственной здравой воле и трезвой памяти. И сразу после этого признания и осознания, что Павел не стал бы обижать Динь намеренно, чувство вины стало чуть меньше. Нет, не исчезло совсем, но по крайней мере перестало давить на психику могильной плитой. Именно чувство вины было самой большой проблемой Павла, когда он только пришёл к Сергею Аркадьевичу. Оно жрало его изнутри, из-за него он не мог ничего — ни спать, ни есть, ни даже нормально дышать.

— Я просто на этой теме собаку съел, — развёл руками Виктор. — В общем, друг ты мой депрессивный, пиши заявление, пару недель дам. Но только учти: если оплошаешь и не вернёшься к жене, я тебя лично за уши оттаскаю за нерадивость. Чтобы уломал её! На коленях стой, ноги целуй, рыдай, дари Луну с неба, что хочешь делай — но без её прощения не возвращайся.

— Не получится, Андреич. До родов я не собираюсь говорить с Динь об этом, слишком нервно для неё.

— До родов и не обязательно. Но до конца года — обязательно! Понял меня?

— Понял, — кивнул Павел, зная, что если и правда оплошает, то Виктор действительно оттаскает его за уши, не побрезгует.

И всё же жаль, что жена Горбовского его так и не простила. Не изменял бы он ей больше…

Дина

Я не сразу осознала, что Павел как-то слишком долго не ходит на работу. Он всё таскал меня гулять в парк вместе с Кнопой, потом устроил шашлык — вкусно было до умопомрачения, особенно сёмга на гриле, м-м-м! — возил гулять на набережную, а ещё уломал покататься на лодке. Последний раз я это делала тысячу лет назад и сейчас с трудом согласилась — ну куда мне, беременной, а вдруг утонем?! — однако Павел сумел меня убедить, что всё будет в порядке. И отказать я не смогла.

К концу первой подобной недели развлечений настроение у меня улучшилось, особенно после того, как я в очередной раз проверила кровь и мочу — по пришедшим результатам было ясно, что никаких серьёзных изменений нет. Да я и чувствовала себя нормально, и малышка моя пиналась отлично, как и всегда. Я даже порой просыпалась ночью от её игр в баскетбол внутри моего живота, лежала, улыбалась… и почему-то очень хотела позвать Павла и дать ему потрогать. Но не решалась.

В общем, да — только к концу первой недели подобного праздного существования я неожиданно подумала: а почему бывший муж не ходит на работу?..

— Я отпуск взял, — признался Павел, когда я спросила его об этом. — На две недели. А давай съездим искупаться, Динь?

— Что? — От такой внезапной смены темы разговора я растерялась.

— Искупаться. За город. Я узнал, где есть нормальный пляж. И там, если ты волнуешься, больница недалеко, и роддом тоже рядом. Поехали? Кнопу можем с собой взять. Хотя лучше без неё, я тебя одну в воду не хочу пускать, а без нас на подстилке она не усидит.

Я удивлённо хлопала глазами, глядя на Павла с недоумением. Купаться?.. Да у меня и купальника подходящего нет, все только для не беременных женщин.

— Давай купим, — пожал плечами Павел, когда я озвучила этот аргумент. — Это же не проблема, наверное?

— Ну… в принципе, нет…

В итоге я согласилась и абсолютно не пожалела об этом.

До пляжа мы добирались не на машине, а на маленьком теплоходе, который Павел назвал «пьяным» за большое количество не совсем трезвых людей на его борту.