Робин Гуд - Александр Дюма

Барон был не слишком привычен к гимнастике, поэтому, прежде чем разжать руки, он с опаской измерил расстояние, отделявшее его от земли, но тут вдруг увидел прямо под ногами в сумеречном свете занимающегося дня две точки, похожие на раскаленные угли. И эти огненные точки принадлежали какой-то темной массе, которая двигалась, вертелась, а временами подпрыгивала до самых ног несчастного лорда. « „Ого! Да это же волк!“ — подумал барон, невольно закричав от ужаса и попытавшись подтянуться и сесть на ветвь верхом; однако сделать это ему не удалось, и на лбу у него от ужаса выступил холодный пот, когда он почувствовал, как скользят по коже его сапог и клацают по шпорам зубы волка; зверь прыгал, вытягивал шею, высовывал язык и готов был вот-вот схватить добычу; руки старика онемели, он зацепился за ветвь подбородком и подтянул ноги к груди.

Но борьба была неравной: нить, на которой было подвешено лакомство лютого зверя, должна была вот-вот оборваться; у старого лорда больше не было сил, а потому, последний раз произнеся имя Кристабели препоручив свою душу Богу, он закрыл глаза, разжал руки и… упал.

Но Провидение сотворило чудо! Барон как камень свалился на голову волку, никак не ожидавшему такой тяжелой добычи, и всем весом своего тела и самой широкой его частью вывихнул зверю шейные позвонки и разрушил ему спинной мозг.

Поэтому, если бы конюшие прибыли на место происшествия, они нашли бы своего хозяина лежащим без сознания рядом с мертвым волком; но приводить в чувство благородного сеньора Ноттингема пришлось другим людям.

У подножия старого дуба, ветви которого склонялись к ручью, протекавшему по долине Робин Гуда, сидела леди Кристабель; в нескольких шагах от нее, опираясь на лук, стоял Робин; не без нетерпения они ожидали сэра Аллана Клера и его спутников.

Исчерпав все темы разговора о нынешнем своем положении, они заговорили о Марианне, и похвалы, которые Кристабель, не скупясь, расточала нежной и очаровательной сестре Аллана, Робин выслушивал со жгучим вниманием влюбленного.

Молодой человек хотел было задать Кристабель один вопрос, узнать у нее, не отдала ли уже сестра Аллана Клера сердце какому-нибудь прекрасному благородному юноше, как ее брат — девушке, но не осмелился это сделать. «Если это так, — думал он, — я погиб: как мне, бедному жителю лесов, бороться с таким соперником?»

— Миледи, — неожиданно сказал он, краснея, — я искренне жалею мисс Марианну, если ей пришлось покинуть своего сердечного друга, чтобы сопровождать брата в путешествии, преисполненном пусть не опасностями, но трудностями и тяготами.

— У Марианны, — ответила Кристабель, — к несчастью, а может быть к счастью, нет иного сердечного друга, кроме брата.

— Мне трудно в это поверить, миледи: такая красивая, очаровательная девушка, как мисс Марианна, должно быть, владеет тем, чем владеете вы, то есть кто-нибудь предан ей так же, как сэр Аллан — нам.

— Сколь ни странным нам это может показаться, сударь, — ответила, краснея, девушка, — я утверждаю, что Марианна не знает иной любви, кроме братской.

Ответ прозвучал достаточно холодно, и Робину пришлось переменить тему разговора.

Солнце уже золотило вершины деревьев, а Аллан все не появлялся. Робин старался скрыть беспокойство, чтобы не встревожить девушку, но в голову ему по поводу этой задержки приходили самые мрачные предположения.

Вдруг издали донесся чей-то громкий голос; Робин и Кристабель вздрогнули.

— Это зов наших друзей? — спросила девушка.

— Увы, нет! Уилл, мой друг детства и его двоюродный брат Маленький Джон, сопровождающие сэра Аллана, прекрасно знают это место, где мы их поджидаем, а наше предприятие требует такой осторожности, что вряд ли бы они стали развлекаться, будя лесное эхо.

Голос прозвучал ближе, и долину быстро пересек всадник с цветами Фиц-Олвина на флажке копья.

— Уйдемте отсюда, миледи, здесь мы слишком близко к замку. Я воткну под этим дубом стрелу в землю, и, если наши друзья придут сюда в наше отсутствие, они поймут, увидев ее, что мы спрятались где-то поблизости.

— Поступайте как знаете, сударь, я полностью доверяюсь вашему покровительству.

Молодые люди прошли через заросли кустарника и стали искать подходящее место для отдыха, как вдруг у подножия дерева они увидели распростертое тело, неподвижное и без признаков жизни.

— О Боже! — воскликнула Кристабель. — Мой отец, мой бедный отец мертв!

Робин вздрогнул, почувствовав себя виновным в смерти барона. Не послужила ли рана лошади ее первопричиной?

— Богоматерь Пресвятая, — прошептал Робин, — сделай так, чтобы он был только без чувств!

И с этими словами юный лучник опустился рядом со стариком на колени, а Кристабель, вся во власти горя и раскаяния, жалобно стонала. Из небольшой раны на лбу барона выступило несколько капель крови.

— Посмотрите, да никак он сражался с волком? Ах, вот как, он его придушил! — радостно воскликнул Робин. — И он просто без сознания. Миледи, миледи, поверьте мне, у господина барона небольшая царапина, вот и все; встаньте, миледи! Вот горе! Вот горе! Она тоже потеряла сознание. Ах, Боже мой, Боже мой! Что делать? Я не могу ее здесь оставить!.. А старый лен уже приходит и себя, лапами шевелит, рычит! Ах, с ума сойти можно! Миледи, да ответьте же мне! Нет, недвижима, как ствол этого дерева! Ах, почему у меня нет стольких сил в руках и в пояснице, как я чувствую в своем сердце? Я бы на руках ее отсюда унес, как нянька носит ребенка.

И Робин попытался поднять Кристабель.

Барон тем временем пришел в себя, но первая мысль была не о дочери, а о волке, поскольку это было единственное и последнее живое существо, которое он видел перед тем, как закрылись его глаза; поэтому он протянул руку, чтобы схватить зверя, который, по его мнению, в эту минуту должен был отгрызать его ногу или ляжку; хотя никакой боли и укусов старик не чувствовал, он уцепился за платье дочери и поклялся защищать свою жизнь до последнего вздоха.

— Мерзкое чудовище, — обратился барон к волку, растянувшемуся рядом с ним, — мерзкое чудовище, жаждущее моей плоти и алчущее моей крови, у меня, хоть я и стар; есть еще сила в руках, вот посмотришь… А, высунул язык, я тебя придушил!.. Да не ты первый!.. А-а! Пусть все волки Шервудского леса сюда сбегутся, пусть! А-а! Еще один, еще один волк! Пропал я! Боже мой, смилуйся надо мной! Pater noster qui es in…note 3

— Да он с ума сошел, совсем с ума сошел! — шептал Робин, оказавшись перед необходимостью выбирать между долгом и безопасностью; убежав, он бы покинул ту, которую поклялся доставить к Аллану, а оставшись, мог попасться в руки людей, прочесывающих лес и привлеченных криками безумца.