Посланец. Переправа - Станислав Васильевич Вторушин

кульков со сладостями устроили концерт. Первым номером на нем исполнили лезгинку. Глава партийной делегации, скинув пиджак и выкрикивая: «Асса! Асса!» — кинулся отплясывать ее впереди кавказцев. Вспомнив об этом, Хавкин брезгливо передернулся. Настолько омерзительной показалась ему сейчас эта сцена. Особенно то, как беззубо улыбались морщинистыми ртами и хлопали в такт лезгинки старики. Сам того не замечая, свою нелюбовь к одному Джабраилову Хавкин автоматически перенес на весь Кавказ.

Но не зря говорят, что даже из самых безнадежных ситуаций всегда найдется выход. Уже дома он вспомнил своего давнего знакомого Семена Милявского, вместе с которым еще в конце правления коммунистического режима они торговали джинсами. В начале девяностых, когда Хавкин открыл свой первый пункт обмена валюты, Семен, бывший по образованию юристом, организовал адвокатскую контору, которая должна была юридически защищать нарождавшихся бизнесменов. И многих, ныне известных людей, спасла от тюрьмы. Оказывал кое-какие услуги Семен и Хавкину. И он щедро вознаграждал его за это.

Сейчас Семен Милявский занимался узаконением самовольных построек и приобретенной с нарушением законодательства собственности. И Хавкин подумал, что если он и не поможет вернуть банк, наверняка даст дельный совет. Хавкин тут же позвонил Милявскому. Того не оказалось на месте. Секретарша сказала, что он в командировке и вернется только через два дня. Все это время Хавкин не находил себе места. Он почти не спал, потерял аппетит, силы поддерживал только с помощью крепкого кофе.

На третий день утром он был у Милявского. О чем они говорили почти три часа, никто не знает. Но Хавкин вышел от него в хорошем настроении, даже что-то мурлыкал себе под нос по дороге к автобусной остановке. С нетерпением ожидая автобуса, он встал на самом краю тротуара. Мимо с бешеной скоростью неслись машины. Одна из них летела в полуметре от бордюра. Когда она пролетала мимо остановки, Хавкин вдруг покачнулся и упал. Его голова попала под переднее колесо. Кругом были люди, и никто не успел понять, как это произошло. Патологоанатом морга сказал, что Хавкин в этот миг мог просто потерять сознание. Причиной могли стать также жара, высокая активность солнца, нервное перенапряжение. О том, что его толкнули в спину, патологоанатом не знал. Свидетелей тоже не было, потому что в многолюдье автобусной остановки никто этого не заметил. В мире бизнеса, как и в джунглях, шла постоянная, жестокая борьба за существование. Кто-то кого-то подминал под себя, кто-то съедал и поднимался на костях съеденного. И никто ничему не удивлялся, понимая, что в таком мире по-другому просто не может быть.

Джабраилову о смерти Хавкина доложил Лобков. Тот сделал вид, что не поверил в это. Нервно дернулся, хлопнул себя руками по ляжкам и удивленно произнес:

— Да ты что? Не может быть! Я же его видел совсем недавно. Как же это произошло?

— Говорят, что стоял на краю тротуара и внезапно потерял сознание. А в это время мимо шла машина. Он под нее и попал.

— Когда будут похороны? — деловито спросил Джабраилов.

— Послезавтра.

— К сожалению, меня в это время не будет в городе. — Джабраилов сделал скорбное лицо. — Но ты прямо сейчас же свяжись с женой Хавкина, вырази от меня и от всех нас самое глубокое соболезнование и скажи, что все заботы о похоронах мы берем на себя. Закажи лучший гроб и самый большой венок. Я на кладбище не приду, но Гусейнов и Аслан будут. И ты тоже приди.

Лобков кивнул и повернулся, собираясь уйти, но Джабраилов остановил его.

— Как идут дела с расследованием кражи? Есть что-то новое?

— Новое только одно. В управлении создана оперативно-следственная группа под командой подполковника Головченко, которая усиленно занимается этим делом. — Лобков сделал паузу и, сбавив голос, со значением сказал: — У нас в ней свой человек, и я с ним постоянно на связи. Пока они ничего не нашли, но копают глубоко. Головченко въедливый и опыт у него в таких делах большой. Я навел справки по тому мужику, у которого с Гусейновым вышел конфликт в деревне. Ни он, ни его родственники в спецназе не служили, на Кавказе и в Афганистане не были.

— Все равно этот случай так просто оставлять нельзя, — сказал Джабраилов. — Сегодня сожгли машину, завтра, если мы не ответим, могут сжечь нас самих. Завтра-послезавтра я тебе скажу, что надо сделать. Сначала похороним Хавкина. А со своим человеком связь держи каждую минуту. Мы должны выйти на украденные деньги раньше этого Головченко.

Говоря о том, что навел справки о мужике, с которым у Гусейнова произошел конфликт в деревне, Лобков не обманывал. Два дня назад к нему приезжал Степан Харченко. Лобков хорошо знал его, потому что дочка Степана родила от одного их телохранителей Джабраилова. Но в прошлом году во время драки с местными он участвовал в поножовщине. На следующий день один из местных умер от ран. Джабраилов, узнав об этом, отправил телохранителя на Кавказ. Как говорят, от греха подальше. Степан Харченко постоянно интересовался им. Все думал, что кавказец вернется и возьмет замуж его дочку. Не мог понять, что того давно ждет в ауле нареченная и будь Степанова дочка красивее самой «мисс Вселенная», ни один кавказец все равно не женится на ней. С чужими они гуляют, а женятся только на своих. «И правильно делают», — всегда отмечал про себя Лобков.

Степана он принял радушно, даже приобнял за плечо и, усадив за стол, начал расспрашивать о деревенской жизни. Спросил и о том, каким образом мог сгореть автомобиль. Харченко только пожимал плечами и говорил:

— Понять не могу. Поджечь вроде некому было. Сам загореться тоже не мог. Но факт есть факт. Вспыхнул вмиг и сгорел дотла.

— А где служил этот Меркулов? — спросил Лобков.

— Не Меркулов, а Миронов, — поправил Харченко. — Нигде он не служил. Он же сельхозинститут кончал. А тогда тех, кто учился в институте, в армию не брали.

— А где служили его братья?

— Нет у него никаких братьев, — ответил Харченко. — И сестер тоже нету.

— Я тебя почему спрашиваю? — Лобков решил быть со Степаном откровенным до конца. — Поджечь джип мог только человек со специальной подготовкой. Может быть, у вас в деревне есть кто-то, кто служил в спецназе. Поинтересуйся, пожалуйста.

— Да я и так знаю, что никого нету, — сказал Харченко. — Правда, к Насте Конюховой брат приезжал, он как раз служит в армии. Офицер. Но он то ли больной, то ли раненый. С тросточкой ходил. Он как раз в то время был в деревне.

— А где он