Волчата голодны всегда - Кирилл Казанцев

– Да вроде мы уже все сделали, – задумался Обносов. – Или ты имеешь в виду что-либо более кардинальное?

– Да, – решительно сдвинул брови Ник.

– Хорошо, я подумаю.

– И долго ты думать будешь?

Его интонация не понравилась Кузьме. В ней слышалась угроза в его адрес.

– Значит, ты решил все же устроить разгон крестного хода? – сменил тему Обносов.

– Этот вопрос решенный, – твердо отчеканил слова Ник. – К тому же это больше, чем просто разгон религиозного мероприятия, – это битва двух мировоззрений, это смена власти, обретение свободы от насилия родителей.

– Ну тогда хотя бы без трупов, а? – попросил будущий мэр. – А то мне же потом, вступив на пост, с этим разбираться.

– Вот и хорошо, прикроешь заодно, а то зачем я тебе позволил во власть полезть, – усмехнулся Малахитов-младший. – Не забыл, что ты мне говорил, что на новом месте будешь моим управляющим с новыми возможностями?

Это напоминание не очень пришлось по вкусу Кузьме Сергеевичу, но он сделал над собой усилие и не показал этого. Они стали прощаться.

– Не забудь прислать мне новую упаковку, а то моя уже заканчивается, – напомнил напоследок Ник Обносову о наркотиках для себя. – Совсем про меня забывать, господин мэр, стали.

– Да нет, Николай, помню. – Обносов достал из нагрудного кармана упаковку с ампулами. – Вот, какие ты любишь.

– Ладно, Кузьма, не обижайся, – примирительно проворковал подросток при виде упаковки с наркотиком.

– Никаких проблем, Ники, – в тон ему произнес Обносов, отворачиваясь из-за боязни, что выражение его лица не будет соответствовать доброжелательному тону.

На отпевание Федора Белякова народу собралось немного. Кроме матери и брата была семья священника, Анжела и еще с пяток знакомых и дальних родственников Татьяны. В ожидании приглашения на отпевание все стояли у церкви возле открытого гроба, в котором, словно живой, лежал Федька. Все, как могли, выражали поддержку и свои соболезнования матери умершего, которая заплаканными глазами периодически озиралась вокруг, словно выискивая кого-то. На самом деле Татьяна Федоровна высматривала Кузьму Сергеевича – отца Федора. Еще вчера, когда он привез ее к себе домой, она совершенно безвольно попыталась сопротивляться его мужским приставаниям, говоря про завтрашние похороны, но мужчина преподнес их близость как объединение семьи, хотя бы перед похоронами их общего сына. Она вспомнила, как жалел сын, что в доме не было фотографии отца, и сколько времени она его обманывала, говоря, что тот погиб. Кузьма пообещал прийти на похороны и проститься с сыном, и это лишило мать сил сопротивляться. Она верила, что душа сына увидит своего отца и простит ее обман. Однако Обносов не приходил и не звонил. Вскоре вышел староста и велел заносить покойника в церковь. Уже не надеясь на приезд Кузьмы, Татьяна кивнула мужчинам, и в этот момент подъехал Обносов. Он был в черном костюме.

– Извини, что задержался. – Он протянул букет роз матери покойного.

Это выглядело нелепо, и Кузьма, почувствовав это, подошел к гробу с сыном и положил цветы в ноги покойнику. Впервые увидев сына мертвым, он вгляделся в его черты, пытаясь выискать внешнее сходство с собой, и не обнаружил. К своему спокойствию. Так ему было легче держать «оборону», не поддаваться эмоциям. Вместе с другими он помог занести гроб и поставить в место отпевания. Всем раздали свечи.

Вышел отец Арсений, и отпевание началось. Батюшка уже начал читать молитву, а Обносов все никак не мог зажечь свечу. Точнее, свеча зажигалась, но тут же гасла – то ли из-за короткого фитиля, то ли задуваемая сквозняком. Кузьма перешел на другую сторону, стал прикрывать огонь ладонью, но проклятая свеча снова и снова гасла, заставляя Кузьму нервничать все больше и больше. Увидев это, Татьяна подошла к нему и поменялась с ним свечами, отдав ему свою горящую, а его зажгла из своих рук. Не прошло и десяти секунд, как Татьянина свеча в руках Обносова стала издавать трещащие звуки, а затем ее огонек стал уменьшаться в размерах, словно заканчивающийся газ в зажигалке, достиг размера искорки и погас. Кузьма вскинул взгляд на окружающих и поймал на себе их недоуменные взгляды. Но больше всего его поразил взгляд Татьяны, испытующе смотревшей на него. Он проникал глубоко вовнутрь и, словно инструмент хирурга-кардиолога, создавал болевые ощущения в области сердца. Обносову стало душно, дыхание перехватило. Он стал задыхаться и вскоре, схватившись за сердце, поспешил выбежать из церкви. Едва он покинул порог, боль отпустила и дыхание пришло в норму. Возвращаться обратно на службу Кузьма не стал бы ни за какие жизненные блага. Вместо этого он подошел к водителю похоронного автобуса и отдал ему конверт с деньгами.

