История черного лебедя (ЛП) - Крейг К. Л.

— Нетерпеливый?

— С энтузиазмом, — отвечает он со своей сексуальной ухмылкой, как только наконец избавляет меня от них. Эффектно, он снимает мою футболку через голову и расстегивает лифчик. Последняя одежда, присоединившаяся к этой куче, это мое нижнее белье.

Он садится на корточки, неторопливо окидывая взглядом мое обнаженное тело. Я извиваюсь под его пристальным взглядом, испытывая боль, чувствуя нужду везде, где его взгляд целует мою плоть. Не в силах больше терпеть, я протягиваю руку ладонью вверх.

— Иди сюда.

Его глаза возвращаются к моим. Они сияют от счастья. Эта ухмылка превращается в восхитительную улыбку.

В мгновение ока его одежда исчезает, беспорядочно разбросанная повсюду. Накрывая меня своим твердым, как камень, телом, он целует меня, пока каждый нерв не оживает, а каждая косточка не становится слабой и вялой. Он целеустремленно толкается в меня, пока я не выкрикиваю его имя снова и снова. Он занимается со мной любовью часами напролет, заставляя мое тело петь, мою душу парить, а мое сердце сливаться с его сердцем.

— Думаю, у нас все в порядке с зачатием ребенка, — устало говорю я ему глубокой ночью, когда он крепко обнимает меня. Вместо того, чтобы подняться наверх и лечь спать в стиле Кэла, он настоял, чтобы мы построили крепость и спали здесь на полу вместе. Это было почти так, как если бы он нуждался в этой связи из нашего прошлого, поэтому я не могла спорить. Мне это тоже было нужно.

— М-м-м, думаю, нам лучше продолжать в том же духе, чтобы не терять концентрацию. — Тепло разливается по мне там, где его губы находят мой висок.

— Я в игре. — Прижимаюсь ближе к нему, чувствуя себя насытившейся. — Я буду здесь, когда ты проснешься, — тихо обещаю я, нежно целуя грудную клетку под моей щекой.

Его хватка на мне усиливается.

— Я верю тебе.

— Спокойной ночи, Кэл.

— Спокойной ночи, Лебедь.

Вместо того, чтобы играть в игру «Жизнь», которую, кстати, мы так и не закончили, все становится реальным, и я безумно рада этому. Мое сердце разрывается от эмоций.

Мы собираемся сделать ребенка.

Ребенка.

И я не паникую, не чувствую тошноты и не жалею, что не веду этот разговор с кем-то другим.

Вот тогда я понимаю: вместо того, чтобы оглядываться через плечо, желая сохранить воспоминания, я действительно ставлю одну ногу впереди другой, создавая новые впечатления и воспоминания, которые проложат дорогу моей новой жизни.

И я в восторге от этого.

Глава 21

4 месяца назад

Маверик

В прошлом году наша семья была чертовски напугана. И позвольте мне сказать вам, что ничто так не объединяет распавшиеся части семьи, как страшное слово «рак». Независимо от того, насколько вы далеки друг от друга по близости, по убеждениям или морали, есть две вещи, которые гарантированно сплотят семью: новая жизнь и конец жизни.

Во время обычного воскресного семейного ужина я заметила шишку на шее моего отца. Она выступала с левой стороны и была едва видна невооруженным глазом, но меня всегда очаровывало именно это родимое пятно на его горле в идеальной форме подковы. Он сказал мне, когда я была маленькой, что это его талисман на удачу, и он знал, что это означает, что ему суждены великие свершения. Раньше я даже жалела, что у меня его нет.

И эта шишка была прямо под тем родимым пятном. Она была достаточно большой, чтобы лишь слегка искажать форму, и именно это привлекло мое внимание. Очевидно, она была там довольно долго, и мой отец игнорировал ее. Но я была неумолима, пока он не посетил своего врача, который направил его к специалисту в Де-Мойне, который после нескольких первоначальных анализов, которые оказались безрезультатными, бросался такими словами, как лимфома и лейкемия. После нескольких недель тыканья иголок, сканирований и биопсий ему был поставлен диагноз «тиреоидит Хашимото», аутоиммунное заболевание, которое заставляет организм работать против самого себя, разрушая собственную щитовидную железу. Несколько простых лекарств и частые анализы, чтобы убедиться, что они работают должным образом, вот и все, что потребовалось, чтобы снова вернуть его к жизни.

