Аберфорт - TacetIrae

и решил сосредоточиться на церемонии погребения. Никто не говорил хвалебных слов, никто не поминал их благими словами, да и священника не было. Хотя какие священники? Магический мир — по-настоящему противен церкви, и чтобы кто ни говорил, их Бог не любит каждого человека одинаково.

Если, конечно, этот самый Бог существует, во что достаточно сложно поверить. Это раньше я был полным атеистом, а здесь я уже маг. Да и в книге Мага говорилось про разные планы бытия, а также существ, что неимоверно сильны. А выяснить, кто они такие, я смогу только в будущем, будь то демоны или настоящие боги…

Я подошел и взглянул на тела матери и отца. Мать была такой, какой я ее помнил: строгое лицо, черные волосы; но вот отец… Изможденное лицо, впалые щеки, совсем слабое тело… Видно, что он страдал в этой магической тюрьме. По сравнению с тем сильным и уверенным, но тихим мужчиной, сейчас я видел его жалкую пародию. Почему он сдался… Я всегда видел в нем стержень, всегда видел, что он силен духом, но почему он умер? Почему такой человек, как он, протянул настолько мало в тюрьме? А может… его, как и мать, просто убили? Но за что? Почему напали на нашу деревню; почему в то же самое время умер отец; почему я был похищен так удобно для того, чтобы убить практически всех членов моей семьи?

Как могут быть связаны Германская Империя и возможный преступный мир? Черт! Почему все так запутано!

Фух, спокойно… спокойно, сейчас не время для этого. Не время. Нужно проститься с родителями.

Я положил отцу и матери по поцелую на лоб и шепотом пожелал оказаться в другом, более мирном мире, где они смогут насладиться своей жизнью.

Уже спустя пятнадцать минут их тела погрузили на дно выкопанных ям, быстро засыпая их сверху землей, а люди стали расходиться.

Альбус стоял немного дальше на коленях с закрытыми глазами и что-то бормотал себе под нос.

Прошло ни много ни мало пару часов, когда последние люди ушли. А я так и стоял до самой ночи, всматриваясь в имена, высеченные на надгробьях родителей.

Подойдя к брату, я позвал его за собой. Он, не пререкаясь и не говоря ни слова, просто последовал за мной. Альбус находился дома всего пару дней, но за это время мы так и не смогли даже перекинуться несколькими фразами.

[1895 год]

Последующие два года были проведены в упорных тренировках и самообучении. За это время я понял, что такое жизнь в конце девятнадцатого века.

Благо, что мне не приходилось волноваться о своем пропитании или добыче денег. Я прилично зарабатывал на магии трансформации, преобразуя материю в золото и продавая его в различных темных углах Лондона, где не задавали вопросов. К сожалению, таким способом я не мог заработать себе миллионы и тысячи, но у меня получалось трансформировать достаточное количество металла для обмена на двести-пятьсот галеонов в месяц.

Большую часть денег я тратил на книги и полезные мне вещи, которые помогали наращивать мой личный как боевой, так и научный потенциалы. Некоторое количество средств уходило на поддержание Арианы в больнице, хоть большинство расходов на себя брала тетя.

Я также начал откладывать деньги на будущее лечение Арианы. Выходило немного, но с каждым месяцем их становилось больше.

Помимо всего прочего, я занялся развитием магии материализации, что помогало мне пополнять свою копилку с деньгами еще на сто-двести галеонов в месяц. Незамысловатым образом я просто создавал разных снастей при помощи магии и продавал их в людных местах.

Пару раз меня пытались похитить, но ничего не получилось, ведь теперь я был предельно осторожен. Один раз пытались изнасиловать, на что я отреагировал подобающим образом, и нет, я не пошел развлекаться с извращенцем. Вместо этого я, как истинный борец с всяким, явился в клуб к обидчику ночью. Покидал я это «прекрасное заведение» без толики сожаления. Позади я оставил разве что евнухов со сломанными ногами и руками.

Там были обычные маглы, что не смогли воспротивиться обычным магическим заклинаниям. На совсем недавно осознавших себя евнухах я практиковал свои ментальные навыки: пытался забраться в голову и читать мысли, что оказалось крайне сложно.

Я мог с небольшим усилием читать их поверхностные мысли, но чем глубже я забирался, тем быстрее понимал: разум — очень сложная штука. Когда я пытался добраться до воспоминаний, они всегда были не структурированы, возникали обрывками и постоянно сменяли друг друга. Такие моменты просто не позволяли мне составить даже иллюзорную картину целостного момента, ведь все было словно перемешано в блендере и изрублено на сотни обрывков.

Но чем больше я практиковался, тем ощутимее были мои успехи, но даже так выглядели они откровенно жалко. Для более полной картины я мог направлять подопытного на мысли о моменте, что меня заинтересовал, тем самым получая более цельные куски воспоминаний. Но также я осознал, что нет такой простой системы чтения воспоминаний, что попадались мне в рассказах и книгах.

Мои подвижки в магии с палочкой были значительно больше, нежели в менталистике, так же как и в магии других направлений, помимо йоги. В йоге я приближался к своему пределу, поэтому только взросление поможет мне продолжать развиваться.

Все дело было в том, что далее по списку в тренировках йоги мне нужно было укреплять все части моего тела, но вот у этого процесса были значительные побочные эффекты. Из основных можно было отметить только простое замедление, а возможно и полную остановку в росте: пока я не вырос, мои кости не успели окрепнуть, а скелет принять свою взрослую форму, на мне очень пагубно может сказаться развитие йоги в более активном режиме. Поэтому активно йогой я заниматься перестал, но не бросил. Я все также наращивал физические силы, но уже в спокойном режиме, уделяя больше времени магии и другим наукам. Конечно, физические возможности не ограничиваются силой тела: это также навыки обращения с телом.

Вместо того чтобы нарабатывать физическую мощь, я решил нарабатывать боевой опыт. Для этого я иногда ходил по криминальным районам, что в большинстве своем представляли собой большую часть города, особенно по вечерам.

Там я встречался с разными отбросами рода людского, но убивал я редко, поскольку я видел и чувствовал, что с каждым убийством мне становилось хуже. Я терял свой окрас