– Передашь это матери умершего, скажешь, что от меня. И не дай тебе… – он хотел сказать «Бог», но почувствовал укол в сердце, – …открыть его и сунуть туда свой поганый нос.

– Обижаете, Кузьма Сергеевич! Что же, я не знаю, с кем имею дело? – спокойно произнес пожилой водитель. – Ведь пока вы в городе, я без работы не останусь.

– Что? – отшатнулся от него Обносов и поспешил в свою машину.

Кузьма Сергеевич всю обратную дорогу до офиса никак не мог понять, что имел в виду этот водитель похоронного «пазика». Но глупо было бы выяснять это у него самого. Мало ли что может сказать безграмотный мужик. Может, он прочел заказную статью его конкурентов на выборах, которые обвиняли его в связях с городской наркомафией? Но ведь этот тираж он выкупил на корню, и ни один экземпляр не поступил в продажу. Значит, он родственник кого-либо из его недоброжелателей, которые на семейных кухнях очерняют его разными нелепыми обвинениями. Найдя это мало-мальское объяснение, он наконец успокоился. Но прошла минута, и в голове всплыла эта проклятая свечка.

– Полная хреновина! – выкрикнул вслух Обносов, заставив вздрогнуть своего водителя.

Он вспомнил взгляд священника, неприятный, колючий, и Татьянин, от которого пробегал озноб. Что она теперь ему скажет? А что она может ему сказать? Почему у тебя свечки гасли? Смешно. Он наконец полностью успокоился и подумал, что все-таки неплохо, что сегодня на крестном ходе головорезы Малахитова устроят варфоломеевскую ночку в этом неприятном для него месте…

…После ухода Обносова отпевание пошло своим чередом. Татьяна сделала над собой усилие и выкинула на время молитвы Кузьму и все, что произошло в церкви, из головы. Выйдя с отпевания и подойдя к автобусу, чтобы ехать на кладбище, Георгий заметил оперуполномоченного Фролова, который разговаривал с водителем автобуса. Увидев мать Федьки, капитан подошел к женщине, принося свои соболезнования.

– Вот, это передал Обносов, – он протянул Татьяне конверт с деньгами.

– Что это? – не поняла женщина, вскрывая конверт.

– Я думаю, деньги, – предположил оперативник. – Он нашему водителю передал.

– Зачем? – пожала плечами женщина. – Ведь вы все похороны организовали, я ничего не платила.

– Может, он решил откупиться, – произнес капитан, имея в виду оперативную информацию о причастности Обносова к похищению Федьки.

– Как вы смеете такое говорить, – вспылила женщина. – По-вашему, отец не может помочь материально на похоронах своего сына?

– Сына? – переспросил капитан.

– Да, – снизив тон, призналась женщина, – Федор был его сыном.

– Ну и дела, – растерянно отреагировал Фролов.

В автобусе он сел рядом с Георгием, попросив Анжелу дать ему возможность переговорить с ее парнем. Тот рассказал оперативнику о приходе Обносова и о произошедшем с ним конфузе.

– В руках убийцы собственного сына даже свечки гореть не хотят, – высказался капитан.

– Убийцы? – удивился Георгий. – Есть доказательства?

– Я уже сейчас имею доказательства того, что наш будущий мэр причастен к похищению Федора. На его телефоне есть входящие с телефона Ильи Дорандукова по кличке Дрон, охранника Малахитова, который был опознан свидетелями как похититель Белякова; его же видела в садовом товариществе местная пьянь. Последний звонок, сделанный Обносовым Дрону, совпадает с временем наступления смерти Федора. Правда, это пока косвенные доказательства. Мне нужно несколько дней, и я докажу его причастность к убийству.

Какое-то время они ехали молча. Фролов продолжал тяготиться чувством вины из-за смерти Федора, а Георгий все больше начинал беспокоиться за предстоящие ночью события. Он не успел поговорить с отцом о готовящихся Малахитовым кознях и теперь решил обратиться с этим к Фролову.

– Да, в полиции есть информация о грядущем избиении верующих, но начальство приказало не вмешиваться в происходящее ровно тридцать минут с начала драки, – открыл служебную информацию капитан Фролов. – Чтобы и Малахитову, значит, потрафить, и меры хоть с опозданием, но принять.