Трагедия 1941-го года. Причины катастрофы. - Михаил Мельтюхов

«Германское вторжение застало Советский Союз в момент создания небывалого количества ударных армий. Были созданы каркасы этих чудовищных механизмов, и шел процесс достройки, доводки, отлаживания» [256]Суворов В. Ледокол. С. 145., — суммирует свое чтение военных мемуаров В. Суворов. Несмотря на то что и при подсчете сил Сталина он увлекается и местами преувеличивает, картина все равно впечатляет. Но не «оборонцев»: «Выдвижение дополнительных частей Красной Армии на запад, начавшееся в мае 1941 г., являлось ответом на германские военные приготовления и отнюдь не свидетельствовало о намерении СССР напасть на «Третий рейх» [257]. Это очень важная связка в концепции «оборонцев»: если Сталин действовал в ответ на военные приготовления Гитлера, то он не готовился и к нападению. Это психологически понятное допущение: «в ответ» Сталин мог только обороняться. Но это ещё надо доказать.

Доказательство первое: для наступления у Сталина мало сил. А. Н. Мерцалов и Л. А. Мерцалова, опровергая возможность нанесения первого удара Сталиным, задаются вопросом: «Были ли советские войска готовы к этому, было ли создано трехкратное превосходство для наступления?» [258] Неплохо было бы задать тот же вопрос применительно к вермахту. Тогда Мерцаловы могли бы доказывать, что и Гитлер не планировал удара по СССР. Ведь трехкратного превосходства у него и близко не было. Первоначально трехкратного превосходства не было и во время войны в Финляндии. У вермахта его не было ни в Польше, ни на Западном фронте.

Более того, Сталин и его генералы несколько преувеличивали качество своих войск и недооценивали противника. Этой же болезнью страдало и германское военное командование. Хотя подготовка вермахта была лучше, стойкость советских частей была выше, чем ожидали генералы Гитлера, а их техническая оснащенность — несравненно выше немецких ожиданий.

Важный аргумент Суворова — уязвимость энергетических коммуникаций Германии. Нет никаких доказательств, что Гитлер всерьез рассматривал возможность внезапного советского нападения на румынские нефтепромыслы. Но это не значит, что такой угрозы не было.

В. Суворов обращает внимание на учения Черноморского флота 18–19 июня 1941 г., когда отрабатывалась высадка дивизии на побережье противника. Одновременно проводились учения 3-го воздушно-десантного корпуса в Крыму. 14-й стрелковый корпус учился высадке в дельте Дуная. Все вместе они представляли угрозу именно Румынии. «Румыния — основной источник нефти для Германии. Удар по Румынии — это смерть Германии, это остановка всех танков и самолетов, всех машин, кораблей, промышленности и транспорта. Нефть — кровь войны, а сердце Германии, как ни странно, находилось в Румынии. Удар по Румынии — это прямой удар в сердце Германии» [259]. Суворов опять несколько преувеличивает. Он забыл, что «удар в сердце Германии» советская армия действительно нанесла в августе 1944 г. После этого вермахт сопротивлялся еще восемь месяцев. Уже в 1941 г. у Германии были запасы энергоносителей (около 8 млн. т), она добывала нефть на своей территории (1,3 млн. т), производила синтетическое горючее (более 4 млн. т). Тем не менее значительную долю потребностей Германии в нефти покрывал импорт (около 5 млн. т) преимущественно из Румынии и СССР. Поэтому захват Румынии Красной армией наносил Германии хотя и не смертельный удар, но очень большой ущерб.

Суворов показывает, что одновременно с ударом по Румынии планировался и удар вдоль Карпат, который перерезал каналы нефтеснабжения из Румынии. Для этого готовились части, специально подготовленные для действий в горах — а ведь горы были не на нашей территории, а за границей.

Советские войска выстраивались именно в наступательную группировку (хотя, конечно, не выстроились полностью к 22 июня), причем масштаб перемещений войск был таков, что развернуть эту махину в обратном направлении было уже почти невозможно. При этом «советские войска перестали заботиться о том, как они проведут следующую зиму… Выбора у Сталина уже не было. Во-первых, он не мог вернуть свои армии назад… Во-вторых, Сталин не мог оставить свои армии зимовать в приграничных лесах… Если Красная армия не могла вернуться назад, но и не могла долго оставаться в приграничных районах, то что же ей оставалось делать?» [260] Вывод: столкновение планировалось именно на 1941 г.

Навстречу советским войскам к границе двигались немецкие. «Действия двух армий — это зеркальное изображение. Несовпадение — только во времени» [261]. Немцы имели возможность быстрее перебрасывать свои силы — меньше расстояния, лучше сеть железных дорог. Вермахт тоже выстраивался в наступательную группировку и потому тоже не был готов к обороне. Резервы слабы — основные силы у границы. Наиболее мощные группировки выдвинуты вперед и уязвимы для окружения. Боеприпасы, штабы, авиация — все у границы и может быть накрыто превентивным ударом. Удар по войскам, готовым к нападению, — самый сокрушительный для них. В этом — объяснение катастрофы Красной армии, которое дает Суворов. Она готовилась к нападению на Германию и потому не была готова к обороне. «Внезапность нападения действует ошеломляюще. Внезапность всегда ведет за собой целую цепь катастроф, каждая из которых тянет за собой другие: уничтожение авиации на аэродромах делает войска уязвимыми с воздуха, и они (не имея траншей и окопов в приграничных районах) вынуждены отходить. Отход означает, что у границ брошены тысячи тонн боеприпасов и топлива. Отход означает, что брошены аэродромы, на которых противник немедленно уничтожает оставшиеся самолеты. Отход без боеприпасов и топлива означает неминуемую гибель» [262]. Такая же участь грозила бы вермахту: «Если бы Красная армия ударила на день раньше, то потери на той стороне были бы не меньшими» [263].

В. Суворов утверждает: «Опыт войны показал, что в случае, когда советским войскам ставилась задача обороняться, …такую оборону прорвать не удавалось» [264]. Суворова губит однозначность утверждений. В целом в 1941 г. советские войска оборонялись неважно. Не удалось сдержать обход Киева. С разгрома обороны советских войск началась битва за Москву. Прошло много месяцев, прежде чем наступательная Красная армия научилась искусству обороны.

Стратегические аргументы В. Суворова убедили немалое количество авторов. Б. В. Соколов утверждает: «Сожно однозначно утверждать: суворовская гипотеза о планировавшемся на 6 июля 1941 г. нападении Сталина на Гитлера обрела статус научной истины» [265]. Ох уж мне эта однозначность! Что случилось? Найден план с указанием срока — 6 июля? Нет, не найден. Даже если Сталин и планировал удар по Гитлеру, то, как мы увидим, не б июля. В. Д. Данилов не преминул связать успех концепции «Ледокола» с победой над советской исторической наукой: «основной вывод В. Суворова о проработке и практической подготовке по указанию Сталина упреждающего удара против Германии верен. Что касается советской историографии, то до последнего времени она была прямолинейна, как Невский проспект» [266]. Однако, как известно, Невский проспект имеет изгиб у московского вокзала. Так же и советская историография не столь уж прямолинейна.