Эффект пустоты (СИ) - Терри Тери

«Так-так-так!» — говорю я.

Отстраняясь от Кая, Шэй закатывает глаза.

— Что? — спрашивает он.

— Келли сказала—«Так-так-так». Не знала, что она подсматривает, как мы целуемся.

Он качает головой.

— У меня до сих пор в голове не укладывается, что Келиста здесь.

«Келли, а не Келиста».

— Ей нравится, когда ее зовут Келли, — говорит Шэй.

— Я знаю. Извини, Келли. Так называл ее отец, поэтому я старался не употреблять этого имени в общении с ней. — При словах «ее отец» по лицу Кая пробегает тень, а в голове у Шэй что-то мелькает, но я не успеваю понять что. — Но если ей нравится Келли, пусть так и будет. — Он пожимает плечами. — В любом случае мне хотелось бы знать, когда она за нами наблюдает. Смотреть, как мы целуемся — не дело для моей сестренки.

«Предупредите меня за три секунды, и я исчезну!» Шэй улыбается.

— Что такое?

— Она говорит, что исчезнет, если мы предупредим ее.

Кай усмехается.

— Это требует предварительного планирования.

— Кстати, о планировании. Что нам делать дальше?

— Ладно, давай проанализируем ситуацию.

— Давай.

— Значит, мама говорит, что нам нужно обратиться к военным. Она сообщает им, что ты в Киллине. Потом они пытаются убить тебя, оглушают меня, привязывают, используют как приманку, чтобы еще раз попытаться убить тебя. Для военных это ненормальное поведение.

— Нет.

— И я совершенно уверен, что мама тоже от них такого не ожидала.

— Надеюсь, что нет. Это была бы в высшей степени странная реакция на то, что ее сын завел себе подружку, не правда ли?

— Угу.

— Иона советовала не говорить военным, что я выжившая, сказала, что выжившие пропадают.

— И мама говорила, что они пропадают, — еще ни одного из них не доставили к ней, туда. Она хотела, чтобы тебя привезли в исследовательский центр в Ньюкасле. Как насчет того, чтобы добраться к ней самостоятельно?

— Но откуда нам знать, что военные снова не поведут себя так же, когда мы там окажемся? На этот раз и твоя мама может попасть под удар.

— Что же мы еще можем сделать? Чего она хочет — чего сейчас должны хотеть все, — так это определить, что стало причиной эпидемии, пока она не распространилась дальше. Мама говорила, что ты нужна ей для этого.

«Я знаю, где все началось».

— Что? — Шэй смотрит на меня, Кай глядит в пространство между нею и тем местом, где я стою.

«Я знаю, откуда пришла болезнь».

Шэй повторяет мои слова. Они обмениваются взглядами, и Шэй обращается ко мне:

— Ладно, тогда расскажи нам.

«Она явилась оттуда, где я была. С тех островов, где случились взрывы и большие пожары».

— С Шетлендов?

«Да».

— Объясни.

Я так и делаю, а Шэй передает Каю все, что я говорю. Про исследовательский институт под землей, про то, как специально заражали людей, а потом наблюдали, как они болеют и умирают. Но я не умерла. Я выжила. Как Шэй. Вот почему мне известно, какая она сейчас.

Как потом они меня «вылечили».

Когда я рассказываю им, что это значит — глухая комната и пламя, — Кай приходит в бешенство. У Шэй на глазах слезы.

А потом болезнь поразила медицинский персонал; произошли аварии — подземные взрывы, которые переросли во взрывы на поверхности. И она вырвалась из подземелья.

— В новостях говорили, что катастрофа на Шетлендах началась с землетрясения — оно повредило нефтехранилище, и начался пожар, — замечает Шэй. — Возможно, тот же подземный толчок разрушил исследовательский институт.

— Такое возможно, — соглашается Кай.

— Я не могу понять, — говорит Шэй, хмурясь. — Зачем кому-то намеренно заражать людей, проводить такой жуткий, такой масштабный эксперимент?

«Я слышала, как, одна медсестра говорила, что они ищут лекарство от рака».

Шэй повторяет Каю мои слова.

— Но они не имели права экспериментировать над людьми, даже в поисках лекарства от рака; это недопустимо, — возмущается Кай.

— С точки зрения закона — нет. Должно быть, поэтому все было спрятано под землей. Келли, сколько людей там заразили?

