Побег из лагеря смерти - Харден Блейн

Да, безразличие южнокорейцев к перебежчикам типа Шина во многом объясняется стрессами. Но есть и другой фактор: раскол общественного мнения в отношении того, насколько рискованно находиться рядом с таким опасным соседом, как Северная Корея.

В зависимости от политических ветров и общество, и правительство Южной Кореи то закрывают глаза на выходки Севера, то вступают с ним в осторожную конфронтацию.

Пришедший в 2008 году к власти президент Ли ужесточил позицию в отношении Северной Кореи, прекратив почти все поставки гуманитарной помощи и увязав возможность продолжения сотрудничества с прогрессом в области ядерного разоружения и соблюдения прав человека. Результатом стали несколько жутковатых лет, отмеченных запусками ракет, замораживанием экономических отношений, перестрелками на границе и угрозами Севера развязать «тотальную войну».

До прихода президента Ли Мён Бака Южная Корея поступала в точности до наоборот. В рамках «Политики солнечного тепла» президенты Ким Дэ Чжун и Ро Му Хён летали в Пхеньян на переговоры с Ким Чен Иром, охотно осуществляли широкомасштабные поставки продуктов питания и сельскохозяйственных удобрений и шли на чрезвычайно выгодные для Северной Кореи экономические сделки. Эта политика строилась на игнорировании фактов существования трудовых лагерей и не предполагала попыток установить, кто на Севере нагреет руки на прибывающей с Юга гуманитарной помощи. Тем не менее Ким Дэ Чжуну она принесла Нобелевскую премию мира.

Такой шизофренический подход к проблеме сосуществования с Северной Кореей время от времени провоцирует достойные театра Кабуки акции на границе двух Корей. Перебежчики запускают в сторону своей родины воздушные шары с привязанными к ним записками с оскорблениями в адрес Ким Чен Ира. В этих листовках они сообщают, что он пьет дорогущее импортное вино и соблазняет чужих жен, обзывают его убийцей, рабовладельцем и дьяволом.

Я сам видел, как южнокорейская полиция защищала северокорейского перебежчика по имени Пак Сан Хак от атак взбешенных унионистов и университетских интеллектуалов, настаивающих, что единственно допустимой политикой государства в отношении режима Ким Чен Ира может быть только сотрудничество без угроз и конфронтации.

До завершения акции Пак успел двинуть одному из контрпротестантов по голове с такой силой, что на слух это было похоже на удар бейсбольной клюшкой по мячику. Потом он оплевал нескольких других, вытащил газовый револьвер и выстрелил в воздух. Потом его скрутила подоспевшая полиция. И все же он не сумел спасти от противников акции баулы с антисеверокорейскими листовками.

В итоге группе Пака удалось запустить только один из десяти аэростатов, а десятки тысяч листовок просто рассыпались по земле на этой стороне границы.

Первая моя встреча с Шином состоялась на следующий день после аэростатного фиаско. Его на акции не было. Уличные стычки не в его стиле. Он в этот момент смотрел фильмы об освобождении фашистских концлагерей войсками союзников. В одной из сцен бульдозеры выкапывали из земли трупы, которые пытался спрятать от всего мира Третий рейх.

– А ведь рано или поздно об этом же задумается и Ким Чен Ир, – сказал мне Шин. – Я надеюсь, что Америка хоть кнутом, хоть пряником, но сможет убедить Кима не убивать всех, кто сейчас сидит в лагерях.

Шин еще не сообразил, как будет зарабатывать на жизнь, где будет искать подружку и пр. Но он уже твердо решил, чему посвятит остаток своей жизни: он станет активистом-правозащитником и расскажет миру о существовании трудовых лагерей.

Для реализации этой цели он задумал уехать из Южной Кореи и перебраться в Штаты. Он принял предложение некоммерческой организации «Свобода в Северной Корее», финансировавшей его первую поездку в Америку, и готовился к переезду на юг Калифорнии.

Глава 23. США

И вот в один прохладный вечер на исходе лета в Лос-Анджелесе Шин – в красной футболке, джинсах и сандалиях – стоит перед группкой американских тинейджеров корейского происхождения. Внешне он совершенно спокоен и приветливо улыбается исполненным внимания сидящим в пластиковых креслах детям. Сегодня он выступает с лекцией в Первой пресвитерианской церкви города Торренс. Говорить он в этот раз, равно как и во время всех остальных публичных выступлений, будет о жизни в Лагере 14.

Вот уже больше года спонсоры из «Свободы в Северной Корее» отправляли его читать такие лекции и постоянно советовали тщательно готовить выступление и ответы на вопросы. Они требовали от него четких и логичных по структуре, эмоционально заряженных рассказов (предпочтительно на английском), способных встряхнуть американскую публику, привлечь волонтеров и, возможно, мотивировать людей жертвовать деньги на защиту прав человека в Северной Корее. Как сказал мне один из руководителей «Свободы в Северной Корее»:

– Шин может стать невероятно полезным активом для нашей организации и всего нашего движения в целом. «Ты можешь быть лицом Северной Кореи», – говорим мы ему.

Но у Шина уверенности в этом не было.

Он не подготовился к выступлению… Когда его представил один из сотрудников «Свободы в Северной Корее», он поздоровался со школьниками, а потом через переводчика спросил, есть ли у них какие-нибудь вопросы. Когда какая-то девушка попросила объяснить, как ему удалось убежать, на его лице появилась болезненная гримаса.

– Вообще-то это очень личная история и вспоминать ее мне не очень приятно… Я стараюсь говорить об этом как можно меньше, – ответил он.

Он очень неохотно рассказал о своем побеге – скупо, общо и коротко.

– История моей жизни очень печальна, – сказал он, уже минут через 15 заканчивая свое выступление, – я не хочу вгонять вас в депрессию.

Слушателям было скучно, потому что они почти ничего из рассказа Шина не поняли. Один парнишка (очевидно, силившийся разобраться, кто же такой был Шин и чем он вообще занимался в Северной Корее) задал последний вопрос: каково было служить в северокорейской армии? Шин поправил парня, сказав, что он никогда не служил Народной армии Кореи.

– Я был недостоин этого, – сказал он.

Посмотрев его выступление в церкви, я начал приставать к нему с расспросами о том, что с ним происходит. Почему ты хочешь быть борцом за права человека, если тебе так трудно говорить на публике обо всем, что с тобой происходило в лагере? Почему ты в своих рассказах опускаешь как раз те подробности, которые могут завести и заинтересовать аудиторию?  – Все, через что мне пришлось пройти, касается только меня и никого больше, – ответил он, отводя глаза. – Мне кажется, большинство людей просто не в состоянии понять, о чем я им рассказываю.  По ночам его продолжали преследовать кошмары. Своими криками он будил своих соседей по комнате в доме, снятом в Торренсе для волонтеров «Свободы в Северной Корее». Он отказывался от бесплатной помощи живущих и работающих в Лос-Анджелесе корееговорящих психотерапевтов. Отказывался записаться на образовательные курсы, тем более поступать в колледж.