И все же мы снова здесь. Снова в больнице. Ходим взад-вперед. Чертовски напуганные. Но на этот раз это гораздо, гораздо серьезнее, чем воспаленные узлы.

Я грызу ногти. Качаю ногой. Постукиваю пальцами, пока подушечки не немеют. Я жду вестей. Любое слово. Любые новости.

Что угодно.

Ненавижу больницы. Ненавижу этот запах. Стерильное, холодное окружение. Чувство опустошенности, которое овладевает вашими чувствами. Боль и страдание, которые пронизывают каждую частичку вас, пока вы не почувствуете, что дюжина миль, ливни или годы не смоют их.

Вспышка цвета отвлекает мое внимание от покусывания кожи на большом пальце.

Киллиан.

В своей красной ветровке. В спешке прорывается через двери отделения неотложной помощи.

Он быстро осматривает комнату, прежде чем его обеспокоенный взгляд останавливается на мне. Тремя длинными шагами он сокращает расстояние между нами и, даже не спрашивая, обнимает меня. Он прижимает меня к себе. Гладит по волосам. Шепчет, что все будет хорошо.

— Уже есть какие-нибудь известия? — вздыхает он.

Я не была окружена широким телом Киллиана уже более трех лет. И это кажется… чужим. Совсем не так, как я думала, что это будет после стольких лет. Я привыкла к худощавому телосложению Кэла. К его хрипотце в голосе, когда он напевает мне на ухо. Я привыкла к тем дополнительным двум дюймам, которые у него есть по сравнению с Киллианом. Как идеально я вписываюсь в изгибы его тела.

— Он все еще в операционной, — бормочу я в грудь Киллиана. Он отпускает меня, но держит мои щеки между ладонями. Его большой палец слегка поглаживает мой подбородок. Мою кожу там покалывает. Мое дыхание учащается, когда я понимаю, что мы близко. Слишком близко. Его дыхание попадает на мое лицо, когда он переводит взгляд с моих глаз на губы. На долю секунды я боюсь, что он собирается поцеловать меня. На долю секунды я думаю, что позволю ему это сделать.

Только на одну короткую, мимолетную секунду.

А потом все исчезает. Я отстраняюсь, разрывая его хватку. Его взгляд перемещается, останавливаясь на моей матери. Он покидает меня неохотно, чтобы подойти к ней и нежно обнять. Она шмыгает носом. Я наполовину задаюсь вопросом, не фальш ли это, но красный цвет ее глаз и выражение лица говорят мне, что это не так. Она любит моего папу, по-своему.

— Где Кэл? — спрашивает Киллиан, как будто внезапно осознав, что моего мужа здесь нет. Слава Богу, что он не стал свидетелем того вопиющего, неуместного проявления привязанности, которое мы только что разделили.

— Миннеаполис, — рассеянно отвечаю я.

Как и несколько месяцев назад, его брови поднимаются в замешательстве, и я добавляю.

— Он уже в пути. Скоро будет здесь.

Папу привезли в местную больницу скорой помощи Дасти Фаллс три часа назад с болью в груди. На этот раз в ход пошли такие слова, как «обширный сердечный приступ», «без сознания» и «серьезные повреждения». Они немедленно перевели его в Де-Мойн, более чем в часе езды отсюда. Мы с мамой забрались в мой «Шевроле Малибу» и проехали за машиной скорой помощи семьдесят девять миль до больницы Милосердия, где работают одни из лучших кардиологов во всей Айове.

Бригада хирургов увезла его, и с тех пор мы ждем.

— Ты говорил с Джилли?

Мускул на его челюсти несколько раз дергается, прежде чем он отвечает.

— Она в аэропорту. Смогла попасть на более ранний рейс. Вылет через полтора часа.

Я чувствую, как сжимаются мышцы моей собственной челюсти. Наш отец может быть мертв через полтора часа. Очевидно, Джиллиан улетела в Чикаго на целый день с друзьями. «За покупками». О да… Это сказано с большим сарказмом. И не дай Бог она возьмет напрокат гребаную машину и проедет пять часов, необходимых для того, чтобы побыть со своим отцом, который, возможно, умирает. Она уже должна быть на полпути к дому. Это то, что я бы сделала. Я бы мчалась, как летучая мышь из ада, чтобы добраться до него.