«Не знаю. Когда меня туда привезли, я попала в большую группу; там были люди всех возрастов, человек тридцать. После «лечения» я видела, как заражали другую группу. Ой, погоди, на мешках с пеплом писали номера. Их там висело больше четырехсот».

— Так много! — ужасается Шэй. — Когда я рассказала Ионе про Келли, она сообщила, что за последние несколько лет в Северной Англии и Шотландии резко увеличилось количество пропавших людей. Сколько времени все это продолжалось?

«Я не знаю».

— Если все это правда, то абердинский грипп начался вовсе не в Абердине, — говорит Кай.

«Это правда! Больные с островов привезли его в Абердин».

— Мама должна про это узнать. Она говорила, что определение отправной точки и путей распространения заболевания очень важны в выработке способов противодействия ему. Мы должны рассказать ей.

— Но ничего из сказанного не объясняет, почему меня пытались убить. Только из-за того, что я выжила после этой болезни, которую они создали?

— Не знаю.

«Есть один человек, который должен знать. Доктор, который был главным».

— Кто он? — спрашивает Шэй, а Кай смотрит на нее, морща лоб.

«Я не знаю его настоящего имени. Все называли его Первый. Он жил в доме на острове; я искала его там, когда выбралась из подземелья. Там стоял стол, полный его бумаг. Если бы мы отправились туда, то, наверное, узнали бы, где его искать».

Шэй передает Каю все, что я сказала.

— Если он участвовал в этом деле с самого начала, то наверняка знает, как остановить болезнь, — добавляет она.

— Что ж, похоже, это лучшее, что мы можем сделать, — говорит Кай.

— Да уж. Прятаться в кранноге было бы скучно.

— К тому же я умираю от голода. Питание здесь отвратительное.

— Ты хотел сказать, его здесь просто нет. Но тебе нельзя говорить маме, куда мы направляемся.

— Я должен!

— Подумай сам. Она сообщила военным, где меня найти, и чем все это обернулось?

— Она не знала, что произойдет. Не могла знать.

— Я верю тебе, Кай. Но если она не поверит, когда узнает, что с нами сделали военные, то может рассказать им, куда мы собираемся, и при этом считать, что делает благое дело. А если даже не расскажет, то ее телефон могут прослушивать или могут заставить ее рассказать, что мы задумали. Тебе ничего нельзя говорить ей.

Кай пристально смотрит на Шэй, в конце концов вздыхает и согласно кивает.

— Ты права, но она будет так беспокоиться. И что, если военные схватят нас до того, как мы туда доберемся? Никто не узнает того, что известно нам.

Склонив голову, Шэй думает, потом говорит:

— Правильно. Надо послать весточку Ионе.

— Ей тоже нельзя звонить, и по той же причине. Всем известно, что она — твоя близкая подруга. Они могут следить за ней, прослушивать разговоры.

Шэй отрицательно качает головой:

— У нее есть блог под другим именем; никто не знает, что именно она ведет его. Я могу зайти и оставить информацию, которую посмотрит только она; эти сведения не появятся в интернете. Мы должны рассказать кому-то все, что знаем.

— А если они отслеживают и ее выходы в интернет?

— В техническом отношении у нее все на высшем уровне; какой-то ее приятель, совершенно помешанный на компьютерах, сделал так, что ее трафик не отслеживается. Она говорила, что желающим придется разыскивать ее по всему миру. Им не под силу выследить ее, я знаю точно.

— Как же нам покинуть Лох-Тей и не попасться? — спрашивает Кай. — Повсюду блокпосты, значит, по дороге ехать нельзя. Если идти пешком, нас выследят собаки.

— А что, если на велосипедах по бездорожью? Найдут нас собаки, если поедем на велосипедах?

— Не знаю. Может, и найдут; они, похоже, чуяли нас, когда мы брели по воде.

Шэй кивает.

— Ладно, давай это обдумаем. А если выбраться за пределы района, где нас будут искать с собаками, и ехать по дороге, но покидать ее, не доехав до блокпоста? Можем найти какую-нибудь машину, когда окажемся вне зоны карантина, или на велосипедах будет даже лучше. Можно ехать по побережью не дорогой, а велосипедными маршрутами; о том, как попасть на Шетленды, подумаем, когда окажемся у моря.