Завтрак для фанатки - Саша Керн

за Томом хлопнула дверь комнаты, то она повернулась ко мне и рявкнула:

– Я же предупреждала! Никаких мужиков.

По щеке скатилась тонкая струйка соленого счастья, и я отвернулась и стала считать прохожих. Не знаю, что там решала для себя Злыдня Петровна, но через минуту ее рука легла на мое плечо, и она, как-то совсем непривычно для меня, заговорила теплым и приветливым тоном:

– Девочка, что произошло? На тебе лица нет.

– Все хорошо, – ответила я.

– Он тебя обидел?

– Нет. Я сама себя обидела, – язвительно заметила я.

– Я уж не думаю, что парень с такой задницей, – я кисло улыбнулась, повернув к ней лицо, – может натворить что-то…

– Нет. Он хороший человек. Это я, мне кажется, дрянь.

– Ну-ну. Еще из-за мужиков плакать. Не стоят они наших слез! – заверила она. – Ни одного такого нет!

– Да-а… – многозначительно протянула я и смахнула еще одну слезу.

– Дрянь – это та, которая говорит одному люблю, а сама спит с другими. А ты говорила, что любишь? – успокаивала Тамара Петровна.

– Только раз в своей жизни. Но это было давно…

– Так чего тогда так убиваться, дорогая? Ты молода, красива, вся жизнь у тебя еще впереди. Наслаждайся тем, что она тебе дает. Живи без оглядки на прошлое. Ведь что в прошлом? Его не вернуть. Заполни жизнь яркими красками, к тому же у тебя и помощник есть, – и она махнула рукой в сторону моей комнаты. – Я бы от такого тоже не отказалась.

Я усмехнулась и тоже ее обняла.

– Спасибо вам.

– Не за что. И постарайтесь в следующий раз быть потише.

Я смутилась и покраснела, опустив глаза.

– Ладно-ладно, – похлопала она по спине. – Дело-то молодое, что я, не понимаю, что ли. Ну, иди к нему. Я бы такого и на минуту не оставляла одного.

– Запомню, – промямлила я, улыбнулась, закусив губу, и пошла в комнату.

– Счастье-то… оно ведь разное бывает! – крикнула она мне вслед. – Главное… успеть поймать его за хвост.

Оставалось только кивнуть ей в ответ.

* * *

На следующий день у нас с Томом была запланирована культурная программа: Кремль, Третьяковка и парк Горького. Ничего себе поход.

Уже в метро Том шептал мне всякие шалости:

– Я хочу тебя.

– Том, мы в метро, если ты заметил. Не знаю, как у вас в Англии, а у нас не принято заниматься этим в метро, – иронизировала я.

– У нас тоже не принято, но это не запрещает мне просто хотеть, – с улыбкой Чеширского кота издевался он. Страуд был просто невыносим, хотя, не буду лукавить, мне были приятны его грязные намеки, он не давал мне скучать и думать о том, о чем думать я себе давно запретила.

На Красной площади мы стояли вместе на нулевом километре. Я ему объясняла, что это такое, а он объяснял, что все начинается в Гринвиче, и я его просто обманываю. Он нежно обнимал меня за плечи и целовал в кромку волос за ухом, делая одновременно щекотно и приятно. Я же попутно загадывала новое желание, которое гласило: «Получай удовольствие от того, что само идет к тебе в руки. И не кисни».

Том тоже что-то загадал. Надеюсь, не секс в Мавзолее. Как-то неудобно перед столетним дедушкой будет, если придется выполнять задуманное…

Смена караула в Александровском саду и вымуштрованные солдатики привели Тома в неописуемый восторг:

– Я думал, только у нас такие бедолаги есть… – задумчиво произнес он. – Хорошо, что у ваших хоть шапок этих лохматых нет.

Я вспомнила их стражу возле дворца в меховых шапках и начала давиться от смеха. Чтобы не привлекать внимание прохожих, я утащила Тома на лавочку.

– Мне нравится твой город. И ты мне нравишься, – довольный собой, улыбался он.

– Ты мне тоже нравишься, – я потянулась к нему и поцеловала в щеку. – А я опять хочу в Париж.

– Ты там была? – заинтересовался Том.

– Нет. Просто уже хотела…

Том рассмеялся и прижал меня к себе.

– Я говорил, что ты чудо? – промурлыкал он.

– Да.

– Тогда еще раз скажу. Ты чудо… – Он схватил меня за руку, и мы побежали по парку. А потом мы просто целовались возле старинного грота, а китайские туристы снимали нас на фотоаппараты с большими объективами. И я начинала забывать обо всем, что так тревожило меня.

Третьяковская галерея произвела на Тома просто неизгладимое впечатление. На самом деле оказалось, что Том очень неплохо разбирается в живописи, и некоторых художников он мог узнать по их работам. Странно, откуда он это знал? Может, они с Джонатаном начитались литературы об искусстве, а может быть, у него было что-то с девушкой, которая в этом неплохо разбиралась, а может?..

– О чем задумалась? – наклонившись и почти касаясь моего уха, спросил Том.

– Думаю о том, как люди раньше жили, как тонко чувствовали…

Том хихикнул в ответ.

– Ты совсем не можешь скрывать свои мысли. Тебя что-то беспокоит, – прошептал он.

– Да ничего меня не беспокоит. Я счастлива, – я развернулась к нему и чмокнула его в губы.

– Я тоже хочу тебя, – пробубнил он мне это прямо в рот.

– Ты несносный мальчишка, – выдохнула я.

– Какой-какой? Ненасытный? Да. Это про меня… – похвалялся он, наглаживая себе грудь, а я тянула его в следующий зал.

В парк Горького мы добрались уже к вечеру, все светилось разноцветными огнями, и аттракционы звали пересилить свои страхи. Том дернул меня за руку и потащил на американские горки. У них они назывались почему-то русскими. Я сопротивлялась, как могла, но он настойчивый парень…

«Может быть, – думала я. – Этой настойчивости хватит, чтобы…»

Остальное додумать он мне не дал, купив билет и посадив на самое первое место, где первые секунд тридцать я просто визжала, как сирена «Скорой помощи». Потом, когда мне становилось совсем страшно и горки переворачивали нас вверх ногами, я просто впивалась ногтями в руку Тома, который старательно кричал за меня.

Домой мы вернулись в полночь. Уставшие и довольные. И мне думалось, что это и есть оно самое… счастье. Без всех заморочек и невозможностей.

* * *

Утром разбудил долгий звонок в дверь. Злыдня Петровна стучала кулаком в стену, давая понять, что к ней в такую рань точно никто не может ломиться. Я встала и, нырнув в футболку Тома, пошлепала в прихожую открывать нежданному гостю. Рыжинки светились в моих глазах, когда я взглянула в зеркало, и я улыбнулась им и своему хорошему настроению, приглаживая волосы.

Звонивший не унимался, словно звал на тушение пожара. Когда я открыла дверь, пытаясь накричать на того, кто за ней стоял, смогла только раскрыть рот.

– На твоем лице картина «не ждали», – выпалил высокий мужской